Неделя в Патриархии - Елевферий Богоявленский

Это ошибочное убеждение части эмиграции с крайними греховными выводами обуславливается неправильным представлением того, в чем сущность соглашения митрополита Сергия с Советской властью для регистрации Церкви. Ни о каком примирении не могло быть и речи, так как Православная Русская Церковь никогда активно не выступала против Советской власти. Она была просто гонима безбожной властью, как Церковь Христова самая могучая, притом жившая совместно с прежней государственной властью и чрез то ставшая для Советской власти в безосновательное подозрение существования в ней к себе враждебных действий. В действительности не совершено никакого вредного Церкви компромисса. А просто митрополит Сергий просил Советскую власть признать Патриаршую Церковь законно существующею религиозною общиною внутренно управляемою по своим правилам, священным канонам, и со своей стороны дал обязательство, что возглавляемая им Церковь ни явно, ни тайно не будет выступать против Советской власти. Последняя согласилась зарегистрировать ее на принятом для всех религиозных общин законном основании. Для Советской власти и теперь нет ни Церкви, как таковой, ни Синода, как церковного органа, ни митрополитов, ни епископов, ни священников, а есть только советские граждане, обязанные подчиняться гражданским законам, пред которыми все они ответственны наравне с прочими гражданами. И после регистрации Церкви контроль над членами ее нисколько не уменьшился и всегда возможно каждому попасть под всякой меры ответственность. Вот факт, подтверждающий это.

Заграницей существует убеждение, что митрополит Сергий свое первое послание составил в темнице, во время четвертого заключения, под давлением большевиков, приняв в него в готовой их формулировке некоторые их пожелания, за что и получил свободу. А в действительности со слов мне самого митрополита Сергия было так.

Соглашение с властями о легализации Церкви уже состоялось, послание было уже заготовлено, как вдруг его вызывают в Г.П.У. Там ему предъявили обвинение в нелегальном письменном сношении с эмигрантскими иерархами и в доказательство показали ему фотографию его частного письма, пересланного в частном порядке одному иерарху, впоследствии сделавшегося известным почти во всей заграничной церковной среде, и за это его, заместителя Председателя Синода, митрополита, посадили в тюрьму, где он просидел назначенное ему время и уже по выходе опубликовал свою ранее заготовленную декларацию.

Инициатива просьбы, следовательно, исходила не от большевиков, а от митрополита Сергия, и вся просьба была о легализации Церкви. Как же можно было говорить при этой просьбе об освобождении иерархов-узников, которых большевики считают политическими преступниками, тем более настаивать на том? Если бы инициатива переговора была от Советской власти, тогда иное дело. Им всем приходится отбывать назначенный властью срок пребывания в опальной ссылке. Этим и объясняется то, что сама по себе легализация Церкви никому из ее деятелей не дала амнистии и никто из них в связи с ней не возвратился на место. Отсутствие каких-либо обязательств в этом отношении со стороны Советской власти, конечно, не исключало права ходатайства митрополита Сергия пред властью за узников. Мне лично не пришлось спросить митрополита Сергия, сделано ли что-либо по этому делу, но в послании к своей пастве член Патриаршего Синода, Вятский Архиепископ Павел, говоря о деятельности Синода, между прочим отмечает, что Синод «ходатайствовал об облегчении участи лиц, осужденных в административном порядке по гражданско-церковным делам». Вышло ли что-либо желательное из ходатайства, я не знаю. Но относительно церковной чистоты в «соглашении» этот же Архипастырь говорит: «Пред Богом и святыми ангелами Его свидетельствую вам, что мы доселе ни в чем не отступали от Истины Православия, ни в чем не погрешили против вселенской канонической правды».

Об отношении Местоблюстителя, митрополита Петра, к вопросу о признании Советской власти я уже имел случай говорить выше.

В частности, какого мнения митрополит Петр о декларации митрополита Сергия, мы имеем более или менее достоверное сведение. С содержанием ее он познакомился по «Известиям», в которых она была напечатана полностью. Вполне понятно, что по положению ссыльного, лично самому из ссылки писать свой отзыв о ней невозможно. Молчание его и дало между прочим повод к толкам о недовольстве его этой декларацией. Но при мне в Патриархии был епископ Василий, викарий Рязанской епархии, который, возвращаясь из ссылки из отдаленной Сибири на пути заехал к митрополиту Петру и пробыл у него две недели. Вместе с братским приветствием митрополиту Сергию и Синоду митрополит Петр просил передать им, что по его мнению, это воззвание появилось в свет вполне своевременно, как подсказанное необходимостью современного момента исторического бытия родной нашей Православной Церкви. Это и засвидетельствовал епископ Василий в личном письменном рапорте, поданном Патриаршему Синоду.

Что касается митрополита Кирилла, то о нем в Патриархии известно, что он живет в далекой Сибири, здравствует, пользуясь услугами одной старицы монахини, которая, желая послужить иерарху-исповеднику, из Москвы отправилась туда. Ни в Патриархию, ни лично митрополиту Сергию он не писал ничего, по своему положению ссыльного. Но говорили, что кое-кому из частных лиц в Москве он писал краткие письма. Ни о таком или ином отношении его к митрополиту Сергию и его деятельности я в Москве ни от кого ничего не слышал. Если бы что-либо он писал неодобрительное по адресу заместителя, как активного возглавителя Церкви, то об этом говорили бы в Москве. Лично я допускаю возможность чего-либо в этом роде в сердце митрополита Кирилла; но это, могущее быть, лишено канонической принципиальности, а скорее может быть личным чувством, вызываемым положением ссыльного преклонных лет.

Один, возвратившийся из Соловков, узник-иерарх между прочим говорил мне о такого рода переживаниях тамошних узников.

«Когда освободили из темницы Патриарха Тихона, говорил он, то мы этому обрадовались и надеялись, что скоро и нас освободят. Нас не освободили и мы были уже недовольны на Патриарха, будто забывшего про нас. Вступил в местоблюстительство митрополит Петр, мы опять воспрянули духом, – не исходатайствует ли он и нам свободу. Этого не случилось, и мы говорили: «плохой Местоблюститель». Освободили из тюрьмы заместителя, митрополита Сергия, мы снова ожили надеждой, не будет ли и нам дана свобода по соглашению его с властями, что нам казалось вполне естественным и должным. И тут наши ожидания оказались напрасными. «Плохой и митрополит Сергий», – говорили мы себе в личном разочаровании. Тоже самое возможно допустить и в душе митрополита Кирилла, у которого могли быть и лично созданные поводы быть недовольным на митрополита Сергия. В одно время в заместительство митрополита Сергия, как об этом было слышно и заграницей, когда митрополит Кирилл был уже вблизи Казани, некоторые чрезвычайные церковные ревнители, не могущие разбираться в окружающей их атмосфере, пустили в ход агитацию за избрание в