Любовь с чистого листа - Кейт Клейборн

Я сглатываю и собираюсь с мыслями. Собираю все неподобающие мысли о ничем не прикрытом Риде.

— Можем выбрать что-то другое.

— Нет, одно слово… — пауза, — это честно. Только рукописные буквы?

— Что? Хочешь пойти легким путем?

— Увы, — отвечает он, и я уже начинаю пугаться количеству своих сексуальных фантазий в стиле «Антологии драмы». Увы, увы, увы. Он договаривает, и я думаю о сочетании «шейный платок». — Мы находимся в месте не столь знаменитом своими ремеслами.

Кажется, он это о центре Нью-Йорка. Городе фаллических небоскребов и людей со зрачками в форме доллара. Галстуков, а не шейных платков, что очень печально.

— Не только прописные, — говорю я, фотографируя меловую табличку кафе с чуррос, точнее букву «У» на ней. Уже знаю, какое у меня будет слово. — Я могу подстраиваться под правила.

Мы с Ридом решаем, что у каждого есть пятнадцать минут, чтобы найти буквы своего слова; по истечении времени мы разом отправим их друг другу. Сначала я в замешательстве: надо класть трубку и искать буквы поодиночке? Или будем искать их, не прерывая звонка, как бы вместе на расстоянии, и о чем-то говорить?

Вопрос снимается, потому что вскоре после запуска таймера Рид спрашивает, где я и как выглядит этот район, как будто хочет сократить дистанцию между нами. Я делаю снимки на ходу, стараюсь со всем красноречием передать настроение Парк-Слоуп ранним вторничным вечером. Гуляющие и школьники на тротуарах, машины «Субару» на и так загруженных улицах. Рассказываю, как, приехав сюда впервые, удивилась раннему закрытию некоторых магазинов. Идя по 12-й авеню, упоминаю любимую пекарню, которая работает до семи. Захожу в нее, озвучиваю Риду ассортимент капкейков и спрашиваю, какой мне выбрать, а он отвечает:

— Я нечасто ем сладкое. — От этого я смеюсь.

Заказываю «Обесточивание Бруклина» с четырьмя видами шоколада, но решаю не жевать во время беседы.

Рид тоже рассказывает, где находится. Но говорит, что не так хорош в описании, как я.

— Все выглядит, как деловой костюм. Вытянутым. Серым. Вечно занятым. Грязным.

— Когда-то я тоже так думала. — Снова делаю фотографию: милая строчная «е» с витрины пекарни. — Пока не переехала сюда.

— Да, но ты живешь в Бруклине. Он другой.

— Я не всегда жила в Бруклине. После переезда снимала квартиру на Манхэттене.

— Правда?

— Правда, умник, — поддразниваю я. — Эй, ты со своей крутой работой. Думаешь, я не могу себе позволить какой-нибудь Готэм? — Снова делаю фото, не до конца веря в то, что мы с Ридом вот так вот общаемся. Это даже лучше игры. Я гуляю одна, но в то же время совсем не чувствую себя одинокой.

— Я не это имел в виду. — Очередная долгая пауза. Интересно, он сейчас фотографирует? — Но… ты не ассоциируешься у меня с этим городом.

Он произнес «с этим» так, будто это балл в мою пользу; может, он и правда так думает. Может быть, Рид не хочет ассоциировать меня с серым и грязным в его глазах городом. Или дело в том, что мы познакомились в магазинчике канцелярии, который и сейчас недалеко от меня, а я работала над шрифтовым оформлением свадьбы, которая так и не состоялась.

Что-то начинает трезвонить, и Рид произносит:

— Время вышло. — Частично я даже рада. Понятия не имею, что бы я ему ответила. — Пропускаю даму.

Я пристраиваюсь под козырьком магазина, дальше от потока людей, чтобы отправить ему фото. Рукописные буквы вперемежку с напечатанными, но это не страшно. По правде, мне даже нравится то, как это выглядит, оно подходит под мое слово.

У-Д-И-В-И-Т-Е-Л-Ь-Н-О.

Когда фотографии загрузились, Рид молчит несколько секунд — наверное, просматривает их.

— «В» нравится мне больше всех, — говорит он, и я улыбаюсь. Мне тоже. Я сделала ее снимок третьей по счету и сразу же придумала для нее месяц — август.

Месяц моего рождения, кстати, но мы не занимаемся кражей персональных данных друг друга. Затем он спрашивает:

— Почему удивительно?

— У меня была встреча с новой клиенткой, — отвечаю я, выпуская ту часть, в которой все еще не могу успокоиться, что это принцесса Фредди. Думаю, он наравне с Лашель не поймет, кто такой поэт с запасом сэндвичей. — Я придумала игру, чтобы ей было легче принять решение, — на секунду я замолкаю. — Ты меня вдохновил.

Целую вечность он ничего не отвечает. А затем произносит очень приятную вещь:

— Вот это комплимент. Вдохновить художника.

Комплимент. Художника.

Из каких-то древних глубин самоподавления, которые есть в каждой женщине, у меня почти вырывается крик: «Да я же не художник!» Но я его обрываю. Я художник, и хороший. Слава богу, Рид не видит, как залилось краской мое лицо. Я говорю:

— Твоя очередь.

— Мое слово немного несуразное. Всего шесть букв.

— Не тяни время, рассказывай как есть.

Он вроде бы вздыхает.

Получив сообщения с буквами, я могу назвать еще одну причину, почему мой день удивительный.

— Ни фига себе! — восклицаю я, вызвав недоуменный взгляд женщины с ультрастильной детской коляской. Я виновато ей улыбаюсь и снова смотрю на экран. — Они все рукописные!!!

— Я прошелся до Саут-Стрит-Сипорт, — отвечает он, явно довольный собой. — Здесь много нарисованных знаков.

— Почему-то у меня такое ощущение, будто ты сжульничал! Ты шулер в этой занудной игре, про которую знаем только мы.

Вот бы Лашель была здесь. Она бы точно что-то сказала.

И в то же время, хорошо, что ее нет. Иначе на этой секретной игре с Ридом была бы не только я. Не только я услышала бы его смех впервые с нашего знакомства, такой приятный даже по телефону. Мягкий и низкий — даже не совсем смех. Смешок. Представляю себе это слово, нарисованное от руки: я бы изобразила его без верхних выносных элементов, чтобы все буквы стояли вровень. Я бы почти не оставила пространства между буквами, чтобы слово вышло таким же теплым и уютным, как его смех.

Только сейчас я смотрю