Осень - Оскар Лутс

— Либле дымит и без огня. Одноглазому прохвосту всегда есть дело до всех, кто только живет на свете.

— Точь-в-точь как и тебе. Видишь, ты даже в разбойники с большой дороги подался! Неизвестно еще, осталось ли что в карманах бедняги Юурика?

— Черт толстопузый! — Выругавшись, Кийр спрыгивает на дорогу и сразу сигает на другую сторону канавы.

— Ха-ха! Теперь можешь идти, куда вздумается, — смеется вслед ему Тыниссон. — Поселенца тебе уже не догнать, а дома у него есть револьвер, это ты и сам знаешь.

— Попридержи язык, старый толстяк! — Портной грозит кулаком хуторянину из Кантькюла. — Знаю я, куда ты ездил! Твоя лошадь и коляска — краденые. Прежде у тебя такого выезда не было.

— Погоди же, чертова шкура! — Тыниссон останавливает коня и тоже спрыгивает на дорогу.

Но — поздно: убегающая фигура Кийра маячит уже среди поля, словно некое привидение.

Тыниссон не считает нужным хотя бы шаг вслед беглецу сделать, тем более, что великолепный конь нетерпеливо роет копытом дорогу, готовый каждую минуту сорваться с места.

— Счастливого пути! — кричит кантькюлаский хуторянин вслед рыжеголовому. — Теперь я вижу, что ты нацелился в Паунвере, до Юурика тебе сегодня уже не добраться.

Тыниссон садится в коляску и, щадя копыта красивого животного, неспешно направляется к своему хутору, па сердце у толстяка спокойно: небось, его «дорогой школьный друг» теперь уже не опасен для бедняги поселенца.

А Кийр, быстрый, с какой стороны его ни возьмешь! [27]

— мчится по неровностям поля прямиком в Паунвере, подгоняемый страхом и дурными предчувствиями. — «А что, если этот дьявол и впрямь передаст меня в руки правосудия за разбой на дороге? Что мне тогда делать? Кой черт дернул меня обругать его вором, ведь на самом-то деле он вовсе не вор, а зажиточный хуторянин и в состоянии купить себе хоть две коляски и двух рысаков! Черт бы побрал мой дурацкий язык!»

Поравнявшись с родительским домом, Кийр пытается тайком проскочить мимо, но его уже заметили. Этот молодой бычок Бенно, похоже, только и делает, что смотрит на большак. Ишь ты — вот он уже стоит прямехонько. Этакий сопляк! И как только его, Аадниеля, угораздило заиметь именно такого братца!

— Куда же теперь, дорогой Йорх? — спрашивает Бенно.

— А тебе что за дело до этого?

— Мне-то и впрямь — нет, но тут, в доме, кроме меня живут еще и другие люди, которым до этого есть дело; не забывай, что у тебя родители и… жена!

В данном случае от старшего брата можно бы ждать резкого ответа или еще чего-нибудь в таком же роде, но странным образом ни того, ни другого не происходит, Йорх лишь замечает с чуть заметной иронией:

— Стало быть, ты заделался посредником?

— И это не так, но ведь и мне тоже больно смотреть, когда ты изо дня в день без дела околачиваешься где-то.

— Послушай, Бенно, ты ошибаешься. Я не околачиваюсь без дела и не гоняюсь впустую за ветром; ты и представить себе не можешь, какие тяжкие дни и часы я переживаю.

— Что же это, черт подери, значит? Я почти уверен, это опять какая-нибудь брехня.

— Вовсе нет. Я ходил в Ныве. Там живет человек по фамилии Паавель, он собирается продавать свой поселенческий надел. Хутор — как райский сад, у него только один недостаток: чересчур дорогой. Хозяин, конечно, сбавит цену, но поди знай, много ли?

— Сколько же хутор стоит? У тебя же денег хватает.

— Да, хватает, хватает!.. Это говорить легко, а попробуй-ка, выложи на стол шестьсот тысяч, да сверх тою еще и за движимое имущество.

— Да, да-а, сумма знатная. Но скажи-ка мне еще раз, положа руку на сердце, с чего это тебе так приспичило купить этот хутор?

— С чего приспичило?.. Хочу показать паунвереским шельмецам, что я мужчина, а не тюря в тряпочке.

— Ну, упрямства тебе не занимать, это я знаю, только что ты покупкой хутора докажешь? У тебя есть свое ремесло, есть деньги в кармане, чего тебе еще надо? Да и работы хватает, особенно теперь, перед Рождеством. И если ты так и будешь все бегать да бегать, мы не сможем больше взять ни одного заказа. Ты же прекрасно знаешь, отец уже полуслепой, и толку от него мало. А много ли могу я один? Счастье еще, что Юули порядком мне помогает. Но иди же в дом, холодно!

— Нет, сейчас не пойду. Мне надо в Паунвере… Тьфу ты, ну что я болтаю! Собираюсь пойти к Маали.

— Гм, а туда зачем?

— Верь или не верь, но я скажу тебе чистую правду: хочу спросить у Маали, не сможет ли она одолжить мне денег.

— Одалживать деньги — у Маали? Ты и впрямь стал рассуждать как ребенок — откуда же у Маали деньги? Бедная портнишка жива тем, что Бог на сегодня пошлет!. Если тебе нужны деньги, пойди к кому-нибудь из мужчин. У тебя же хватает богатых школьных приятелей…

— Где они?

— А как же! Тут — богатый юлесооский Тоотс, там — может, и того богаче Тыниссон и…

— Спасибочко! Спасибочко за совет! Уж я-то знаю обоих, как облупленных. Тоотс — еще куда ни шло, но толстопузый Тыниссон — тьфу! Скорее воровать пойду, чем к этому обожравшемуся борову!

— Хорошо, поступай, как знаешь, но ведь Маали никуда от тебя не денется; ежели решил идти к раку за шерстью — иди. Но прежде соберись с мыслями и хотя бы покажись своим домашним. Куда это годится? Мама плачет, Юули плачет, старик сидит на краю постели, словно истукан, не произносит ни слова, а если что и скажет, так я чувствую, как у меня волосы встают дыбом.

— Что же такое он говорит?

— Грозится сойти с ума. А может, и вправду сойдет. Подумай, Виктор погиб, теперь ты выкидываешь свои фокусы — что от отца при всем этом останется?

— Смотрите-ка, смотрите-ка, ты рассуждаешь как старик!

— Отчего бы мне и не рассуждать? Мне жалко их, всех четверых. Я не понимаю, что у тебя за сердце? Сейчас же войди в дом, посиди немного, поговори хоть чуточку и после этого иди, куда хочешь. Я не могу больше стоять здесь, на улице, я так замерз, что скоро кренделем стану.

— Ладно! — Йорх кладет руку на плечо брата. — Пошли в дом, ведь не разбойник же я. Но сперва ответь мне, и ответь совершенно правдиво, много ли у тебя денег?

— Немножко есть, но хутор я, во всяком случае, на свои деньги купить не смогу.

— В этом и нет надобности. Небось, в Пихлака и тебе тоже найдется местечко. Там хватит места всем. Жилой дом в два раза больше нашей развалюхи.

— В каком таком Пихлака?

— Это название хутора, который я хочу купить в Ныве.

— Пихлака… — повторяет молодой человек. — Почему не Тооминга? [28]

— Не я же окрестил этот хутор. Айда в дом! И смотри, Бенно, чтобы ты стоял на моей стороне!

— Ну, поглядите теперь как следует, — Бенно вводит своего братца в рабочую комнату, — и скажите, узнаете ли вы этого человека?

— Ой, Иисусе, это же Йорх! — восклицает старая госпожа Кийр.

— Иисус никогда не был Йорхом, — старший сын усаживается на край рабочего стола, шапка — на голове, пальто — на плечах.

— Где же ты опять пропадал?

— Как это — опять? Сейчас ходил в Ныве, чтобы купить хутор. Скоро все переберемся туда жить. Там большое поселение, и для всех нас найдется работа; кто хочет шить, тот пускай шьет, сам же я стану земледельцем. Все здешнее обзаведение продадим и — подальше от паунвереских дьяволов!

— Это еще что за разговор? — Старый Кийр выходит и задней комнаты, очки сдвинуты на лоб, седой клок бородки взъерошен. — Стало быть, уматывать из Паунвере и все тут! Куда? Зачем? Нет, я с места не сдвинусь. Здесь я родился, здесь я и умру.

— Ой, святый Боже! — Старая хозяйка молитвенно складывает руки. — Опять начинается ссора!

— Успокойся, мама! — произносит младший сын Бенно. — Почему бы и не переехать в Ныве, если там славный хутор и большое поселение. Ну что тут, в Паунвере, хорошего? Если все же посмотреть на дело вполне серьезно, то и впрямь надо сказать, что с Йорхом здесь поступили несправедливо.

— И ты туда же! — гаркает старый мастер, нахмурив брови.

— Да, да-а, туда же и я. Ведь не всегда Йорх такой вертопрах, каким он иной раз бывал. — И обращаясь к невестке, Бенно спрашивает: — А что ты на этот счет думаешь, Юули?

— Я? Ну что я могу думать?

— А все же? — Георг Аадниель снимает шапку и доброжелательно улыбается.

— Я на все согласна.

— Смотрите-ка, ты все же — человек хороший, хотя я тебя, случалось, и обижал. Пойдем туда, в нашу комнату, я хочу с тобой немножко поговорить с глазу на глаз, есть вещи, которые должны оставаться строго между нами.

— Поступайте, как знаете, но я свой домишко не продам! — Старый мастер топает ногой и уходит в заднюю комнату.

— Нет, я тоже не хотела бы перебираться в Ныве, в совершенно чужое место! — Мамаша Кийр трясет головой. —Чего нам тут-то не хватает?

— Ну что ты слушаешь болтовню Йорха! — ворчливо говорит из задней комнаты старик.

— Постойте, постойте! — В разговор за отсутствием Йорха и Юули, которые уже находятся на второй половине дома, вступает младший портной Бенно. — На этот раз вовсе не пустая болтовня. Зачем же Йорху хранить свои, как говорится, чистые деньги? Кто знает, де-нежный курс может измениться или еще что произойдет. А если Аадниель купит себе добрый хуторок, то во всякое время будет иметь что-то твердое.