Воющие псы одиночества - Александра Маринина

Дина молчала, глядя в сторону. Слава богу, кажется, сегодня она в спокойном состоянии, скандалит, конечно, куда ж без этого, но, похоже, в буйство впадать не собирается, Надо бы показать ее врачу, психиатру, что ли…

- Ты будешь ужинать? У меня все готово.

- Нет, я попозже.

- Когда попозже, Диночка? Уже девять часов, папа со Славиком давно поели. Ты же не любишь наедаться на ночь.

И снова в ответ молчание. Все понятно, девчонка собралась ночью уходить, поэтому поздний ужин для нее не будет поздним. Дождется, пока Андрей уснет, и выскользнет из дому. Алю она не боится, знает, что сегодня Пасхальная ночь и тетка пойдет на Крестный ход, слышала, наверное, как Элеонора договаривалась по телефону с приятельницей из соседнего дома. Ну, а брат Славик вообще в расчет не принимается, он весь в отца, спит как убитый, артиллерийской канонадой не разбудишь.

- Хорошо, - Аля решила изобразить покладистость, - когда проголодаешься, покорми себя сама. Меня, вероятно, уже не будет дома.

- Куда ты собралась?

Глаза Дины прищурились, стали колкими и злыми, отчего ее некрасивое лицо сделалось похожим на уродливую маску. Такие маски Элеонора видела в европейских сувенирных лавках.

- Опять на свою позорную случку?

Вот мерзавка! Ведь знает же, что не на свидание тетка пойдет, а в храм, но все равно не упускает случая сказать гадость.

Аля выдержала паузу, чтобы успокоиться.

- Нет, на Крестный ход. Тебя устраивает?

- Ты же не веришь в Бога.

- Откуда ты знаешь?

- Ты - воинствующая безбожница, я тебя знаю всю жизнь, ты никогда не была верующей.

- Ты не можешь этого знать. При советской власти нельзя было признаваться, что веришь в Бога, можно было потерять работу. Поэтому многие скрывали свою религиозность.

- И ты скрывала?

Да что ж она прицепилась-то?! Конечно, Аля могла спокойно и подробно объяснить племяннице, как обстоит дело, но ей почему-то казалось унизительным объясняться и оправдываться перед девчонкой, возомнившей, что она может всех вокруг себя построить стройными рядами и заставить жить по собственным правилам.

- Диночка, вопросы веры - вопросы очень интимные, я не готова обсуждать их с кем бы то ни было. В конце концов, это мое личное дело и тебя никак не касается. Ты возражаешь против того, чтобы я сегодня ночью уходила из дому? Я могу остаться, если нужно.

Интересно, как она теперь выкрутится? Ведь если Динка собралась на свою таинственную гулянку, то должна быть заинтересована в том, чтобы тетки не было. Аля пристально вглядывалась в лицо девушки, но ни испуга, ни тревоги не заметила. Похоже, ей все равно. Неужели она ошиблась, и Дина никуда не собирается? Хорошо бы. Все-таки когда девочка дома, как-то спокойнее.

- Ничего мне не нужно! - неожиданно выкрикнула Дина, и Аля в смятении оглянулась на дверь: не прибежит ли на крик дочери Андрей.

Но брат, кажется, ничего не слышал, они со Славиком смотрели фильм, и сквозь тонкие стены доносились звуки выстрелов и скрежещущих тормозов.

- Не кричи, пожалуйста, - понизив голос, сказала Аля.

- Мне ничего не нужно, кроме одного: чтобы в доме был порядок, - продолжала Дина яростным полушепотом. - И чтобы деньги тратились только на то, что действительно необходимо.

- Диночка, если тебе не нравится, как я веду хозяйство, я могу уехать к себе и оставить вас одних. Тогда хозяйством будешь заниматься ты. Покупать продукты и готовить для двоих мужчин с хорошим аппетитом, убирать квартиру, стирать и гладить папины сорочки, он каждый день надевает свежую. Три раза в неделю стирать Славкину спортивную форму, потому что с тренировок он приносит ее насквозь мокрую от пота. Еще ходить в химчистку с папиными и Славкиными джемперами, свитерами и джинсами, раз в две недели относить в прачечную по три комплекта постельного белья, а потом его забирать. Кстати, если ты по-прежнему считаешь, что прачечная - это неоправданные расходы, стирай дома в машине, только потом придется по полдня гладить простыни и пододеяльники. Раз в месяц заполнять квитанции и платить по счетам. Раз в месяц мыть окна во всей квартире, в холодное время года - только с внутренней стороны, а в теплое - и снаружи тоже. И каждый день - слышишь? - каждый божий день надраивать сантехнику. Хочешь?

По глазам Дины было видно, что не очень-то она этого хочет.

- Есть еще вариант - можно нанять домработницу, если ты не хочешь делать все это сама. Но ей нужно будет платить, а я занимаюсь вашим хозяйством бесплатно, так что если я уйду, то выйдет еще дороже. Я веду хозяйство как умею, и я допускаю, что тебе не все нравится в том, как и что я делаю. Если ты готова предложить лучший вариант, я в свою очередь готова его выслушать и обсудить.

Этот разговор был далеко не первым, и Аля устала приводить одни и те же аргументы и произносить одни и те же слова. То ли Дина успевала все забыть, то ли эти разборки доставляли ей удовольствие, Элеонора Николаевна не понимала и с обреченной покорностью вела на протяжении двух лет одни и те же дискуссии со странноватой племянницей. Обычно в этом месте, после предложения нанять домработницу, дискуссия прекращалась. Так случилось и на этот раз.

- Ладно, извини, - пробормотала Дина. - Но ты можешь дать мне слово, что идешь не на случку?

Вот оно. Кажется, догадки Элеоноры были правильными. Интересно, Динка действует обдуманно, сознательно или чисто интуитивно, опираясь только на то, что подсказывает подсознание? «Дать слово». Дай мне слово, а потом его выполняй. Я заставлю тебя дать слово, а потом буду висеть над душой, требуя его выполнения, Ты будешь делать то, что я хочу. Ты будешь плясать под мою дудку. Я зажму тебя в жесткий колючий кулак, и никуда ты не денешься. Вы меня не любите и хотите от меня отделаться, но я вам этого не позволю. Похоже, то, о чем Аля говорила недавно матери, обретает видимые очертания.

- Я никому никаких слов не даю, - твердо произнесла Элеонора Николаевна. - Тебе придется просто поверить мне.

- А если я проверю?

Ну конечно. Она проверит. Учет и контроль. За каждым шагом. И сколько так может продолжаться? Если девочку вовремя не остановить, она превратит жизнь своих близких в ад. Но как ее остановить? Пойти на открытый конфликт? А как же Андрей? Ему и без того несладко. И кроме того, есть еще одно обстоятельство, которое нельзя не учитывать: психика Дины. Здорова она или расстроена? И как девочка поведет себя, если начать с ней войну? Не станет ли она опасной?

- Проверяй, - Аля равнодушно пожала плечами. - Ты можешь даже пойти вместе со мной и убедиться, что я иду в храм. Может быть, тебе после этого надоест блюсти мою нравственность,

Она демонстративно отвернулась к раковине и принялась мыть посуду, давая понять, что говорить больше не о чем. Дина еще немного посидела на кухне и ушла к себе.

Ближе к одиннадцати вечера Элеонора Николаевна начала собираться.

Достала, из шкафа единственную длинную юбку, купленную специально для посещения церкви в позапрошлом году, когда познакомилась с Инной Шустовой из соседнего дома. Свободная, из шелка с вискозой, темно-коричневая, с еле заметными бежевыми полосочками-штрихами - никогда подобная вещь не появилась бы в ее гардеробе, если бы не Инна. И в храм Аля ни за что не пошла бы, если бы не Инна, нуждающаяся в поддержке, а чаще просто в присутствии приятельницы. Элеонора Николаевна была твердой сторонницей внутренней честности в религиозных делах, глубоко верующей себя не считала и церковь не посещала, полагая, что Божьи заповеди можно и должно соблюдать и не будучи воцерковленным, а стоять на службе и делать вид, что идешь в ногу со временем, отменившим обязательный атеизм и введшим в моду показное православие, считала для себя неправильным. Однако ради соседки пришлось отступить от принципов.

В первый раз это случилось в позапрошлом году, на Пасху, когда Инна вдруг заговорила о том, что если Христос воскрес, то, может быть, и ее Танечка воскресла, и надо бы пойти если не на службу, то хотя бы на Крестный ход и помолиться о вознесшейся душе ее девочки.

- Сходи, - согласилась тогда Элеонора.

- А ты со мной пойдешь? - робко и в то же время как-то настойчиво спросила Шустова.

Аля растерялась.

- Не знаю. Я никогда не ходила.

- Ну пожалуйста, Эленька, пойдем со мной, а? Мне одной так одиноко, так тоскливо…

Але казалось, что для общения с Богом компания не нужна, но отказать она не смогла, уж очень жаль ей было соседку, потерявшую дочь.

Она купила длинную юбку, ибо среди ее вещей не нашлось ничего подходящего для посещения церкви, юбки были слишком короткими, а в брюках, как ей сказали, нельзя. И в одиннадцать вечера они с Инной Шустовой пришли на Пасхальную службу. Сперва Але было не по себе, она даже перекреститься не смогла - не умела, привычки не было, просто стояла и думала о своем, изредка поглядывая на подругу - как она? Не плачет ли? Не нужно ли вывести ее, успокоить, накапать валокордина, который Элеонора Николаевна предусмотрительно захватила с собой вместе с реланиумом и какими-то спазмолитиками. В какой-то момент ей показалось, что Инна сейчас упадет в обморок: та сильно побледнела и покачнулась, и Аля подхватила ее под руку и прижала к себе. В храме было душно, и подруге могло стать плохо не от сердечной боли, а от недостатка кислорода. Но Инна устояла на ногах, только глубоко вздохнула и отерла лоб ладонью. Когда вышли на воздух, Инна отдышалась и вместе с хором неуверенно подпевала: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробе живот даровав».