Все хорошо, что начинается с убийства - Шарлин Харрис

— Как вы себя чувствуете, мисс Бард? — спросил он, и я услышала его, хотя голос звучал странно, смахивая на гудение пчелы.

— Не знаю. Я не могу понять, что со мной случилось.

— Взорвалась бомба. В церкви Голгофы.

— Верно.

Я приняла это на веру, но впервые мысленно произнесла слово «бомба». Бомба, сделанная человеком. Кто-то и впрямь устроил это нарочно.

— Я Джон Беллингем. Из ФБР.

Он показал мне удостоверение, но у меня все слишком перепуталось в голове, чтобы понять, какое именно. Я переваривала услышанное, пытаясь все осознать. Мне подумалось, что, поскольку Клод и шериф выбыли из строя, ФБР вызвали для поддержания порядка. Потом мои мысли слегка прояснились. Бомба в церкви. Гражданские права. ФБР.

— Хорошо.

— Вы можете описать, что произошло прошлым вечером?

— Церковь взорвали, когда мы уходили.

— Почему вы пришли на это собрание, мисс Бард?

— Мне не нравятся голубые листки.

Он посмотрел на меня так, будто я спятила, и уточнил:

— Голубые листки?

— Бумаги, — сказала я, начиная сердиться. — Голубые листки бумаги, которые суют всем под «дворники» на лобовое стекло.

— Вы активистка, боретесь за гражданские права, мисс Бард?

— Нет.

— У вас есть друзья в черной общине?

Я задумалась, может ли Рафаэль считаться моим другом, и решила, что да, и осторожно проговорила:

— Рафаэль Раундтри.

Кажется, агент все это записывал.

— Вы можете выяснить, в порядке ли он? — спросила я. — И Клод? Он жив?

— Кто?..

— Шеф полиции, — сказала я.

Я не могла вспомнить фамилию Клода, из-за чего чувствовала себя очень странно.

— Да, он жив. Вы можете описать своими словами, что случилось в церкви?

— Собрание длилось долго. Я посмотрела на часы. Было восемь пятнадцать, когда я уходила, направляясь по проходу, — медленно произнесла я.

Агент все это тоже записал.

— Часы все еще на вас?

— Можете посмотреть и проверить, — равнодушно ответила я.

Мне не хотелось шевелиться. Он оттянул простыню вниз и посмотрел на мою руку.

— Они здесь.

Беллингем вытащил носовой платок, послюнявил его и потер мое запястье. Я поняла, что он отмывает циферблат.

— Простите, — извинился Джон, сунул платок в карман, и я увидела, что он испачкан.

Агент склонился надо мной, пытаясь разглядеть время, не трогая меня.

— Эй, да они все еще тикают, — жизнерадостно сказал он и сверил мои часы со своими. — Показывают верное время. Итак, было восемь пятнадцать, и вы уходили?

— Женщина рядом со мной собиралась что то сказать. А потом у нее не стало головы.

Агент выглядел серьезным и подавленным, но он понятия не имел, каково это. Я об этом задумалась, но и сама плохо понимала, не могла точно вспомнить… Я видела сверкающий край блюда для пожертвований, поэтому рассказала о нем Джону Беллингему. Я вспомнила, как со мной говорила Ланетт Гласс, и упомянула об этом, сказала, как помогла человеку встать, и знала, что прошла через церковь, чтобы найти Клода. Но я отказалась вспоминать, что видела во время своего путешествия, и по сей день не хочу этого делать.

Я рассказала Джону Беллингему, как нашла Клода и привела к нему Тодда.

— Это вы убрали светильник с его ног? — спросил агент.

— Полагаю, да.

— Вы сильная леди.

Он задал мне много других вопросов о том, кого я видела, конечно, прежде всего из белых людей, где сидела… Ла-ла-ла-ла.

— Узнайте насчет Клода, — велела я ему, устав от беседы.

Вместо этого он послал ко мне Кэрри.

Она так устала, что у нее посерело лицо. Белый халат Кэрри теперь стал грязным, очки были заляпаны отпечатками пальцев. Я была рада ее видеть.

— У тебя на ноге длинный порез. Несколько стежков и кусков лейкопластыря удерживают края раны. Еще у тебя легкое сотрясение мозга. По всей спине и на заднице синяки. Тебя явно чиркнуло по голове щепкой. Это одна из причин, почему ты выглядела так ужасно, когда тебя сюда принесли. Еще одна щепка отсекла тебе кусочек уха. Ты не будешь по нему скучать. В нескольких местах содрана кожа, но ничего серьезного, хотя все ссадины болезненные. Просто не верится, но сломанных костей нет. Как у тебя со слухом?

— Все звуки кажутся жужжащими, — с усилием произнесла я.

— Да, могу вообразить. Это пройдет.

— Значит, я могу уйти домой?

— Как только мы досконально разберемся с сотрясением мозга. Вероятно, через несколько часов.

— Вы же не собираетесь выставить мне счет за палату, поскольку я всю ночь провела здесь, в коридоре, да?

— Не-а, — засмеялась Кэрри.

— Хорошо. Ты же знаешь, у меня совсем небольшая страховка.

— Знаю.

Кэрри договорилась, чтобы меня оставили в коридоре.

Я почувствовала прилив благодарности и спросила:

— А что с Клодом?

— У него очень серьезный перелом ноги в двух местах, — начала Кэрри с посерьезневшим лицом. — Как и у тебя, сотрясение мозга. Он временно оглох. У него серьезно рассечена рука и отбиты почки.

— С ним все будет в порядке?

— Да, — ответила Кэрри. — Но очень нескоро.

— Ты, случайно, не лечила моего друга Рафаэля Раундтри?

— Нет. Или же лечила, да не запомнила его имени, что вполне возможно. — Кэрри зевнула, и я поняла, насколько она измучена. — Но я его поищу.

— Спасибо.

Через несколько минут пришла медсестра и сказала, что Рафаэлю оказали помощь и выпустили из больницы прошлой ночью.

Спустя пару-тройку часов женщина, добровольно помогавшая в больнице, подбросила меня к моей машине, все еще припаркованной в паре кварталов от развалин церкви Голгофы. Она была довольно вежлива, но я все понимала. Эта особа считала, будто я заслужила почти все то, что со мной случилось, пойдя на собрание в церковь черных. Ее поведение меня не удивило, и мне было совершенно на него плевать.

Мое пальто осталось в мусорной корзине, потому что сзади превратилось в клочья. В больнице мне дали огромную старую трикотажную куртку с капюшоном. Я с благодарностью в нее завернулась и знала, что выгляжу позорно. Моя обувь была в дырках, голубые джинсы обрезали, чтобы позаботиться о ноге, поэтому на мне были тренировочные штаны, еще более старые, чем куртка.

Хорошо, что пострадала левая нога, ведь это значило, что я могу вести машину. Идти пешком, черт возьми, даже шевелиться было больно. Мне так хотелось очутиться дома, запереться в своем обиталище, что я едва смогла выдержать дорогу.

Я припарковалась под собственным навесом для машины и отперла кухонную дверь с таким огромным облегчением, что почти могла ощущать его на вкус.