Сыграем в любовь? - Шарлотта У. Фарнсуорт

испытывает меня, как никакая другая девушка. Когда ты вежливый, мало кто стремится узнать тебя получше. Обычно присматриваются к людям «плохим» – пытаются найти в них положительные, оправдывающие качества.

– Не думала? – Я делаю последний шаг к Харпер, прижимаясь стояком к ее животу. – Много мечтала о том, чтобы со мной переспать, а, Харпер? О том, что я говорю в постели?

Я забираюсь рукой под тонкую ткань майки, веду вверх по едва ощутимым ребрам и, наконец, добираюсь до округлой груди.

Харпер поднимает голову и подается вперед, ко мне.

– Я не не мечтала.

– А ты точно писательница? – поддразниваю я. – Два «не» подряд – это как-то неграмотно.

Левая рука Харпер сжимает мою кофту, стискивает ткань и держит меня, будто боится, что я куда-то сбегу.

– Не уверена. В плане, писательница ли я. А насчет этого… – правая ладонь Харпер скользит ниже, проводит по оттягивающему штаны стояку, – уверена.

– А я – и в том и в другом, – говорю я.

По Харпер видно, что она нервничает. Наверное, больше не стоит заводить эту тему.

Я не так хорошо знаком с Харпер, но, судя по всему, она показывает многое, не открывая души. Она рассказала мне то, чем не делилась ни с кем, – и это кажется самым ценным на свете подарком. Однако я знаю Харпер – по крайней мере, вроде как начинаю ее понимать: если поблагодарю за доверие или пообещаю никому не говорить ее секрет, только все испорчу. Так что я просто закрываю тему – и стягиваю с девушки майку, отправляя предмет одежды в счастливый полет на пол.

Я наклоняюсь, чтобы прижаться к губам Харпер – они пробуждают во мне голод, который от поцелуев только разгорается. Я чувствую ее улыбку, пусть я и настолько близко, что она мне не видна. Девушка нетерпеливо трется об меня.

Все ощущается иначе, чем обычно, – не могу сказать почему. Хоть я и хочу окончательно раздеть Харпер и войти в нее, мне необходимо прочувствовать, заметить каждую мелочь. Я слышу белый шум – это гудит кондиционер. Снизу раздается тихий гул голосов. От Харпер пахнет счастливыми воспоминаниями: солнцем, озерной водой и совсем чуть-чуть – дымом от костра. Видимо, часть одежды была на ней и вчера вечером.

– А я думал об этом, – шепчу я и веду нас к кровати. Путь недолгий – всего пара шагов.

В ответ Харпер быстро вдыхает. Стоит ее ногам упереться в каркас кровати, девушка падает на одеяло. Ее волосы рассыпаются по постели, а грудь покачивается.

Харпер внимательно смотрит, как я сдергиваю с себя кофту и штаны, которые надел перед ужином. Боксеры я снимаю не спеша – хочу побаловать ее подобием стриптиза. И судя по тому, как она заливается краской, выходит не так уж и плохо.

Я наклоняюсь к Харпер, нарочно легонько провожу ладонью по мягкой коже ее живота, а затем тянусь к джинсовым шортам. Расстегиваю пуговицу, молнию, стягиваю одежду с длинных ног. Затем нависаю над ней – кладу руки по обе стороны от ее головы и переношу на них большую часть веса. Самая приятная планка, которую я держал.

Мой член ненадолго упирается между ног Харпер. Она ахает и выдыхает мое имя таким умоляющим тоном, какой я прежде от нее не слышал. Я наклоняюсь, чтобы снова ее поцеловать, и опускаю ладонь на ее живот и ниже. Добравшись до трусиков, я простанываю – какая же Харпер мокрая! Она пульсирует, словно прося меня войти, и в груди что-то сводит – ведь она реагирует так на меня. И тут я уже не могу сдерживаться. А в душе я немного дикий и вполне необузданный.

Я тяну кружевной лоскут ткани, задевая клитор. Девушка стонет – нетерпеливо, изумленно, немного музыкально. Я бы слушал этот звук на повторе, словно песню.

Самоконтроль – мой верный друг. Но сейчас я забываю о нем: мне так хочется вновь услышать стон Харпер, что я больше не могу ее дразнить. Я приподнимаюсь и достаю презерватив, который положил в карман после душа, – надеялся, что мы продолжим начатое вечером.

Харпер наблюдает, как я зубами разрываю упаковку и натягиваю резинку. Глаза у девушки круглые, затуманенные; на ее щеках и груди распускается румянец. Она не шутит о моем размере, не беспокоится, влезу ли я в нее, как большинство девушек. Иногда они и правда переживают, но чаще всего просто хотят мне польстить. Реакция Харпер делает момент еще более настоящим. Мы словно обнажены друг перед другом сразу в нескольких смыслах.

Я снова забираюсь на кровать и коленом развожу ее ноги. Стоит нашим телам соприкоснуться, как Харпер сдавленно стонет – единственный звук в комнате, помимо нашего тяжелого дыхания.

Я окончательно сдергиваю с нее трусики и опускаюсь, чтобы лизнуть твердый сосок. Даже не знаю, почему меня так завораживает ее грудь. Наверное, потому что она ее. Подростком я заметил эту грудь, когда она только появилась, – и узнай, что в будущем буду вот так ее касаться, ни за что бы не поверил.

Я глажу сосок языком и чувствую, как Харпер запускает пальцы в мои волосы. Берет их в кулак, тянет. Ее ноги обвивают меня за пояс; она пытается притянуть меня туда, где ей больше всего хочется. От прикосновений все тело горит; жар и желание разливаются внутри, словно вышедшая из берегов в дождь река.

Меня дурманят не только поцелуи, а само присутствие Харпер. Оно разжигает во мне нечто, о чем я даже не подозревал.

Уверен – Харпер считает себя тучей. Влекомой ветром, угрюмой, иногда склонной к грозам. Но для меня она – солнышко. Яркое, золотое, ослепительное.

– Дрю, прошу, – умоляет она.

Мне даже не пришлось спрашивать самому. И более красивого звука я в жизни не слышал.

– Так хочешь, чтобы я тебя взял?

– Да!

Это даже не слово – это чистое желание.

Головка члена уже нетерпеливо уперлась туда, куда нужно. Я двигаю бедрами и вхожу на пару сантиметров. Девушка обхватывает меня так туго, что мне приятно едва ли не до боли. Я дразню ее легкими толчками – немного двигаюсь внутрь и тут же выхожу, словно она для меня слишком тесная. Что, к слову, почти правда.

Харпер извивается, пытается придвинуться ближе, принять меня глубже, отчаянно пульсируя вокруг меня.

– Дрю, возьми меня уже.

Я вхожу еще немного, наполняю ее, глядя, как член постепенно погружается внутрь. Быстрое дыхание Харпер сбивается, бедра дрожат, пока она принимает меня. В ней туго, жарко, влажно; боюсь, я, к своему стыду, не продержусь и минуты. Все мои силы уходят на