Осень - Оскар Лутс

Лишь один Кийр долго не может заснуть, даже и в полусне снова и снова всплывает перед его глазами пугающая цифра шесть со своими пятью нолями. Откуда, черт побери, взять деньги, даже если Паавель и скостит порядочную часть этой суммы?

С утра все, как всегда, вновь на ногах, однако Кийру это утро отнюдь не кажется ни будничным, ни обычным — впереди его ждет борьба «не на жизнь, а на смерть».

— Ну, если господа желают, — произносит хозяин после совместного кофепития, — мы теперь можем пойти и познакомиться поближе с землями и насаждениями хутора Пихлака. О деревьях, правда, особо и говорить не стоит, их, как я уже вчера сказал, мало, самое главное — это земля. И все-таки прежде всего осмотрим жилой дом, надворные постройки и скотинку.

— Да, это было бы весьма интересно. — Киппель взваливает на спину свою ношу. — Но я могу уже заранее сказать, что ваш хутор вряд ли уступает юлесооскому. У меня хоть и не совиные глаза, однако я все же еще с вечера разглядел, что…

— Будет видно, как он вам понравится. Свой рюкзак вы вообще-то могли бы пока здесь оставить, незачем его без надобности таскать.

— Э-хе-хе, я со своим мешочком так свыкся, что и ходить-то без него не умею, — торговец поправляет лямки. — К тому же он теперь не Бог весть сколько тянет. А вся когда я выходил из города, мне и впрямь было тяжеленько.

— Как вам будет угодно. Стало быть, осмотрим дом, сначала изнутри, потом снаружи. Перво-наперво задняя, или, как принято говорить, женская комната, сейчас она еще не убрана, но… — взгляд хозяина падает на жену, не то чтобы с очень большой укоризной, а так… с поддразнивающей усмешкой. Кийр зажмуривает один глаз и нацеливается другим на неприбранную постель: да, да, стало быть, тут и спит соблазнительная хозяйка Лийзи. его сообщница. Киппеля не интересует ни постель, ни горшок с ручкой под кроватью, его внимание привлекает лишь довольно вместительная полочка, на которой немало книг, переплетенных и без переплетов. Ну конечно, неспроста же Паавель спрашивал у него вчера что-нибудь по части чтива.

— А здесь, — хозяин идет дальше, — две маленьких комнатки. Их мы даже и не отапливаем, здесь пока что просто-напросто лежит всякий ненужный хлам. Только в летнее время, когда приезжает какой-нибудь гость, мы прибираем одну из них, а то и обе, чтобы приспособить под жилье. Вот и все. Стало быть: четыре комнаты, кладовка, прихожая и рядом с нею еще полутемный чуланчик… Бог знает для чего. Так! Пойдемте теперь во двор. Посмотрим хлев, конюшню и амбар.

— Ну что же, великолепно! — хвалит Киппель, когда они осматривают и эти постройки.

— Да, но… — Кийр хочет что-то сказать, однако вовремя спохватывается — он чуть было не проговорился об лих страшных шестистах тысячах.

— Что — «но»? — спрашивает Паавель с улыбкой.

— Гм, ничего особенного! Просто так подумалось…

— Хорошо. В таком случае, идемте теперь посмотрим самую суть этого хутора — поля и покосы. Ты пойдешь с нами, Лийзи?

— Нет, мне-то зачем. Я на них достаточно насмотрелась.

— Тогда, дорогая госпожа, — Киппель кланяется, — позвольте мне с вами попрощаться и поблагодарить за сверхдушевное гостеприимство! Как знать, вернусь ли я сюда. Не знаю, как будет с господином Кийром, но я, во всяком случае, наведаюсь еще на кое-какие соседние хутора, может, удастся что-нибудь продать. Будьте здоровы! Сердечно благодарю за вашу доброту!

— И я тоже с вами прощаюсь! — Портной пожимает руку хозяйки и многозначительно смотрит ей в глаза, что, разумеется, надо понимать так: «Стало быть, на том и порешим, как договорились! Помните об этом!»

И трое мужчин — один с ношей и двое без ноши — выходят со двора пихлакаского хутора, чтобы оценить его ноля и луга.

Поля, действительно, достойны похвалы, ровные, словно стол, без валунов, без пней. Покосы и пастбища — также. А вот этот болотистый участочек не в счет, и его гоже впоследствии можно будет преобразовать либо в пашню, либо в покос.

— Ну и сколько же вы… — Кийр приостанавливается, сердце его громко стучит, — за все это хозяйство запросите?

— Сколько я запрошу?.. — Поселенец слегка поводит глазами. — Шестьсот тысяч марок.

— Шестьсот тысяч?! — Портной медленно качает головой. — Да, цена и впрямь крепкая.

— Так и хутор крепкий.

— Но я ведь не хулю хутор, но… что слишком, то слишком. А стадо, лошади и сельхозорудия в эту сумму входят?

— Нет. Движимое имущество сверх того.

— Ой, ой, ой! — Лицо Кийра принимает выражение страдания.

— Что такое? — Владелец хутора усмехается. — Не по карману, что ли?

— Ничего удивительного. Но вы ведь сбавите и на часть платежа дадите рассрочку?

— Нет, так не пойдет. Я вырученные за хутор деньги должен буду пустить в какое-нибудь дело, а ежели я начну новую жизнь с того, что закину ноги на стену, так надолго ли этой небольшой суммы хватит? Разве не так, мои господа?

Киппель согласно кивает, но ничего не произносит.

— Так-то оно так, но… — Кийр переступает с ноги на ногу, — но каждый должен протягивать ножки по одежке. Для меня, во всяком случае, ваша цена чересчур велика.

— Стало быть, вы не станете покупать Пихлака?

— Нет, этого я не утверждаю, но сбавьте, небось, тогда поглядим.

— Хорошо, а сколько же в таком разе предлагаете вы? Кийр поначалу не может ничего предлагать, сначала он должен пойти домой и отнести весть тому и этому. А пока что пусть господин Паавель хорошенько подумает, пусть взвесит вопрос со всех сторон и пусть определит свою последнюю цену. Тогда в один из дней, скажем, хотя бы через неделю, он, Кийр, придет сюда снова и скажет либо нет, либо д а, он, Кийр, любит только чистую воду и точный расчет — так это всегда было. И главное, пусть хозяин имеет в виду, что в нынешнее время мало честных покупателей. Ведь не станет же — Боже упаси! — господин Паавель, герой Освободительной войны, продавать свой хутор кому-нибудь из прежних владельцев мыз. Ради этого самого земельного надела пихлакаский хозяин проливал свою кровь, возможно ли теперь отдать его обратно своему бывшему врагу?

— Ничего подобного я и не собираюсь делать, однако за этот, мною завоеванный кусок земли я все же должен получить достаточно, чтобы более или менее приемлемо обустроить свою будущую жизнь.

— Вы и получите. Но разве вам для обустройства будущей жизни нужно непременно шестьсот тысяч?

— Нет, господин Кийр, я хочу даже большего: движимое имущество — особая статья.

— В том-то и загвоздка! — Портной неопределенно пожимает плечами. — Однако, что мы попусту спорим. Примерно через неделю я приду снова, тогда и продолжим разговор. Я, во всяком случае, отношусь к этому делу серьезно и надеюсь, что вы — точно так же. А теперь прошу извинить меня, я поспешу в Паунвере, не то мои домашние подумают, что я Бог знает куда подевался. Господин Киппель, разумеется, останется тут мешочничать и суетиться со своим барахлом от Энгельсвярка, теперь дороги наши расходятся.

— Я-то со своими делами управлюсь, — торговец с усмешкой почесывает бороду, — а вот как вы сумеете пройти лес возле Пильбасте — это вопрос. Да, да, как бы там еще чего не случилось.

— Что? — Кийр выпучивает на Киппеля глаза. — Что там может случиться?

— Где же мне все точно знать, но угрожать-то он туда, на обочину большака, приходил.

— Кто? Кто приходил угрожать?

— Ну, все он же, поселенец из Пильбасте, который вчера палил из «гевольвега» и чуть было не застрелил нас.

— Х-хех-хех… — заикаясь, произносит портной. — Когда по он выходил к большаку?

— Когда вы в лесу были, точнехонько незадолго до появления господина Паавеля.

— И что, что он сказал?

— Что сказал?.. Сказал, мол, пусть только он, этот паунвереский портной, попробует еще раз объявиться тут поблизости, небось тогда он увидит. Мол, этакий босяк приходит ко мне мой хутор выпрашивать.

— И что же он собирается со мной сделать?

— Так ведь я в душу ему не заглядывал. Во всяком случае, он был разъярен, как бык. Да вы и сами видели и слышали, когда к нему заходили, что у этого человека вместо сердца — нож для забоя свиней. И прекрасно видели, что и его дорогая женушка далеко не Святая Женевьева! [25]

— Господин Киппель, — произносит Кийр чуть ли не просительно, губы его трясутся, — поклянитесь именем Господа нашего, что это, действительно, правда, то, что вы говорите.

— Именем Господа нашего?! — Торговец презрительно усмехается. — По поводу такого пустяка! Неужто вы не, знаете, господин Кийр, что имя Господне нельзя поминать всуе. Довольно и того, если я вам сообщу, что он купил у меня сравнительно дорогой складной ножик. Нет, против меня он ничего не имеет, только вы, вы у него словно соринка в глазу, ну да, дескать, хотите разорим его хозяйство или что-то в этом духе.

— Вот еще, черт подери! Ну объясните же мне в конце концов, каким это образом и когда хотел я разорить его вонючее хозяйство? Мы всего лишь спросили — и сделали это вполне вежливо — не собирается ли он продать свой курятник и две-три полоски поля.