Утро - Мехти Гусейн

Женщина повиновалась. Ничего "крамольного" под чадрой не оказалось. Мешади мог гордиться женой. Она искусно спрятала револьверы под складками широкого платья. "Умница", - мысленно похвалил Мешади жену.

- Вы свободны, сударыня! - сказал офицер. И приказал стражнику: Проводи ее до ворот и смотри, чтобы ничего не брала с собой из дому.

- Я буду ждать тебя у родителей, - сказала Зулейха, нежно глядя на мужа, и, проскользнув мимо жандарма, вышла из комнаты.

Мешади, будто удивленный задержкой, обратился к офицеру:

- Так чего же вы медлите, сударь?

В дверях показалась тетушка Селимназ. Узнав о приходе жандармов, она оставила свою стряпню и, как была, с засученными рукавами, так и вошла сюда. Встревоженная, она посмотрела сначала на сына, потом с воинственным видом направилась к жандармскому офицеру, и, глядя на него в упор из-под своих, все еще черных бровей, сказала:

- Чего это вы пристали к нему? Что вы хотите от моего сына? Почему не даете нам покоя?

- Ты займись своими делами, мама, - попытался успокоить ее сын.

Обернувшись к офицеру, он широким жестом обвел комнату.

- Приступайте, пожалуйста, к обыску. Но имейте в виду, если и на этот раз вздумаете извиняться за напрасное беспокойство, я ваших извинений не приму. И в самом деле, как только вам не надоест?.. Впрочем, вот это мой рабочий кабинет, вот библиотека, а вот мои бумаги. Не понимаю, что вам все-таки нужно от меня?

Жандармы, топтавшиеся в передней, по знаку офицера вошли в комнату. Начался обыск. Но это скорее был погром. Словно ураган пронесся по чистой квартирке. Жандармы грубо и бесцеремонно переворачивали все вверх дном, не считаясь с возмущенными возгласами тетушки Селимназ. Один отодвигал в сторону массивные часы с длинным маятником, другой, неуклюже взобравшись на приставную лесенку, срывал со стены ковер, третий кидаясь всем помогать, растаптывал на полу осыпавшиеся куски штукатурки, четвертый отодвинул диван на котором обычно отдыхал Мешади, и чуть не засовывал свой нос в каждую щель. А рядом еще один пришелец, вытянув все ящики письменного стола, сосредоточенно выбрасывал на пол кипы бумаг и писем. Порывистый осенний ветер, врываясь в открытые окна, подхватывал валявшиеся на полу листы исписанной бумаги, ворошил и разносил их по всей квартире. Разгневанный всем этим безобразием Мешади кусал губы, едва сдерживая себя, и сказал офицеру:

- Домашние вещи ни при чем, сударь. Прикажите своим людям обращаться с ними осторожнее. Ведь они не на улице...

- А в чем дело? - удивился офицер.

- Разве вы сами не видите?

- Ну, господин Азизбеков, тут уж ничего не поделаешь, обыск! - Он взял со стола томик Физули*, отпечатанный литографским способом, - Что это? Не коран ли?

______________ * Магомет Физули - гениальный азербайджанский поэт XVI века, выразитель прогрессивных идей своего времени, автор романтической поэмы "Лейли и Меджнун". Физули вел патриотическую борьбу за освобождение от влияния арабского и персидского языков.

- Нет, не коран, а нечто более ценное.

- Что же?

- Стихи Физули.

- Стишки? Стишков я не люблю.

- Даже Пушкина? Надеюсь, вы его знаете?

- Пушкина? - замялся офицер. - Ну, конечно... Его убили на дуэли...

- Да, к сожалению...

- Он не умел стрелять из пистолета.

- Вот и Физули тоже не умел. Но его слова разили сильнее пули. Вы понимаете меня?

- Я не задумывался над этим, - ничуть не смутившись, отмахнулся офицер. - Не будь этих бумагомарателей, не испортились бы так нравы, и люди не причиняли бы нам столько хлопот.

Небрежно бросив томик Физули на 'пол, офицер указал на переплетенный комплект журнала "Фиюзат"*.

______________ * "Фиюзат" ("Благо") - реакционный журнал, издававшийся в Азербайджане.

- А это что за том? Нелегальщина?

- Книга неопасная. Среди ее авторов много ваших друзей.

- Вот как?

Обыск затягивался. Уже Зулейха-ханум, не дождавшись мужа, вернулась от родителей домой. Жандармы орудовали теперь в спальне. Остановившись рядом со свекровью, она гневно наблюдала, как жандармы вываливают из шкафа ее платья, перекладывают подушки и одеяла. Было уже одиннадцать часов, когда офицер закончил просмотр книг и бумаг в кабинете.

- Вам придется опять попросить извинения, сударь! - насмешливо и с укоризной взглянул Азизбеков на жандармского офицера. - Как видно, у ваших осведомителей совесть не совсем чиста. Да и что, собственно, вы ищете у меня?

Офицер был расстроен неудачей. Он сразу размяк. Его прямое, как будто затянутое в корсет, туловище согнулось, колечки усов развились. Не зная, что ответить на насмешливую реплику хозяина квартиры, он тупо поглядел ему в глаза. Офицера душила злоба. Ему было очень не по себе. Уже в третий раз он уходит отсюда ни с чем.

Азизбеков сказал твердо:

- Прикажите своим людям расставить по местам мебель. А впрочем, не надо, - передумал он. - Пусть все остается, как есть. Я не потерплю больше такого издевательства и завтра же подам жалобу губернатору. Пусть придут чиновники и посмотрят, что вы тут натворили. И вам придется отвечать за свои непозволительные поступки!..

Насупившись, офицер круто повернулся и шагнул к выходу. Жандармы, осторожно ступая с пятки на носок, гуськом потянулись за ним.

После их ухода Мешадибек сразу же спросил:

- Куда ты девала револьверы?

- Передала Рашиду.

Азизбеков посмотрел на часы. До начала собрания оставалось всего полчаса. О том, чтобы принять-у себя товарищей, как это было условлено, не могло быть и речи Вряд ли полиция оставила сейчас дом Азизбекова без наблюдения. Мешади понимал это и не хотел подвергать опасности своих товарищей. Надо было срочно найти уголок, где можно было бы без риска встретиться. Но прежде всего нужно погасить наружный фонарь и поставить кого-нибудь на улице, чтобы предупредить своих.

Трудно было сыскать более подводящего человека, чем мать Мешади. Тетушка Селимназ знала всех товарищей сына в лицо и питала к ним самые добрые чувства. Накинув на себя чадру, она вышла из дому и, позвав дворника, попросила его погасить фонарь, висевший у парадной двери. Этот условный сигнал был известен всем членам подпольной организации.

А теперь надо было найти новое место, где собраться, и сообщить об этом товарищам. Квартира Рашида для конспиративных собраний больше не годилась. Со дня ареста Байрама вокруг дома Рахимбека с утра до поздней ночи фланировали полицейские агенты. Да и сам Ра-химбек был настороже и следил за всеми, кто посещал его сына. Если у Рашида засиживались гости, то сейчас же появлялся Гейдарали. "Что приготовить на обед, бек? - заискивающе спрашивал этот холуй. - Будет ли какое поручение на завтра?"

Слуга пытливо разглядывал гостей. Такой "полицейский надзор" в собственном доме бесил Рашида, и он не раз жаловался на это Мешади. Неприязнь к отцу росла в нем с каждым днем и перерастала в ненависть.

Что мог сделать Азизбеков за полчаса, оставшиеся до собрания? Попробуй-ка в такую пору найти место, гарантированное от всяких случайностей! Да и неизвестно еще, не притаился ли в темной подворотне юркий шпик, который, как тень, последует за тобой.

Однако Азизбеков не стал в тупик - ведь это был человек спокойный, уравновешенный, но привыкший действовать быстро и решительно. Дело, которому он посвятил себя, требовало от него не только трезвого расчета, но смелости и риска.

Мешади вышел на улицу. Фонарь у дома был погашен. Он подошел к поджидавшей его матери и шепнул ей на ухо последние наставления. Пройдя кривыми переулками, он добрался до мечети и остановился. Неужели он решил провести собрание здесь, в мечети, где с утра до вечера молились и проливали слезы "правоверные" мусульмане, - косные и невежественные люди, обманываемые и обираемые столь ненавистными ему дармоедами - муллами? Да, именно этот адрес он шепнул на ухо матери.

Ворота мечети закрывались на ночь, но никогда не замыкались на замок. Азизбеков хорошо был знаком со старым сторожем, жившим в тесной каморке тут же за оградой. В те времена, когда Азизбеков еще учился в реальном училище, дядюшка Ислам, теперешний сторож мечети, жил с ним по соседству. Ислам сильно привязался к мальчику. Дружеские отношения между ними продолжались и по сей день. И когда Азизбекову случалось проходить мимо мечети, он всегда останавливался и обязательно справлялся о здоровье старика. Но ему и в голову не приходило, что настанет день, когда обстоятельства вынудят его прийти к старику с просьбой разрешить провести в мечети собрание большевиков.

Поддерживая добрые отношения с дядюшкой Исламом, Азизбеков не преследовал никакой корыстной цели. Ему просто доставляло удовольствие разговаривать с видавшим виды стариком. И дядя Ислам, в свою очередь, всегда был рад встрече с Мешадибеком. Он знал, что Мешадибек "не в ладах с царем", и при удобном случае не стеснялся говорить о нем, как о человеке, "болеющем за народ". Он всегда хорошо отзывался о Мешадибеке. "Светлая голова... Не уронил честь и достоинство отца", - хвалил он Мешадибека.