Четыре. История дивергента - Вероника Рот

– Голова есть не только у эрудитов, – парирую я. – Способность сохранять рассудок в стрессовых ситуациях – вот что должны развивать симуляции страха.

– Ладно-ладно, – произносит Макс, поднимая руки. Он выглядит обеспокоенным. – Четыре, мне жаль это озвучивать, но ты говоришь как параноик. Кто будет захватывать власть или пытаться нас подчинить? Фракции сосуществуют в мире дольше, чем ты живешь. Нет никаких причин, которые могли бы изменить данную ситуацию.

Я открываю рот, чтобы ему возразить. Почему он позволил Джанин Мэтьюз вмешаться в дела нашей фракции и внедрить ее слуг-эрудитов в нашу программу посвящения! А потом он стал консультироваться с ней насчет кандидата на должность нового лидера Лихачества, подорвал систему сдержек и противовесов[4], которая позволяла нам мирно сосуществовать. Но потом я понимаю, что выложить Максу все это – то же самое, что обвинить его в предательстве и показать, как много я знаю.

Макс мрачно смотрит на меня, и я понимаю, что он разочарован. В принципе он симпатизирует мне – по крайней мере, больше, чем Эрику. Но моя мать была права – Максу не нужен кто-то вроде меня, тот, кто способен думать самостоятельно, выбирать свой собственный курс. Ему необходим именно Эрик, который поможет им установить новый порядок во фракции. Им будет легко манипулировать, поскольку он все еще находится во власти Джанин Мэтьюз. Максу требуется подчиненный, который будет тесно с ним связан.

Вчера моя мать предложила мне два варианта – стать пешкой лихачей или остаться без фракции. Но есть и третий вариант – ни с кем не объединяться. Жить вне поля видимости и быть свободным. Вот чего я действительно хочу – один за другим избавиться от всех людей, которые хотят слепить из меня слугу или кого-нибудь еще. Вместо этого я намерен действовать сам – и всегда поступать по собственной воле.

– Если честно, сэр, я не думаю, что должность лидера мне подходит, – спокойно объясняю я. – И я сразу сказал вам, что я бы предпочел стать инструктором, а теперь я окончательно убедился, что мое место именно там.

– Эрик, ты не оставишь нас? – спрашивает Макс. Эрик, еле сдерживая ликование, кивает и покидает кабинет Макса.

Я не смотрю на него, но готов поставить все баллы на то, что он слегка подпрыгивает, идя по коридору. Макс встает и садится рядом со мной в только что освобожденное Эриком кресло.

– Надеюсь, ты сказал все это не из-за того, что я обвинил тебя в крошечной паранойе? – интересуется Макс. – Я просто переживаю за тебя. Я боялся, что под давлением ты перестанешь мыслить объективно. Я по-прежнему считаю тебя прекрасным кандидатом. Ты соответствуешь всем параметрам, ты продемонстрировал исключительное мастерство и развил навыки, которые мы тебе привили. Кроме того, ты мне очень симпатичен, хотя у нас найдутся не менее перспективные кандидаты. Кстати, фактор личных предпочтений весьма немаловажен в тесной рабочей среде.

– Спасибо, – отвечаю я. – Но так и есть. Я не справляюсь с давлением. А если я когда-нибудь стану лидером, давление только возрастет.

Макс грустно кивает.

– Что ж, – соглашается он. – Если хочешь быть инструктором для неофитов, я могу это для тебя устроить. Но работа – сезонная, имей в виду. Где бы ты хотел трудиться до конца текущего года?

– Я подумывал о диспетчерской, – быстро говорю я. – Оказывается, мне нравятся компьютеры. Не думаю, что патрулирование улиц привлечет меня так же сильно.

– Хорошо, – улыбается Макс. – Считай, что дело уже решено. Спасибо, что был честен со мной.

Я поднимаюсь и чувствую огромное облегчение. Макс выглядит обеспокоенным и понимающим. Похоже, он не сомневается во мне, моих мотивах и паранойе.

– Если когда-нибудь передумаешь, – заявляет он, – сразу же обращайся ко мне и не стесняйся. Такие, как ты, нам всегда нужны.

– Спасибо, – отвечаю я.

Даже несмотря на то, что Макс – самый худший предатель фракции и он, по крайней мере, частично причастен к смерти Амара, я испытываю благодарность по отношению к нему. Ведь он только что отпустил меня да еще проявил такую легкость. Теперь я свободен.

Эрик дожидается меня за углом. Когда я собираюсь пройти мимо, он хватает меня за руку.

– Осторожнее, Итон, – шепчет он. – Если проболтаешься о моих связях с эрудитами, пеняй на себя.

– Ты пеняй на себя, если еще раз так меня назовешь.

– Скоро я стану одним из твоих лидеров, – ухмыляется Эрик. – И, поверь мне, я буду очень пристально следить за тобой и за тем, как успешно ты внедряешь мои новые методы обучения.

– Ты ему не нравишься, в курсе? – спрашиваю я. – Я имею в виду Макса. Он кого угодно готов назначить на эту должность, лишь бы не тебя. Он не даст тебе двинуться больше, чем на дюйм в любую сторону. Удачи тебе с твоим коротким поводком.

Я выворачиваюсь из его хватки и направляюсь к лифтам.

– Да, – бормочет Шона. – Действительно плохой день.

– Ага.

Мы с ней сидим над пропастью, свесив ноги. Я кладу голову на прутья металлической решетки, которая не дает нам упасть и разбиться насмерть, и чувствую брызги воды на лодыжках, когда одна из буйных волн ударяется о стену. Я сообщил Шоне о своем отказе стать лидером Лихачества и об угрозах Эрика, но не стал рассказывать о своей матери. Как признаться кому-то, что твоя мать восстала из мертвых?

Всю жизнь меня пытались контролировать. Маркус был домашним тираном, и я не мог ничего сделать без его разрешения. Потом Макс хотел сделать из меня своего подпевалу. И даже у моей матери были планы на мой счет – чтобы я, достигнув определенного возраста, присоединился к ней и начал работать против системы фракций. Моя мать жаждет отомстить всем по неизвестной мне причине. И как только мне показалось, что я могу ускользнуть и сбежать из-под контроля, появляется Эрик. Теперь еще он напоминает мне, что будет следить за мной, если его назначат лидером Лихачества.

Я понимаю, что все, что у меня есть – краткие моменты бунта, которые принадлежат лишь мне одному, вроде тех минут, когда я был в Альтруизме и собирал вещи, найденные на улице. Татуировка, которую Тори делает мне на спине, та самая, из-за которой меня могут посчитать дивергентом, – очередной маленький бунт. Мне нужно продолжать искать эти крошечные моменты свободы в мире, в котором непозволительно даже смотреть по сторонам.

– Где Зик? – спрашиваю я.

– Не знаю, – отвечает Шона. – В последнее время мне не слишком-то хотелось с ним видеться.

Я прищуриваюсь.

– Ты могла бы просто сказать ему, что он тебе нравится. Серьезно, я не думаю, что он о чем-то догадывается.

– Но это очевидно, – возражает она, фыркая. – Может, он хочет бегать от одной девчонки к другой? В таком случае я не собираюсь быть одной из этих девиц.