Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) - Борис Фрезинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отмечая, что Эренбург «рисует Россию и большевистские потуги на преобразование всей человеческой жизни», берлинская газета «Руль» приходила к выводу: «Вся жизнь в стране, взбаламученная революционной бурей, представляется в этих повестях кошмарной бессмыслицей, в которой бессмысленно путаются и тонут даже люди, считающие себя руководителями жизни»[277].
Книгу эту однажды, в 1925 году, напечатали в Рязани, обманув местного цензора (ее напечатали под измененным названием «Акционерное общество „Меркюр де Рюсси“» — по заголовку третьего, цензурно самого невинного рассказа, который специально напечатали первым). Хитрость разгадали, когда книжка уже вышла, и тираж ее тут же конфисковали.
«Тринадцать трубок»Зато следующий сборник Эренбурга — книга новелл «Тринадцать трубок» — издавался в Советской России многократно — и полностью, и частями.
Замысел этой книги новелл, как уже говорилось, возник у Эренбурга в июне 1922 года в перерыве работы над романом «Жизнь и гибель Николая Курбова», когда Эренбург отдыхал на Балтике. 16 июня он сообщал Марине Цветаевой: «Отдых у меня чудной: позавчера начал новую книгу. „13 трубок“ (13 историй). Каких? Гнусно-мудро-трогательных. Пока написал 3… Возможно, что эта классификация чужих трубок (жизней) поможет найти некое равновесие»[278].
Осенью 1964 года в ответ на запрос одного московского филолога, писавшего диплом по «13 трубкам», Эренбург ответил ему, что воспринимает их «несерьезно», и рассказал:
«Я писал эти рассказы в дождливое лето по одному в день, чтобы вечером прочитать их двум скучавшим в эту дождливую погоду женщинам (речь идет о Л. М. Козинцевой-Эренбург и В. Л. Вишняк, отдыхавших с ним на острове Рюген. — Б.Ф.). Насколько я помню, мне хотелось показать, что интригу сочинить не трудно, и что это может заставить любого читать книги»[279].
Книга была завершена 3 июля, а в январе 1923 года ее выпустило все то же берлинское издательство «Геликон» (обложку сделала жена писателя, художница Л. М. Козинцева). Книга открывалась посвящением памяти Великого маэстро Хулио Хуренито, элегантно напечатанным по-испански. Именем Хуренито Эренбург как бы освящал новый труд, к которому относился с изрядной долей иронии. «Тринадцать трубок» — одна из самых популярных книг Эренбурга. Ее занимательность, притчевый характер, литературное мастерство, иногда ироническая, иногда пафосная назидательность обеспечили новеллам прочный успех. Эренбург в столь занимательную форму облек здесь свои размышления о многих важных вещах — о войне и мире, о любви и ненависти, о жизни и смерти, о добре и зле, об истине и заблуждениях, наконец, просто об игре случая в судьбе человека (о превратностях судьбы, выражаясь старинным слогом). Рассказы о реальных человеческих судьбах он сочетал с условным, иногда гротескным повествованием.
Не было критика, который бы не поражался исключительной плодовитости Эренбурга-. Забавно, что при этом многие рецензии на «13 трубок» начинались с признания: мы читали эту книгу, не отрываясь, запоем, восторженно, почему же, прочтя ее, ощущаем недоумение?[280] Занимательные новеллы — не философский трактат, удовольствие от этого чтения имеет иное последействие, от них не следует требовать больше того, что они могут дать.
Отметим, что в ту же пору в Петрограде западный фланг Серапионовых братьев (Лунц, Каверин) активно призывал русскую литературу к сюжетности — книги Эренбурга отвечали этому призыву. Но легкость, с которой были исполнены эти новеллы, настораживала, и серьезные критики признавали, что Эренбург «едва ли не впервые в русской литературе перестал возиться с домашними делами и семейными неприятностями и посягнул на „все человеческое и этот масштаб смеха — самое главное у Эренбурга“». Но в то же время отмечали, что Эренбург, «посягнувший на „все человеческое“, швырнувший в литературу несколько блестящих парадоксов и острых приемов, в сущности глубоко провинциален. Он оригинален снаружи и безнадежно банален изнутри»[281].
Книга новелл Эренбурга «13 трубок», которую автор несомненно недооценивал, пользовалась огромной популярностью[282]. Она издавалась в Советской России многократно — и полностью, и (чем дальше — тем больше) частями. Некоторые популярные «трубки» этой книги даже получали названия безотносительно к плану автора, который их попросту нумеровал. В 1929 году по новелле «Трубка коммунара» даже был снят одноименный фильм (режиссер К. Марджанов; «Госкинопром Грузии»). Похоже, что «Трубка коммунара» стала в Советском Союзе визитной карточкой тогда несоветского Эренбурга.
«Условные страдания завсегдатая кафе»Книга «Условные страдания завсегдатая кафе», сочетающая живой антураж быта разных стран с занимательностью новелл, была задумана Эренбургом в самом начале 1925 года. 13 января, отдыхая по завершении большой работы над романом «Рвач», он писал о новом замысле сразу в двух письмах: «Вскоре буду писать „Гид по кафе Европы“» и «Хвораю. Уже скучно без работы и вскоре, наверное, засяду за свой „Гид“»[283]. Чувствовал себя он довольно кисло: неопределенность с изданием книг, с перспективой их выхода в СССР, безденежье. 3 февраля Эренбург писал Полонской с некоторой долей иронии: «Я начал свой „Гид“. Но думаю бросить литературу и поступить гарсоном в кафе. Sic transit. А ведь так хорошо начал…»[284]. Через два месяца настроение изменилось, и Евгению Замятину он пишет о новой работе серьезно:
«Пишу сейчас рассказы. Нечто вроде „Гида по кафе Европы“. Поворот первый — романтизм. Это воздух Европы. М<ожет> б<ыть> приближение к юбилею 30-х годов (это мысли о петербургских повестях Гоголя и прозе 1830-х годов. — Б.Ф.). Здесь машины, даже налоги, все полно сдвига пропорций, этой предпосылки растрепанных фантастов. Поворот второй — стиль. Им (в России, конечно) занимались лишь народники, фольклористы, внуки Лескова и коллекционеры унтер-офицерских цидулек. Мы, „западники“, не достигли сплава языков „литературного“ и „газетного“. Над этим я бьюсь. Не знаю, выйдет ли что»[285].
География новой книги традиционна для Эренбурга — Франция, Италия, Германия и Советская Россия. Кафе, пивные, кондитерские, траттории, бистро. Трагические истории, кончающиеся смертью, у которой различные причины — итальянские чернорубашечники, беременная нацизмом веймарская Германия, французская любовь — за деньги, иногда почти благопристойная, иногда грязная, затем, конечно, биржевые страсти, азарт и разорение, или — сугубо гротескная смерть по воле маршана (след трагической судьбы Амедео Модильяни); погибают богатые американцы в Венеции и никому не нужные русские во Франции… Поначалу предполагалось написать 15 рассказов, получилось — 11 (об этом Эренбург сообщил 18 апреля «серапиону» Слонимскому).
В те годы Эренбург был увлечен искусством фотографии, и у него возник план издать книгу в виде гида, проиллюстрированного массой сделанных снимков кафе (еще 25 февраля он писал об этом В. Лидину); план этот, увы, не осуществился.
Долгое время Эренбург не мог остановиться на определенном названии книги (и нейтральное «В кафе», и бойкое, но неточное «Гид по кафе Европы» — не подходили), еще 18 апреля 1925 года книга, все 11 новелл которой были написаны, звалась «Условный рефлекс кафе»[286]. Издатели от рукописи отказывались (сколько-нибудь массовое русское издательское дело на Западе развалилось, в России же частные издатели всего боялись, а государственные не желали иметь дело с «буржуазным писателем»), Наконец после долгих проволочек удалось договориться с одесским издательством «Новая жизнь», и в начале мая 1926 года книжка вышла в свет (почему-то обкорнанная — напечатали только 10 новелл). С тех пор она не переиздавалась в России до 2001 года[287].
Эренбург опасался, что его обвинят в подражании французскому писателю Полю Морану, сборник рассказов которого «Открыто ночью» был тогда очень популярен во Франции и вышел по-русски в том же 1926 году. Но критика ни с кем Эренбурга не сравнивала; она была немногословна и крайне резка. «Ленинградская правда»:
«Мир рассматривается Эренбургом через скверно вымытый трактирный стакан. Недаром все происходит в кафе. Это стержень книги. Эренбургу не о чем писать. Поэтому язык его претенциозен и безвкусен, темы штампованы. „Условные страдания“ — услужливая и легковесная макулатура, всецело рассчитанная на мещанина»[288].
Рецензия в варшавской русскоязычной газете «За свободу» (27 июня) озаглавлена «Кофейный Вольтер», т. к. обыгрывала слова знаменитого парижского критика Эдмона Жалю, назвавшего Эренбурга «Вольтером наших дней». Московская «Печать и революция» устами Л. Войтоловского громила новую книгу Эренбурга как «бессвязное пустословие с такими развязно-бессильными потугами на ироническое глубокомыслие и парадоксальную хлесткость»[289].