Сквозь призму права. Судебные очерки, статьи, эссе - Геннадий Мурзин

Из постановления о возбуждении уголовного дела:

«Сирота А. А., будучи болен венерической болезнью – гонореей, достоверно зная, что Савельева Шура является малолетней, использовал беспомощное состояние последней, которая в силу своего возраста не могла объективно оценивать ситуацию и понимать характер предлагаемых ей действий; совершил с последней половой акт, заразив ее венерической болезнью».

Далее, как это у нас водится, заскрипела правовая система, медленно заработало следствие. И не только медленно, без спешки, но и неквалифицированно. Настолько неквалифицированно, что это было видно даже автору этих строк, не имеющему специальных юридических знаний. Не буду касаться грубых нарушений процедурных норм. Потому что их преподают в школах милиции и юридических институтах, но не все способны усвоить преподаваемые им знания – на то надобны кое-какие способности. Но что нужно, чтобы надлежащим образом проверить сведения, приводимые обвиняемым? Что тут-то сложного?

Например, Андрей сказал следователю, что он был судим, назвал время, место суда над ним, статью Уголовного кодекса назвал, по которой судили. Следователь, формы ради, обращается в информационный центр, находящийся в Екатеринбурге, откуда получает ответ, что Сирота А. в числе осужденных не значится. Этого для капитана милиции Е. В. Вагнер оказалось вполне достаточно, чтобы в обвинительном заключении написать: не судим.

Всего лишь два слова, однако они весьма существенны для суда при определении меры наказания. И вполне естественно, что среди прочих рекомендаций, содержавшихся в определении Свердловского областного суда, отправляя уголовное дело на доследование, была и такая:

«В связи с тем, что подсудимый утверждает, что он был судим, необходимо обратиться в судебные органы Ростовской области и получить оттуда копию приговора, приобщив его к настоящему делу».

Как просто, не правда ли? Не глупо ли следователю выслушивать столь банальную рекомендацию?

Следствие, понятно, устранило замечания. Но надо учитывать, что уголовное дело слишком деликатное и всякое продление с его рассмотрением усугубляет человеческую трагедию, связанную с будущим шестилетнего ребенка, который уже в таком возрасте понял, что существуют венерические болезни, что половые сношения бывают обычные и извращенные, что есть следователи и преступники.

Свердловский областной суд вернулся к рассмотрению данного уголовного дела. Заседание, кстати, проходило не в Екатеринбурге, а в далеких Таборах, куда лишь самолетом можно долететь.

Судьям, как я догадываюсь, было сложновато. С одной стороны, жертва преступления. С другой стороны, подсудимый, которому нет еще и шестнадцати и который уже во второй раз очутился на скамье подсудимых, причем, по таким статьям Уголовного кодекса, которые не обещают ничего хорошего.

Внимательно исследовав материалы уголовного дела в судебном следствии, выслушав доводы сторон, аргументы адвокатов и прокурора, Свердловский областной суд признал виновным Сироту А. А. виновным в совершении преступлений (изнасилование малолетней и заражение венерической болезнью несовершеннолетней), и приговорил к пяти годам лишения свободы с содержанием на первых порах в колонии для несовершеннолетних.

Срок не совсем тот, который предусматривают соответствующие статьи УК РФ. Все-таки минимум – восемь лет, а максимум – двадцать лет или даже пожизненное лишение свободы.

Суд определил срок ниже низшего предела, полагая и на этот раз, что несовершеннолетний Андрей должен иметь еще один шанс встать на путь исправления.

Я бы этого тоже хотел. Однако меня больше всего волнует судьба Савёловой Шуры. Насколько мне известно, реабилитация даже изнасилованной женщины проходит исключительно мучительно и зачастую нравственные последствия сказываются до конца жизни. А каково ребенку? Хватит ли сил у девочки забыть всю грязь, с которой она столкнулась уже в свои шесть лет? Не знаю, не знаю…

Портрет убийцы в интерьере

Еще каких-то пятнадцать лет назад отбор на руководящие должности (пусть и низового звена) в государственном предприятии, каковым по сию пору является Свердловское отделение железной дороги, проводился довольно-таки щепетильно. И образование требовалось, и навыки практической работы, и умение ладить с людьми (то есть, коммуникабельность), и моральный облик должен был быть на уровне советских стандартов, и национальность имела значение, и, конечно, партийная принадлежность.

Без всего этого и еще многого другого, составляющего анкету, никак невозможно было и шагу ступить. И все это при том, что оклад того же, допустим, мастера дистанции пути был смехотворен – 150 рэ, что в два раза ниже, чем у помощника машиниста электровоза, вчерашнего пэтэушника.

Так было. А сегодня? Наверное, многое изменилось, думал я, поскольку сейчас железнодорожники-монополисты живут вольготно, и у них самый рядовой монтер пути, забивающий в день по полтора костыля, зарабатывает не в пример иным и прочим, так сказать. А уж в смысле заработка мастера дистанции пути, то ему завидуют профессора.

Расчет мой был прост: отталкивался от известного марксистского постулата, что бытие, то есть зарплата, – определяет, сознание. Следовательно, поиск кандидатов на руководящую должность ныне организован еще щепетильнее, требования к ним еще выше. Прием же – исключительно на конкурсной основе.

Всяк, кто непосредственно не связан с кухней железнодорожной братии, так и подумает. Автор этих строк тоже так думал. До совсем недавних пор. Ах, какая же была для меня трагедия, когда миф о чудо-мастере вмиг рассеялся. Почему? Да всё потому!..

Как-то раз в отдел кадров Баженовской дистанции пути (контора находится на одноименной станции в каких-то нескольких десятках километров южнее Екатеринбурга) заявился красавец-мужчина тридцати шести лет от роду. Мужчина, как бы сказал Карлсон, в самом расцвете сил. Он предложил свои услуги, отрекомендовавшись крупным специалистом в области железнодорожного транспорта.

Правда, оговорился, что он не теоретик, а практик, что академиев кончать не довелось, так как «все детские и юношеские годы пришлось вкалывать, зарабатывая на хлеб насущный».

Начальник дистанции пути, на погонах которого три звезды и два просвета, охотно взял в штат новичка, поручив ему возглавить трудовой коллектив одного из околотков (околоток – это нечто, смахивающее на производственный участок или отделение в цехе). Предупредил, что кадры там – оторви да брось и мастеру надлежит крепко потрудиться, чтобы из разношерстной компании в желтых жилетах сделать сплоченный коллектив, нацеленный на обеспечение безопасности движения поездов. Намекнул начальник, что если повезет и он сильно постарается, то его околоток может статься завоюет почетное звание «Образцовый».

Все складывалось как нельзя лучше: Александр Борисович Новичков приступил к исполнению своих почетных и трудных должностных обязанностей.

…В поселке Верхнее Дуброво (поселок еще ближе к Екатеринбургу, чем сама станция Баженово) о нем вскоре же узнали многое. Преимущественно из-за его, как оказалось, богато насыщенного прошлого. На биографии, как говорили местные, пробы ставить негде.

Ему едва исполнилось четырнадцать, когда впервые столкнулся лоб в лоб с правоохранительной системой: в 1972 году Ленинский районный суд Екатеринбурга признал виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 144 ч. 2 (кража), и приговорил к трем годам лишения свободы. Там, за колючей проволокой, в колонии для несовершеннолетних, пробыл совсем недолго – пожалели пацана.

Поэтому уже в следующем, 1973 году, он вновь сел на скамью подсудимых. Опять же по своей коронной 144-й статье УК РФ Белоярский суд приговорил к трем с половиной годам лишения свободы.

Наступил январь 1978 года. Вновь тот же Белоярский суд судит парня за кражи (ст. 144 ч. 2) и за умышленное нанесение менее тяжких телесных повреждений потерпевшим (ст. 109 ч. 1) и приговаривает к четырем годам лишения свободы.

Спустя месяц, его, уже осужденного, вновь садят на скамью подсудимых, но уже по другому уголовному делу, – за кражи, совершенные в Екатеринбурге еще до ареста по предыдущему преступлению. Верх-Исетский районный суд приговаривает к трем годам лишения свободы.

Прошу обратить внимание: в четвертый раз осужден. Осужден, по сути, за одно и то же, то есть за кражи, сопряженные с мордобоем. Налицо явный рецидив. Однако его не только не признают особо опасным рецидивистом, но и всякий раз, страшно жалеючи, дают сроки минимальные.

Вышел в очередной раз на свободу в 1982 году.

Тюрьма становится для него, что мать родна. Поэтому вскоре в пятый раз выступил в качестве подсудимого, но теперь уже по другим статьям Уголовного кодекса (очевидно, надоело одно и то же) – 146 ч.2 (разбойное нападение) и 206 ч. З (злостное хулиганство). Получил тогда по приговору Верх-Исетского суда семь лет лишения свободы. И снова почти по минимуму наказали. Потому что только за разбой полагалось, максимум, пятнадцать лет лишения свободы.