Золотой скорпион - Татьяна Ярославская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В университете перспективных технологий обязанности ректора исполнял теперь Анатолий Иванович Зайцев. Вуз все же решили перепрофилировать, работа шла под контролем вице-губернатора Сычева и заинтересованного в этом деле Ильдара Каримова. Перспективную идею Шарипа Зареева о подготовке научных кадров для себя Ильдар все же решил воплотить в жизнь.
Но Маша все-таки предложила Тимуру забрать документы и перевестись на юридический факультет Демидовского университета, сын сразу же согласился: учиться в вузе, который навевал на него мучительные воспоминания, он не хотел.
Сегодня утром Рокотова побывала в центральном офисе «Дентал-Систем» и с умилением смотрела, как на тяжелую дубовую дверь вешают новую табличку: «Финансовый директор к.э.н. Павел Андреевич Иловенский». Она до сих пор даже не знала, что Павел – кандидат экономических наук. Оказывается, он согласился работать у Ильдара в тот день, когда Маша выгнала его из своего дома по собственной дурости, и его отставка не была спонтанным решением. В коттеджном поселке по соседству с Каримовым Иловенский купил большой дом. В нем должно было хватить места всем: и Маше, и ее сыновьям, и матери Павла, и его племяннику Витьке. Переезд был намечен на конец августа, а пока Кузя командовал обустройством нового дома.
Антон Ильич Елабугин сидел за столом в своей лаборатории, подперев кулаками щеки, и задумчиво смотрел на клетку с белыми мышами. Мыши дружно грызли кукурузный початок.
Маша поздоровалась и подсела рядом. Мыши косились на нее красными глазами, но есть не переставали.
– Что вы решили? – осторожно спросила Рокотова.
– А что я мог решить, – тяжело вздохнул Елабугин. – Не хочется менять свою жизнь. Кто еще станет держать меня в таких тепличных условиях, как Ильдар Камильевич?
– Да он на вас просто молится, – заверила его Маша.
– Знаю. Вы не думайте, я не в обиде на него, за то, что он тут орал, но, понимаете, Маша, он коммерсант, а я ученый. Он обязан думать о прибыли, а я о будущем человечества. Я не мог не уничтожить эту тварь. Не мог! Мне теперь вообще кажется, что вы были правы.
– Я?
– Да, вы были правы, когда переживали из-за вашей мамы. Нет-нет, не бойтесь, с нею все в порядке. Просто технический прогресс несет в себе не только плюсы для человечества, но и минусы. Огромные минусы. Посмотрите, новые технологии еще только зарождаются, мы делаем первые шаги, но уже не можем ничем управлять.
– Но Скорпион и Стрекоза созданы не вами, для того, чтобы управлять ими, надо было их долго изучать и расшифровывать, а то, что делаете вы…
– Нейротранслятор, который создали мы, ввел Давыдову в состояние комы, – напомнил Елабугин. – Когда я говорю «мы», я имею в виду «люди». Не важно, кто именно. Стрекоза не должна была направо и налево отстреливать капсулы с информацией, но ее просто-напросто уронили на пол, и кнопку спуска заело. Скорпион, наверняка, не должен был самостоятельно перемонтировать собственную электронику и заниматься поиском потенциальныхубийц и их жертв. Конечно, он изначально был создан как оружие, но оружие, управляемое человеком. Эта невозможность контролировать даже простейшие разработки ужасает меня настолько, что мне кажется, надо остановиться и не пытаться идти дальше.
– А как же медицина, биология, химия? Как же лекарства-нанороботы, обновление органов и жизнь до трехсот лет?!
– А нужна ли человеку жизнь до трехсот лет? Вот мне всего-то чуть за семьдесят, а я уже начинаю уставать от жизни. Иногда мне хочется, чтобы она меня уже отпустила, оставила. Главное ведь – не сколько лет проживет человек, а как он их проживет. Триста лет! Хорошо, если за столь длинную жизнь человек сделает больше добрых дел, а если он успеет совершить гораздо больше злых? Как мы станем решать, кто достоин жить долго, а кто нет? Долгую жизнь смогут обеспечить себе не самые достойные, а самые обеспеченные, не духовно, а материально богатые.
– Все равно прогресс не остановить, – покачала головой Маша. – Нужно, чтоб хоть двигали его такие люди, как вы: умные, честные порядочные. Тогда он пойдет в ту сторону, в какую нужно.
– Кому нужно?
– Ну… Не знаю, всем нам, нашим детям.
– Кстати, о детях, вы бы поберегли себя, Маша. Вам сейчас лишние переживания ни к чему, а у вас последнее время так много стрессов.
– Так ведь мои дети выросли, – засмеялась Рокотова.
– Но вы же опять беременны.
– Я?! Нет.
– Да.
– Да нет же!
– Так вы еще и у врача не были? Зря, сходите. Я в таких вещах никогда не ошибаюсь.
– Но как же вы определили? Откуда?..
Она совсем растерялась, все недомогания последнего времени предстали перед нею совершенно в ином свете. А ведь Елабугин может оказаться прав! Маша завертела головой в поисках какого-нибудь необыкновенного прибора, который помог академику разгадать ее тайну прежде, чем она о ней узнала.
– Это не наука, Машенька, и не техника. Это стариковский жизненный опыт. Штука посильнее золотого скорпиона. Ну-ка вытяните руки.
Рокотова протянула к нему руки ладонями вверх.
– У вас будет девочка.
Глава 60
– Я уезжаю, – прошептал Миша Кациев.
– Счастливого пути.
– Только ты не думай, я буду к тебе приезжать каждое лето.
– Спасибо тебе, Митя.
– Я не Митя, я Миша.
– Я все равно буду всегда помнить и любить тебя.
– А хочешь, я и зимой стану приезжать…
– Нет, приезжай лучше летом. Мы сможем побыть вдвоем, поговорить.
– Я Кузю попросил, чтобы он о тебе заботился. Ты береги себя. Обещай!
– Обещаю.
– Я так хотел бы, чтобы ты поехала с нами, но все говорят – нельзя.
– Нельзя, милый. Я ведь здесь живу. Это моя земля, моя родина.
– А моя родина там. Ты меня точно не забудешь до следующего лета?
– Я тебя до конца жизни не забуду. Не бойся, поезжай.
– Мне было так хорошо с тобой, ты одна меня понимала, когда мне было плохо…
– Не вспоминай, как тебе было плохо. Это никогда больше не повторится. Представь, что это была долгая-долгая зима. А теперь она кончилась. Ты перезимовал, набрался сил и теперь возвращаешься в весну, в лето, назад в жизнь.
– Назад в жизнь?
– Я от всего сердца желаю тебе счастья, мой мальчик.
Зеленые ветки склонились над Мишей Кациевым, обнимая по-матерински нежно, а листья продолжали что-то тихо шептать ему на ухо. Что-то, понятное только ему одному. Мальчик крепко обнимал шершавый ствол старой яблони, которая напутствовала его, отпуская сегодня назад в жизнь.