Утро - Мехти Гусейн

Он открыто радовался и открыто говорил об этом, встречая знакомых:

- Я их немножко проучил...

По мнению Рахимбека, острастка нужна была рабочим. Он считал, что племянник больше уже не осмелится показываться на его заводе, что каждый сверчок теперь будет знать свой шесток и на заводе наступят мир и спокойствие. Он был уверен, что "облагодетельствованные" пятнадцатью процентами прибавки рабочие будут, как и раньше, молиться за его здоровье.

Простота и наивность Рахимбека рассмешила одного из его друзей табачного фабриканта.

- Мешадибек побоится показаться на заводе? Ха-ха!.. Бек, тебе перевалило за шестой десяток, а рассуждаешь ты, как малое дитя! У меня на фабрике сейчас сущий ад. Ты отделался пятнадцатью процентами, а с меня требуют двадцать. И знаешь, чьи это проделки?

-Чьи?

- Твоего племянника Мешадибека! Сам и кончика своего носа не показывает на фабрике, но всех прибрал к рукам.

- Не может быть! - Рахимбек так был поражен, что вытаращил глаза. Ведь он надеялся, что рабочие, получив прибавку, успокоятся. Неужели же они опять попадут под влияние Мешадибека?

И в самом деле, Азизбеков с каждым днем расширял поле деятельности. Как инженер, он работал мало. Зато на какой бы промысел, завод или мастерскую он ни приходил, везде рабочие встречали его как своего человека. Он говорил с ними на простом и понятном азербайджанском языке, произносил слова, которые глубоко запада ли в душу каждого, звал рабочих к объединению, объяснял, что только совместная борьба трудящихся всех национальностей принесет победу.

- Рабочие России - ваши братья! - говорил мусульманским рабочим Азизбеков. - И пока вы не будете заодно с ними, пока не откликнетесь на их зов, кулак предпринимателя не перестанет висеть над вашей головой. Враги мусульманских рабочих, стремясь раздуть пламя раздора, внушали вам, что все русские - гяуры на один аршин, что им принадлежит власть в государстве. И полицейские, и губернатор, и царь - все это русские. Но они умалчивали о том, что русский рабочий, угрожающий трону Романовых, несет свободу и нам с вами!

Азизбеков был глубоко убежден в своей правоте. И эта убежденность помогала ему найти верный путь к сердцам людей. Рабочий, который еще вчера не понимал, что хорошо и что плохо, и не имел перед собой ясной цели, сегодня готов был бороться рядом с Азизбековым за высокие идеи свободы, за социальную справедливость, за достижение своих классовых целей. По инициативе Бакинского комитета партии большевиков, для рабочих открывались теперь вечерние курсы, издавались книги, газеты, листовки. И вчерашний амшара, который слыл отсталым, тупым и невежественным, сегодня называл русского рабочего своим братом и плечом к плечу с ним становился в ряды борцов. Искры сознательности, зароненные в душу, разгорались.

По мере того, как росло влияние и авторитет Мешади Азизбекова в рабочей среде, увеличивалось 'и количество его врагов. Он знал, что полиция рыщет за ним по пятам, и был осмотрителен, следил за каждым своим шагом. Азизбеков учитывал, что чуть ли не на каждой улице города жили его многочисленные родственники и друзья. Конечно, среди них были и такие, как Рахимбек. Но большинство родни относилось к нему с уважением. Родичи гордились им высокообразованным Мешадибеком. Люди горячие, преданные, они каждую обиу, нанесенную Мешадибеку, сочли бы личной обидой.

Это внушало опасения полиции и всем тем националистам и бандитам кочи, кто не прочь был бы в темноте разделаться с Азизбековым. При случае было кому постоять за Мешади. Человек, рискнувший тронуть его хоть пальцем, вряд ли мог рассчитывать на снисхождение.

И не только родня, мало что знавшая о политической деятельности Мешади, встала бы на его защиту. По решению подпольной большевистской организации, возобновила свою деятельность и боевая дружина "Алое знамя". В нее входили теперь не только азербайджанцы, но также русские и армяне. Боевая дружина, созданная и усиленная Азизбековым, представляла собой внушительную силу, с которой не смогли не считаться представители местных властей. Нужны были серьезные улики, нужны были неопровержимые факты и доказательства, чтобы начать преследование инженера Азизбекова на основании закона. Поэтому представители власти прилагали немало усилий к тому, чтобы застать Азизбекова "на месте преступления". Они старались уличить Мешади в "крамоле" - в призыве и - подготовке рабочих к вооруженному восстанию. К их большой досаде, Азизбеков умело вывертывался и каждый раз ставил полицию в смешное положение.

Полиция знала, что в квартире Азизбекова встречаются подпольщики. Но накрыть "крамольников" не могла. Азизбеков поставил дело так, что, когда жандармы входили в ворота, участники собрания успевали скрыться. Снова застав Азизбекова, одиноко работающим за письменным столом, жандармы смущенно заявляли, что произошло недоразумение, и спешили ретироваться. Но у сыщиков нюх был, как у хорошей легавой. Они вели слежку за всеми, кто приходил и уходил от Азизбекова, заносили их в списки подозрительных лиц. Но все же не удавалось предпринять что-либо решительное из-за отсутствия прямых улик. А между тем, несмотря на непрерывное наблюдение, Азизбеков буквально под носом у жандармов встречался с нужными ему людьми, привлеченными в боевую дружину, и, более того, хранил у себя дома оружие, предназначенное для новых бойцов "Алого знамени".

У наружной двери, прямо под сенями квартиры Азизбекова, был закрытый погреб, который и служил арсеналом. Он был не очень просторный, и люк, который вел туда, закрывался крепкой деревянной крышкой. Пол в сенях был искусно выложен метлахскими плитками, и ни один, даже самый наметанный глаз не заметил бы в поверхности пола ничего подозрительного.

Бывали случаи, когда наиболее ретивые жандармы во время обыска поднимали коврик в сенях и разглядывали пол. Они с такой досадой писали после осмотра: "Погребов и подвалов нет", как будто Азизбеков обязан был завести у себя погреб, хотя бы для того, чтобы вознаградить их старательность.

После нескольких неудачных обысков Азизбеков почти успокоился. Он полагал, что полиция теперь явится не скоро. Но он ошибся.

Как раз в тот день он вернулся домой очень усталый. Жена подала ему в кабинет крепкий ароматный чай. Азизбеков пил его с удовольствием. Но, несмотря на усталость, он не забыл спросить жену:

- Ты послала сегодня передачу Байраму?

Зулейха-ханум заботилась о Байраме, как о родном человеке. К ней по очереди забегали жены рабочих и уносили приготовленный узелок с едой в тюрьму. И Зулейхе и женщинам, передававшим надзирателю продукты, очень хотелось бы проверить: попадают ли они в камеру Байрама? Но как узнать? Разумеется, Мешади не мог сам пойти в тюрьму проверить, он посылал иногда кого-нибудь из своих друзей-рабочих, которые и справлялись у подкупленного надзирателя. Тот, конечно, уверял, что все доставляется Байраму в целости. Однако полной уверенности у Мешадибека не было. Неграмотность Байрама мешала установить с ним связь. Иначе Мешадибек давно послал бы ему шифрованную записку и все в точности узнал бы. Все же он следил, чтобы передачи посылались регулярно.

Вот и сегодня он поинтересовался, ходил ли кто-нибудь с передачей в тюрьму.

Но жандармский офицер, показавшийся внезапно в дверях, не дал Зулейхе-ханум ответить на вопрос мужа.

- Господин Азизбеков, - сказал офицер, - я вынужден произвести у вас обыск.

Зулейха-ханум в испуге отошла в сторонку. Она стояла у порога спальни и, прижав руки к груди, устремила озабоченный взгляд на мужа. Ни Мешади, ни жена его никак не ожидали прихода жандармов. По телу женщины пробежала мелкая дрожь, хотя она и старалась казаться спокойной. Но Мешади хорошо понимал, как она волнуется. Только сегодня, по просьбе мужа, она достала из погреба два револьвера, и они еще лежали в спальне под кроватью. Оружие предназначалось для новых членов боевой дружины, од ним из которых был уже испытанный Азизбековым Аслан - молодой сын мастера Пирали.

Но Зулейха не растерялась. Спокойная уверенность мужа подбодрила ее, и она ждала его знака. Надо было как-нибудь вынести оружие из спальни.

- Тебе пора, Зулейха. Надень чадру и ступай, - сказал Мешади. Родители давно ждут тебя...

Зулейха-ханум все поняла. Она мигом проскользнула в спальню и, выйдя через несколько секунд в темной чадре, направилась к выходу.

- Простите, сударыня, - остановил ее жандармский офицер. - Придется вас обыскать.

У женщины подкосились ноги.

- Я не возражаю против обыска, - добродушно усмехнувшись, сказал Мешади офицеру. - Но я просил бы блюсти закон.

- Какой закон? - вспыхнул жандарм.

- Женщину должна обыскивать женщина.

- Это я без вас знаю.

- Если знаете, соблюдайте закон!

После некоторого размышления офицер обратился к Зулейхе:

- Сбросьте чадру, сударыня, только чадру. Я не притронусь к вам.