Выбор из худшего - Алексей Иванович Гришин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец смолкли крики. Либо палачи решили сделать перерыв, дабы продлить противоестественную жизнь несчастного, либо тому повезло, и тогда прими, господь измученную душу.
Нет, не повезло. Дверь открылась, и двое дюжих тюремщиков аккуратно, словно хрустальную вазу, положили на соседнюю койку юношу. Похоже, ровесника.
Жуткие синяки, окровавленная одежда, но, кажется, врач успел с ним поработать. Во всяком случае, руки и ноги забинтованы, хотя кровь и пробилась сквозь аккуратные повязки.
– Пить! Пожалуйста!
Голос слаб, разбитые губы еле шевелятся.
Винс бросился к стоявшему у окна кувшину с разбавленным вином, попробовал влить в рот. Но, едва жидкость коснулась окровавленных губ, парня скрутила боль. Пришлось аккуратно раскрыть рот руками и вливать осторожно, чтобы не затронуть раны.
Потом подсовывать под него ночной горшок. Что-то все равно попадало мимо, и барон Эгримонт подтирал дерьмо собственной, на куски разорванной рубахой.
К вечеру сокамерник смог начать говорить.
Он оказался простым крестьянином. Ну… не совсем простым, долго прожил в портовых городах, где научился вполне сносно говорить на островном языке.
Когда работал в Кале у какого-то купца, нашел письмо с печатью самого королевского интенданта, попытался продать этому самому интенданту, но вместо денег получил обвинение в измене и вот эту тюрьму для самых опасных врагов Галлии. Теперь палачи подробно выведывали, кого Поль Пифо с этим письмом ознакомил.
Если бы было именно так, было бы легче – назвал человека, пытки бы и закончились. Но вот беда – нет таких людей. А палачи, они такие, недоверчивые, им уверенность нужна. Откуда ей взяться? Да все оттуда, из той самой комнаты, где Поля грели и факелом, и раскаленным железом, и много еще чем, что память напрочь отказывается держать в себе.
Чем еще Винс может помочь? Только разговорами. Нет, не о службе, разумеется. Но о красивых и богатых городах Империи, о матери и смешной маленькой сестренке. О жизни самого Поля, где смешались и крестьянский труд, и работа у купцов. И, у обоих, о первых девчонках, которые пусть и не подарили любовь, но, по мнению мальчишек, твердо ее обещали.
Вечером следующего дня тюремщик принес ужин. Надо признать, вполне достойный, который не грех выставить на стол и в гораздо, гораздо лучшей обстановке. Жареные каплуны, свежайшие овощи, лишь немного разбавленное вино.
– Ну что, щенки, готовьтесь! – обратился он к заключенным. – Тебе завтра вновь в гости к палачу. – Он громко заржал, искренне посчитав это остроумной шуткой. – А у тебя, – тычок корявым пальцем в Винса, – суд. Правый и скорый, как и исполнение приговора. Слышишь, плотники топорами стучат? Для тебя стараются!
Простолюдина пробила дрожь, ни о каком ужине уже не было и речи! Завтра. Снова боль, страх и лишь одна мысль – о смерти. Такой желанной, такой милосердной.
Сквозь пелену страха с трудом пробился голос. Чей? Соседа? Счастливый, он завтра лишь умрет. Ну что, что ему еще надо?!
– Поль, Поль, слушай меня! Не бойся, ты будешь жить! Им не за что тебя казнить. Да, страшно, но это не будет длиться долго. Долгой будет твоя жизнь. Я помогу, верь мне, я умею! Я отключу боль!
Как? Боль нельзя отключить, она вечна. Для него, Поля, она вечна!
– Успокойся, расслабься.
Винс уложил товарища на койку, поднял над ним руки – и Поля объяло тепло. Уютное и ласковое, очищающее мысли и успокаивающее саму душу. А Винс все говорил и говорил:
– Завтра не будет боли. Тебя не за что казнить, значит, приговорят лишь к каторге, с которой ты либо когда-нибудь выйдешь, либо скоро сбежишь. Я верю в побег, ты умный и ловкий. Но в любом случае запомни слова: «Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае». Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае. Ты приедешь на Остров, в Лондоне найдешь мою мать – баронессу Эгримонт или ее дочь. Подойдешь и скажешь: «Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае». А потом расскажешь обо всем, что здесь видел. Поверь, дальше тебя будет ждать счастливая жизнь. Запоминай: «Лучшие цветы Эдинбурга…»
Винс продолжил держать руки над головой Поля, повторял и повторял эту фразу, а тому становилось все лучше, последняя боль ушла, тело расслабилось, глаза закрылись и словно сквозь черную вату все звучали и звучали слова: «Лучшие цветы Эдинбурга расцветают в мае».
Утром Поль проснулся от грохота замка и открывающейся двери. Вошли аж четверо дюжих охранников. Винс, с черными кругами у глаз после бессонной ночи, поднялся и пошел к выходу. В дверях задержался, повернулся к товарищу и с неожиданной на изможденном лице улыбкой подмигнул.
Потом повернулся и пошел в черный провал тюремного коридора.
Остывшие каплуны, нетронутые овощи и вино так и стояли на столе. На них не хотелось даже смотреть.
Сколько прошло времени? Да кто ж его в тюрьме отследит. Судя по солнцу, давно минул полдень, когда во дворе загремели барабаны. Поль встал на опустевшую койку и увидел, как вокруг только что сооруженного помоста с виселицей выстроились солдаты. Распахнулась тюремная дверь, из нее вышли с завязанными сзади руками Винс и двое мужчин. Винс что-то сказал одному из них. Даже из окна камеры было видно, как оба улыбнулись. Приговоренных поставили на табуретки, накинули на головы сначала черные колпаки, затем петли.
Мужчины умерли сразу, более легкий Винс задергался. Тогда палач подошел и повис на нем. Все кончилось. Дальше смотреть не было сил.
Через какое-то время дверь в камеру отворилась с противным скрежетом.
– Все видел? – Де Камбре сел рядом на койку.
Поль не ответил, лишь утвердительно кивнул.
– Он был рыцарем, но он был врагом.
Вновь молчаливый кивок.
– Мы спасаем людей. Иной возможности у нас нет.
– Знаю. Что дальше?
– Завтра суд. Получишь десять лет каторги. И соберись, на суде все должно быть достоверно. А мы расстаемся надолго. Помни, помогать тебе никто не будет. Д’Оффуа даст инструкции по связи, а дальше все сам. Даже побег – сам. Сбежишь, доберешься до Лондона, найдешь баронессу. Все – сам. Иначе нельзя – погибнешь и провалишь дело.
Глава XV
Сержанту полиции С. Вида
О наблюдении за объектом «Тихий»
Объект «Тихий» принят под наблюдение в 19.32 на выходе из Морского порта. Прошел по улице Плотников, свернул на улицу Пекарей. Пройдя примерно до середины, свернул налево, на улицу Кузнецов, по которой вновь вернулся к Морскому порту и уже оттуда по улице Лудильщиков прошел к корчме «Веселый Джакоб». До полуночи из корчмы не выходил, в полночь наблюдение было снято по согласованию с инициатором.
Отдельное замечание – на улице Плотников зафиксирована кратковременная, около пяти секунд, остановка объекта. «Тихий» осмотрел желтый двухэтажный дом, после чего продолжил движение по указанному маршруту.
Старший группы НН «Ролан»
Вида задержал взгляд на этом рапорте,
