В глуши - Оуэн Локканен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И ты мне не сказала? — возмущается Лукас. — Ты знала, что Алекса убили, и ничего мне не сказала?
— Решила, что так будет безопаснее. Не хотела, чтобы узнал убийца.
Лукас молчит, и Дон видит, что ему больно. Они стоят молча и снова пьют воду.
— Ну, спасибо, — говорит Дон, — что спас мне жизнь.
На южной стороне ущелья тропа круче, чем путь к каровому озеру у Вороньего Когтя. Дон и Лукас карабкаются вверх, рюкзак на плечах Дон то и дело угрожает перевесить и опрокинуть ее на самое дно ущелья, на верную смерть. Ноги гудят. Колени болят, руки немеют. Она себя очень жалеет.
(Лукаса так вообще ранили! А у него как будто все нормально.)
Дон и Лукас выбираются из деревьев навстречу снегу и ветру. Теперь достаточно светло, и фонарики им уже не нужны. Впереди снова голые камни, тропа помечена пирамидками. Дон помнит, что они будут идти по этому хребту еще несколько часов, потом спустятся к озеру, где у них был лагерь, потом заберутся на следующий хребет, более длинный, сойдут в лес и двинутся по тропе к базе.
Дон не забыла, как долго они добирались сюда от базы. Как она устала.
Она помнит, что как раз здесь они с Уорденом обменялись своими Историями. Они шли по этому хребту, только в другую сторону; впереди вырисовывался Вороний Коготь, вокруг было голубое небо и никакого намека на драму и ужас, которые ждут их на горе´.
Они с Лукасом все дальше уходят от Вороньего Когтя. Дон молчит, просто идет вперед, машинально переставляя ноги, и думает об Уордене, о том, как ее угораздило влюбиться в него. Она чувствует себя наивной и глупой. Она себя ненавидит.
Лукас спокойно шагает рядом с ней, ступая твердо, ни разу не споткнувшись, — золотистый ретривер, спешащий выполнить свой долг. Он больше не выглядит напуганным.
Они идут молча, уверенно пробираясь через недавно выпавший снег по тропе, отмеченной маленькими, наполовину затерявшимися среди камней пирамидками. Небо проясняется, снег становится все реже: теперь они видят по две пирамидки впереди, горы по обе стороны от хребта, долины между ними и черные как смоль озера.
Лукас молчит, Дон тоже. Какое-то время им кажется, что они совершенно одни — единственные люди во всем мире.
Ход мыслей Дон прерывает вой.
77
Воют вовсе не волки (хотя это было бы гораздо лучше). Жуткие, пугающие, эхом отдающиеся от дна ущелья звуки издают не дикие животные.
(Вой волков звучит по-своему романтично: одинокий, печальный, дикий. Услышанные сейчас жестокие ликующие ноты до смерти пугают Дон.)
Лукас оглядывается, и его глаза расширяются. Он резко толкает Дон на землю, и она падает на рюкзак.
— Какого хрена?
Лукас хватает ее за ремень рюкзака и затаскивает за большой валун. Из своего укрытия они смотрят в сторону Вороньего Когтя.
Буря почти закончилась. Коготь гордо возносится высоко вверх во всем своем зловещем великолепии. Он слегка припорошен снегом, но отвесные каменные грани так и остаются черными. Смотря на эту громаду, Дон не верит, что они добрались почти до самой вершины. Ей не верится, что, упав с одной из чернеющих скал, Эмбер могла выжить.
Теперь Дон видит и каровое озеро. До него и каменистой насыпи у берега две-три мили пути по открытой равнине.
Но вой вдалеке снова отвлекает ее внимание.
(Вспомните наглые, самодовольные ухмылки, которые постоянно красуются на лицах Брендона и Эвана. А теперь представьте эти ухмылки как шум, только еще более безумный, — вот на что похож вой.)
Дон понимает: Уорден рассказал остальным, что они с Лукасом возвращаются назад. И теперь по их пятам несутся Брендон и Эван.
Примечание автора
Вы не читали «Повелителя мух»? Или «Сердце тьмы»[2]?
Если читали, тогда вы примерно представляете, чего ожидать.
Все неписаные и негласные устои цивилизованного мира в дикой природе тут же рассыпаются.
Законы, которые должны вас защищать, теряют значение, когда рядом нет того, кто следил бы за их исполнением.
Некоторые люди в дикой природе перестают себя сдерживать, поддаются разнузданным первобытным инстинктам своей натуры. Они создают собственные общества с новыми правилами.
И, черт возьми, воют на луну.
78
Дон и Лукас были, естественно, не в курсе, но от общественного строя в их лагере камня на камне не осталось.
Они не видели, как Брендон и Эван вытаскивают Уордена из пепла кострища, как тот кашляет и давится, а потом, наконец, рассказывает им, что сделали Дон и Лукас.
Они не видели, как Брендон и Эван отправляются в погоню, как горят от предвкушения их глаза.
Стая убивала уже дважды. Алекс и Кристиан мертвы, их смерть сломала все устои. Законы и правила больше не имеют никакой силы.
Дон и Лукас не видят, но точно хорошо помнят, что Брендон и Эван с самого первого дня были отщепенцами, то и дело где-то прятались и не подчинялись ни одному правилу «Второго шанса». Ни один из них не хотел, чтобы эта программа его спасала. Конечно, им приходилось терпеть. Они не особо старались двигаться по иерархической медвежьей лестнице; и выйти из чащи они собирались точно такими же, какими зашли.
Уорден это заметил и обернул в свою пользу.
Брендон и Эван ждали именно этого. С ними больше нет ни одного взрослого, и появился повод.
Уорден сосредоточен на выживании и самосохранении.
А Брендон и Эван хотят сеять хаос, и так совпало, что сейчас интересы Уордена заключаются именно в том, чтобы посеять хаос.
Вот что с Брендоном с Эваном.
Вот откуда хаос.
Вот почему парни воют, словно животные: все оковы наконец сброшены.
79
Когда за тобой гонятся, все вокруг будто замедляется. Ноги с трудом продираются через снег, ты спотыкаешься или скользишь и почти падаешь. Пирамидки, которые служат тебе путеводной нитью, вдруг уменьшаются или совсем исчезают. Тропа испаряется.
А вой позади становится только громче.
Дон чувствует, как ее одолевает безнадежность. За ними неумолимо идут Брендон и Эван и не остановятся, пока не схватят.
А потом…
Лучше не представлять. Это будет жестоко. Жестоко и страшно, и она, скорее всего, умрет.
Дон не хочет сейчас об этом думать. Она старается ускорить шаг, не обращая внимания на боль в мышцах и усталость.
Судя по вою, Брендон и Эван скоро достигнут края ущелья. Перед Дон и Лукасом подъем к хребту. Они должны быстро забраться на него и перемахнуть через вершину к озеру, где Стая разбивала лагерь.
Делать нечего