Как читать и понимать театр. Интенсивный курс - Анастасия Викторовна Вильчи

Questa Musica. Важнейшую часть репертуара составляют масштабные спектакли худрука Бориса Юхананова — трилогия «Синяя Птица», диптих «Пиноккио», шестидневный проект «Орфические игры. Панк-макраме», «Стойкий принцип», «Золотой Осел. Разомкнутое пространство работы».

В фойе театра работает Электрозона, где круглогодично проходят лекции, дискуссии, встречи с деятелями современного театра, музыки и визуальных искусств, презентации книг и журналов, кинопоказы, работает лаборатория молодых ученых Theatrum Mundi и книжная лавка «Порядок слов».

Те, кто знает и любит Noor-бар, не могут не знать и про Электродвор — площадку для концертов, опер и кинопоказов, открытую летом. Если ещё не были в таком молодежном драйвовом месте, то стоит это исправить.

Необычные спектакли в необычном месте, как Электротеатр, диктуют такие же тексты, поэтому пусть вас не удивляет мой опус, написанный после просмотра постановки Богомолова «Волшебная гора».

Эмпатия, вызванная спектаклем про гору волшебную, во время просмотра третьей части из четырех первых, а также размышлениями последующих суток.

Волшебная гора. Постановка Константина Богомолова

Часть I. Не ехать в Прагу я не могла. Во-первых, не так часто у меня случается Европа. Да и кто ж откажется от Праги весной? Визу, опять же, дали короткую, только на две недели. Поэтому я поехала вместе со своим бронхитом.

Днем впечатления забивали все, а вечером кашель обострялся, или накопившись за день, выливался в номере отеля затяжными приступами. Я убегала в ванную комнату, закрывала дверь, чтобы было хоть чуточку тише, и возвращалась после в номер, без сил падая на кровать. Моя компаньонка по путешествию тогда мучилась вечерами с ногами. Так мы и лежали вдвоем, обессиленные каждая своей ерундой

Электрозона

Фойе театра, открытое для посетителей с утра до вечера

Сцена из спектакля «Волшебная гора»

Без указания имен своих героев актеры, занятые в спектакле названы в программке исполнителями. Это актриса Электротеатра Елена Морозова, исполняющая туберкулезную больную, и сам режиссер-постановщик Константин Богомолов, который в своих спектаклях, и это знают постоянные зрители, может заменить практически любого актера в любой роли. Здесь он изначально исполняет сам.

Подступающий приступ пугал. Тем, что ты уже знаешь, как это, и не можешь избежать. Тем, что не ясно, когда это кончится. Грудную клетку разрывало на части. Если представить чем, то первой картинкой почему-то всплывали старые щипцы, из какой-нибудь средневековой пыточной. Атмосфера города, где все мостовые дышат средневековьем ли этому способствовала, или недавно прочитанный роман о палаче, не знаю. Это было смешно. Но это было смешно потом. А пока, грудную клетку распирало, рвало и корчило, она словно бы подогревалась изнутри какой-то невидимой жаровней. Я сворачивалась на прохладном кафельном полу ванной комнаты, так было легче отдышаться после кашля. И разглядывала идущий куда-то высоко вверх белый столб от раковины. Снизу он казался огромной колонной. А я была маленьким остатком тела, из которого кашель вынул всё. Почти всё. И время переставало быть. И все, что за этой закрытой дверью.

ЧАСТЬ II. Страшнее всего, когда ты не знаешь, что делать. Точнее, когда ты не можешь ничего сделать. И когда это что-то происходит с твоим ребенком. Бронхит. Или что-то ещё. Между лечением и выздоровлением всегда есть этот жуткий зазор, в который каждый родитель когда-то да проваливается. Там живет страх. Оттуда он вырывается, сбивая с ног и твою нежность, и твою любовь, и твой оптимизм. Ты предлагаешь этому монстру-страху себя, в обмен на мучения своего ребенка. Глупо вспоминаешь бабушкины присказки «у собаки боли, у кошки боли, а у Настеньки не боли», цепляясь за них, как за спасительную соломинку. Пусть болит у кого угодно, только не у моего. Пусть у меня. И ты готов взойти на любую гору. Или прыгнуть с нее.

ЧАСТЬ III. В спектакле этом отдельный спектакль — это публика. Да простят меня читатели, но это так. В общем, это так всегда, особенно, если ты в театр ходишь на работу и очень часто в зале смотришь, слушаешь, наблюдаешь. Но на спектаклях Богомолова, начиная с «Турандот», зрительские реакции — это отдельная тема: халтура в центре Москвы, позор для артистов, безобразие, и прочая, прочая, — вошли в театральную новейшую историю, а затем и в спектакли самого режиссёра, как в ленкомовском «Борисе Годунове», например. И вот ты сидишь, зная на кого ты пришел, и чего приблизительно ожидать от Томаса Манна в этом решении, а вокруг не все такие. И понеслась!

Положим, кашлять и смеяться первые зрители начинают невольно: кто-то реально простыл, а кому-то реально смешно — ещё бывает смех нервный, это когда «мама ругает, а я смеюсь». Потом кто-то начинает подыгрывать — кашлять. А кому-то смешно от окружающих реакций. На моем ряду хохотала, едва сдерживаясь, чтоб не в голос, пара. А с соседнего ряда позади мужской голос вслух комментировал: ну, это мы уже все видели, и это проходили, и это не ново, — на что его соседка, тоже надо заметить вслух, вопрошала с вызовом: и в каком же спектакле? где это было?

Сцена из спектакля «Волшебная гора»

Режиссера обвиняли / а иногда просто констатировали, как факт / в том, что он игнорирует публику. В этом спектакле особенно. На фото одна из сцен спектакля, весьма и весьма аскетичного.

Просчитать реакции на первые четыре мини-части спектакля, или на первую часть, как вам больше нравится, там где агония туберкулеза, в общем не сложно. Зритель сначала удивлен, затем раздражен, затем устает и/или разгневан, затем снова раздражен, да и ясно ведь, веселого мало. На стихотворных же отрывках (Николая Некрасова, Николая Заболоцкого и Варлама Шаламова) зритель выдыхает, отдыхает и переводит дух. Совсем, как главная героиня Елены Морозовой. В следующий приступ зритель снова раздражен, не спрятаться ведь, не скрыться, разве что выйти из зала, но такие будут ли? А на следующем стихотворении — снова отдых, и можно снова перевести дух:

там весна, как после тифа,

и лопух торчит,

там под небом не волшебным

ценен каждый миг

Часть вторая, прозаическая, выдернет зрителя из полусна и дум, кто успел туда впасть, и будет говорить о смерти, конечно:

травы падают в обморок,

бродит меж кельями морок,

обоняние тонко в мороз,

и чего-то везет полный воз

Сцена из