Золотой скорпион - Татьяна Ярославская

На одной из уже знакомых Мите Гуцуеву улиц Эдик остановил его и велел дальше идти одному.

– В розовом доме с белыми балконами, который я тебе показывал, войдешь в первый подъезд. Дежурной скажешь, что идешь на день рождения к Игорю Смолину в тридцать шестую квартиру. Это, – он указал на сверток, – подарок. Поднимешься на девятый этаж. Там за шахтой лифта – лестница и дверь на чердак. Откроешь дверь и отдашь человеку сверток. Спустишься вниз. Я буду ждать тебя у соседнего дома справа. Запомнил?

Митя кивнул. Задавать вопросы его отучили еще в горах.

В доме с белыми балконами бдительная консьержка поинтересовалась, куда он идет.

– К Игорю Смолину на день рождения, – ответил, как учили, Митя.

– В тридцать шестую? Ну, иди, милый, иди. А это что у тебя?

– Винтовка, – честно сообщил мальчик.

– Надо же, какая красивая! – сплеснула руками женщина. – Умеют же делать. Дорогая поди?

– Дорогая, – кивнул Митя и вошел в подъехавший лифт.

На девятом этаже он зашел за шахту лифта и на лестнице у чердака аккуратно развязал синий бант и снял, стараясь не шуршать, прозрачную обертку. Любовно погладил холодный металл и снял оружие с предохранителя, осторожно передернул затвор.

Потом открыл дверь на чердак и, не медля ни секунды, выстрелил в показавшегося в проеме киллера. Два выстрела, второй – контрольный в голову, сухо ткнулись в глушитель. Киллер остался лежать на своем рабочем месте. Место было выбрано давно: с крыши этого дома отлично просматривалось окно офиса крупного банка.

На лифте Митя Гуцуев вновь спустился на первый этаж. Он не хотел убивать консьержку, но не знал, что ей соврать. Что Смолина нет дома? Она позвонит в квартиру…

К счастью, старушки не было у входа. Митя вышел из подъезда беспрепятственно и повернул не направо, как велел Эдик, а налево. Обошел кругом розовый дом с балконами и соседнее здание. И выстрелил Эдику в спину. Никто не видел, как парень осел в кусты, за которыми прятался, поджидая выполнившего задание Митю.

Гуцуев снял с себя галстук, протер винтовку и положил ее под куст. Потом подумал, вытащил оставшиеся патроны и спрятал их в карман пиджачка. Снова протер оружие и оставил его под кустом рядом с трупом. Спокойным шагом он вышел из двора, завернул за угол и только тогда бросился бежать.

Мите Гуцуеву было тогда восемь лет.

Митька замолчал. Кузя говорить не мог совсем.

– Кузь, можно я покурю? Я аккуратненько, никто не увидит.

– Мне тоже дай сигарету, – выдавил Ярочкин.

– Ты ж не куришь…

– Закуришь тут, когда полковое знамя сперли.

– Чего сперли?

– Ладно, проехали.

– Я не брал, – пожал плечами Митька.

Поднявшийся ветер трепал ветви сирени, они шелестели тревожно и тоскливо. Митька сидел неподвижно, уставившись в одну точку, куда-то вдаль за кованый забор детского дома. У Кузи Ярочкина вся душа превратилась в огромную ледяную глыбу. Он ошеломленно косился на Митю Гуцуева, мальчика-киллера, малолетнего невольного убийцу, сына боевика. Жизнь этого ребенка – сущий кошмар. Перейти ему дорогу – не дай Бог!

В раннем детстве, когда он еще жил с родной матерью, Кузя хлебнул немало горя, мать сдавала его напрокат богатым извращенцам. Но он не мог даже представить, что все познается в сравнении, что может быть хуже, гораздо хуже. Кузе повезло, на его жизненном пути оказались Тимка и его мама, которая вырвала его из кошмарной семьи. Кузя, конечно, и раньше был благодарен ей за все, что она сделала, но только теперь понял, как же ему повезло!

– Господи, спасибо тебе! – выпалил Ярочкин, глядя в прогалины листвы.

– Что? – встрепенулся Митька.

– Представляю, как ты ненавидишь своего отца?

– Я такого не говорил. Я его уважаю.

– Уважаешь?!

– Конечно. Понимаешь, когда война, люди думают, что только они правы, а их враги нет. И почему-то считают, что именно враги живут неправильно, а не они сами. Никак не могут или не хотят договориться и оставить друг друга в покое. Потому и воюют. И отец, и те боевики, что в лагере, и те, что в Москве, они же уверены, что правы, что за свою землю воюют, за свою свободу. Надо еще разобраться, кто к кому первым полез: они к русским или русские к ним. Отец для своего народа был герой, так как я могу его ненавидеть? Я должен тоже быть героем для своего народа. Только я еще не разобрался, который народ – мой.

– Мить, надо найти твою маму!

– Нет, – покачал головой мальчик. – Ничего не надо. И ты мне ничего не обещай, понял? Ненавижу тех, кто обещает и не выполняет свои обещания. Сам найду. Накоплю денег, уеду и найду. Если б моего таракана не украли, я б давно уехал.

– Что украли?

– Ничего. Ничего! Слышь, пошли жрать. Сегодня селедка с картошкой.

Не дожидаясь ответа Кузи, Митя поднялся и пошел в сторону столовой.

Кузя тоже встал со скамейки, но ноги у него были, как ватные, и идти не было сил.

Глава 33

Зайцев извелся, дожидаясь Шарипа. У него не было никаких сил сидеть в кабинете, хотелось куда-то бежать, что-то делать, как-то защищаться. Но как? Признаться милиции, что ведет скрытое наблюдение за Садовским? Нет, это немыслимо!

– Шарип! – закричал проректор, как только Зареев вошел в его кабинет. – Ты только посмотри, что говорит этот несчастный! Только посмотри! Он в тюрьму меня засадить хочет!

Проректор метнулся к компьютеру, но никак не мог справиться с программой и найти нужное место в записи. Зареев мягко отстранил его и сам уселся в кресло.

– Сегодня? Во сколько?

– Утром! Около одиннадцати…

Шарип нашел нужный кусок.

– С младшим Каримовым?

– Да! Ты только послушай.

Зареев перевел запись назад, на тот момент, когда никого еще в кабинете ректора не было.

Открылась дверь. Появился ректор.

– Проходи-проходи, Тимур, садись. Ты ведь работаешь в милиции…

– Нет. Прохожу практику. Я сообщал в деканат.

– Ладно, я понял. Тимур, мне нужно срочно кое-что рассказать о вчерашнем. Я тут подумал и вспомнил. Это важно.

Садовский задумчиво потирал подбородок и в нерешительности топтался возле своего стола, а в кресло не садился.

– Виктор Николаевич, вам нужно обратиться к следователю. Я дам вам его телефон, договоритесь о встрече и все ему расскажете.

– Нет! Нет, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я был у следователя. Это может повредить мне. И расследованию. Да, расследованию.

Зареев видел, что Тимур держится напряженно и смотрит на собеседника с недоверием. Неудивительно, студент вряд ли часто чувствует себя комфортно в кабинете ректора, да еще ректор ведет себя, по меньшей мере, странно.

Садовский еще немного помялся и, наконец, выдал:

– Я знаю, кто мог убить, вернее, знаю, кто убил Давыдова.

На экране компьютера уже сменилась картинка. Тимура не было, а Садовский, стоя спиной к камере у стенного шкафа, наливал что-то в рюмку. Слышно было, как горлышко бутылки позвякивает, значит, руки у него дрожат. Это хорошо.

Зареев щелкнул кнопкой и вернул изображение в режим реального времени. В кабинете ректора сейчас никого не было.

Зайцев уже выпустил весь пар и в присутствии Шарипа не нервничал, как раньше, его недавняя паника казалась ему почти смешной. Но ведь такое обвинение псу под хвост не выкинешь!

– Садовский не вас подставил, а себя, – в такт его мыслям произнес Зареев. – Даже этот мальчишка понял, что ректор врет. Вы же видели, какое у Тимура было лицо, будто он с сумасшедшим разговаривает.

– Я должен сказать в милиции, что все это ложь! И на ученом совете тоже.

– Скажите, – кивнул Зареев. – И не забудьте уточнить, откуда вам известно содержание этого разговора. Хорошо же мы будем выглядеть, когда станет известно, что мы шпионим за ректором.

– Да я и сам думал… Но что же делать? Оставить все так? А вдруг в милиции поверят Садовскому?

– Но вы же не были в кладовке, где убили Давыдова, вы его не убивали, верно? Чего вам бояться, если вы не виновны?

– Мне сейчас мало быть невиновным! – взвился проректор. – Я не желаю, чтобы на меня пала хоть какая-нибудь тень! Я хочу сказать им…

– Хорошо, вы пойдете в милицию и скажете там все, что хотите. Но позже. Сначала мы заставим Тимура Каримова рассказать все, что он сегодня услышал в ректорском кабинете.

– Он не скажет.

– Скажет. Все скажет. Может быть, не мне и не вам, но обязательно скажет. А вы держите себя в руках. Во вторник ученый совет, от которого будет многое зависеть. Вы должны выйти на него в разы более достойной фигурой, чем Садовский.

– Ох, Шарип, – тяжело вздохнул Зайцев. – Скорей бы эти выборы прошли, что б там ни решилось. Такое напряжение… Да убийства еще эти. Каждый день иду на работу и не знаю, что меня ждет.

– Вам-то что может угрожать? На работу вы ездите на машине, через недострой не ходите.

– Давыдов тоже не ходил. Скоро я с ума сойду от всего этого. Знаешь, мне сегодня показалось, что она по столу ползет.