Четыре. История дивергента - Вероника Рот

Макс покидает кафетерий вместе с тремя самыми старшими кандидатами. Эрик развалился напротив меня, и я замечаю, что теперь на его лице еще больше пирсинга, чем в прошлый раз, – у него проколоты все брови. Скоро Эрик превратится в подушечку для иголок. Возможно, он не случайно пошел на такое. Это его стратегия. Никто не примет его за эрудита.

– Мои глаза меня обманывают, или ты и вправду опоздал, потому что делал тату? – спрашивает он, указывая на края повязки, торчащие из-за плеча.

– Потерял счет времени, – отвечаю я. – А к твоему лицу прилипло столько металла! Тебе стоит провериться.

– Как смешно! – огрызается Эрик. – Не думал, что человек с таким происхождением обладает чувством юмора. Твой отец не похож на человека, который способствовал этому качеству.

Я чувствую укол страха. Он приблизился к опасной границе. Еще секунда – и он выпалит мое имя прямо посреди кафетерия, который кишит лихачами. Эрику явно приятна моя паника. Он хочет напомнить мне, что он знает, кто я такой. Вероятно, он будет использовать мое прошлое против меня – в любое время, когда пожелает. Я не собираюсь притворяться и делать вид, что мне наплевать. Теперь власть в его руках, и я не могу вернуть ее обратно.

– Мне кажется, мне известно о человеке, который поделился с тобой этой информацией, – говорю я.

Джанин Мэтьюз знает и мой псевдоним, и мое настоящее имя. Наверняка она выдала ему и то и другое.

– Я почти ни в чем не сомневался. – Он понижает голос. – Но, разумеется, мои подозрения подтвердились с помощью одного достоверного источника. Ты не настолько хорошо хранишь секреты, как думаешь.

Я бы мог пригрозить ему и заявить, что расскажу о его постоянных связях с Эрудицией, если он выдаст лихачам мое имя. Но у меня нет никаких доказательств. Кроме того, лихачи не любят ни Альтруизм, ни Эрудицию. Я откидываюсь в кресле и жду. Неофиты выходят друг за другом, как только их вызывают, и вскоре мы с Эриком остаемся одни. Макс заглядывает в зал и молча подзывает нас. Мы тащимся за ним в его кабинет, который я сразу узнаю. Я видел его на вчерашней пленке камеры слежения. Именно здесь он спорил с Джанин Мэтьюз. Я вспоминаю их разговор, чтобы приготовиться к тому, что будет дальше.

– Итак. – Макс кладет руки на стол, и я снова поражаюсь тому, как странно видеть его в столь официальной обстановке.

Его место – в тренажерном зале возле груши или рядом с Ямой у перил. Но не за низким деревянным столом в окружении бумаг. Из окна «Спайра» я смотрю в сектор Лихачества. На расстоянии нескольких ярдов я вижу край пропасти, куда я прыгал, когда выбрал Лихачество, и верх крыши, где я стоял перед испытанием. «Я выбрал Лихачество». Так я вчера сказал матери. Действительно ли это так?

– Эрик, начнем с тебя, – произносит Макс. – У тебя есть какие-нибудь идеи насчет того, что можно было бы улучшить в нашей фракции?

– Есть, – важно кивает Эрик. – Я думаю, что нужно внести некоторые изменения, касающиеся обряда посвящения.

– Какие именно?

– Лихачи всегда славились духом соперничества, – отвечает Эрик. – Соперничество делает нас лучше, выявляя наши сильнейшие качества. Я полагаю, что во время посвящения воспитанию этого чувства надо уделять гораздо больше внимания. В результате этого в нашей фракции останутся самые лучшие неофиты. В данный момент они борются только с системой, стремятся набрать пропускные баллы. Я же считаю, что им нужно бороться друг с другом за место в Лихачестве.

Я не выдерживаю и поворачиваюсь к Эрику. Ограниченное количество мест? Во фракции? Всего после двух недель тренировок?

– А что, если они вылетят из Лихачества?

– Конечно, тогда они навсегда останутся без фракции, – пожимает плечами Эрик. Я сдерживаю иронический смешок. Эрик продолжает: – Если мы исходим из того, что Лихачество – действительно самая мощная фракция и ее цели важнее, чем цели других сообществ, тогда само членство в Лихачестве должно быть честью и привилегией, а не просто правом.

– Ты шутишь? – взрываюсь я. – Люди выбирают фракцию, потому что имеют те же ценности, а не потому, что они уже владеют навыками, которым обучает фракция. Тогда ты будешь выгонять отсюда новичков, которые просто недостаточно сильны, чтобы запрыгнуть на поезд или выиграть бой. Будешь покровительствовать физически крупным и самым безрассудным неофитам, а не маленьким, умным и храбрым – так ты совсем не улучшишь фракцию.

– Уверен, что маленьким и умным будет хорошо среди эрудитов или среди серых Сухарей, – возражает Эрик, криво улыбаясь. – Мне кажется, что ты недооцениваешь наших потенциальных неофитов, Четыре. Система должна поощрять только самых решительных.

Я перевожу взгляд на Макса. Я жду, что он продемонстрирует свое разочарование. Я ошибаюсь. Макс наклоняется вперед и всецело сосредоточивается на проколотом лице Эрика, как будто он вдохновился его безумной речью.

– Интересный спор, – бормочет Макс. – Четыре, а как бы ты улучшил нашу фракцию, не ужесточив процесс посвящения?

Я качаю головой и снова смотрю в окно. «Ты ведь не из этих безрассудных глупцов, которые вечно ищут себе приключения», – сказала мне мама. Но именно таких типов Эрик и надеется увидеть в Лихачестве – сумасбродных неофитов, движимых одним адреналином. Если Эрик – один из прихлебателей Джанин Мэтьюз, то зачем она проталкивает через него такой план? Ах да, очевидно – ими легче управлять и манипулировать.

– Я считаю, что улучшить фракцию Лихачества можно, культивируя настоящую храбрость вместо безрассудности и жестокости, – отвечаю я. – Убрать метание ножей. Физически и морально готовить неофитов к тому, чтобы они могли защищать слабых. Обычные смелые поступки. Нам следует вернуться к этому.

– А потом мы дружно возьмемся за ручки и споем песенку? – Эрик закатывает глаза. – Ты хочешь превратить фракцию Лихачества во фракцию Товарищества.

– Нет, – заявляю я. – Я хочу быть уверен, что мы по-прежнему знаем, что значит думать о себе и брать на себя ответственность. Очередной всплеск адреналина нам ни к чему. Нам нужно просто думать. И точка. Тогда нами нельзя будет манипулировать или… контролировать извне.

– Ты говоришь как эрудит, – усмехается Эрик.

– Голова есть не только у эрудитов, – парирую я. – Способность сохранять рассудок в стрессовых ситуациях – вот что должны развивать симуляции страха.

– Ладно-ладно, – произносит Макс, поднимая руки. Он выглядит обеспокоенным. – Четыре, мне жаль это озвучивать, но ты говоришь как параноик. Кто будет захватывать власть или пытаться нас подчинить? Фракции сосуществуют в мире дольше, чем ты живешь. Нет никаких причин, которые могли бы изменить данную ситуацию.