Сыграем в любовь? - Шарлотта У. Фарнсуорт

«Такова уж жизнь – никогда не знаешь, каков конец». И иногда я думаю… думаю, вдруг…

– Вдруг он знал конец?

– Да. Именно.

Невероятно, но Дрю понимает меня больше, чем все, кого я встречала в жизни. По сути, общего у нас мало. У Дрю двое любящих родителей. Большинство моих разговоров с матерью или сестрой переходят в ссоры. Он – знаменитый спортсмен. Я веду протоколы встреч и разношу кофе. Он – веселый и общительный, я – угрюмая.

Но сейчас… мы просто Дрю и Харпер. И все, что между нами происходит, кажется таким естественным.

– Я скучала, – говорю я. Смотрю на воду и получше закутываюсь в безразмерный хлопковый свитшот. – По озеру. Его запаху, звукам. Всему остальному.

– Родители подумывают продать дом в Порт-Хэвене, – говорит Дрю, шумно сглатывая. – Они туда редко приезжают, а я вообще живу аж в штате Вашингтон. Бо́льшую часть года дом пустует. – Дрю переводит взгляд на меня. – А ты собираешься снова наведаться в Порт-Хэвен?

– Не знаю. И хочу, и не хочу. Понимаешь? Вообще-то, я много куда мечтаю съездить. В места, где еще не бывала и с которыми не связаны воспоминания о… то есть ничего не связано.

– И что за места?

– Конкретных нет, – качаю головой я. – Но я мало путешествовала. Никогда не была за пределами страны. Да что там, даже на Западном побережье!

– Приезжай как-нибудь.

Я несколько секунд пристально смотрю на Дрю, а потом – снова на озеро. Интересно, он имел в виду приехать к нему в гости или просто в один из западных штатов?

– Я подумаю. А что насчет тебя? Где бы хотел побывать?

– Ты решишь, что я ботан.

Я снова перевожу на него взгляд и удивленно приподнимаю бровь.

– Можешь не сомневаться, для меня ты навечно останешься горячим качком.

– Считаешь меня горячим?

– Ты ведь и так знал, – передразниваю я его.

В ответ Дрю ухмыляется:

– Есть один птичий заповедник в Германии. Входит в число крупнейших в мире – там насчитывают тысячи видов. Вот бы куда съездить!

– Тебе стоило стать орнитологом.

Дрю смеется:

– Ага. Может, в другой жизни. Или когда закончу спортивную карьеру. Как по мне, птицы невероятно круты. Ну, типа, они летают.

– Самолеты тоже!

Он снова смеется:

– Тоже верно. На них я провожу многовато времени.

– А я думала, ты любишь хоккей.

Я не свожу взгляд с Дрю, хотя сам он уже отвернулся и смотрит на кажущееся бескрайним озеро.

– Играть в него – да. Хоккей я всегда ставил превыше всего. Надоедает лишь остальное: изнурительные тренировки, поездки, СМИ, всеобщее внимание, разборки внутри команды.

– Трудно представить, чтоб ты с кем-то не поладил.

– Ну, Колтон мне не особо нравится. Он флиртовал с тобой за ужином.

Ну, флиртовал – это сильно сказано, но определенное настроение у парня было. Приятно, что Дрю заметил.

– Вообще-то, технически парня у меня нет.

Дрю наклоняется и поднимает с пирса салфетку, которой я в него бросила, а затем кладет в карман, чтобы мусор не унесло в воду.

– Технически он не в курсе.

– Ревнуешь, Галифакс? – поддразниваю я.

– А стоит, Уильямс? Ты ведь сегодня на моем члене ерзала, – серьезнейшим тоном отвечает Дрю и смотрит в мои изумленные глаза.

Это что-то новенькое; раньше я эту сторону Дрю не видела. Да, он обычно уверенный в себе. Собранный, немного наглый. Решительный. Однако сейчас в выражении его лица есть нечто иное – тот скрытый накал, о котором я недавно размышляла.

Опасный. Завораживающий. Притягивающий.

И черт, как же ему идет! Не меньше, чем все остальное.

Я опираюсь на подлокотники и встаю. Делаю пару шагов, преодолевая небольшое пространство между креслами.

Дрю разводит колени, подпуская меня ближе. Поднимает голову все сильнее, пока наши взгляды не встречаются. Его губы медленно расплываются в улыбке – в ней чувствуется легкий намек. Мои голые ноги соприкасаются с гладкой тканью его штанов.

Грубоватые ладони скользят по моим икрам и ложатся под бедра, притягивают меня ближе, пока я снова не оказываюсь на коленях парня. Я усаживаюсь поудобнее именно там, где, как я теперь знаю, находится огромный член.

На этот раз стука в дверь не раздается. Нет и кровати. От твердого дерева кресла больно голеням, но мне совершенно плевать – предвкушение и возбуждение куда сильнее прочих ощущений.

Я опускаюсь на Дрю, и он утыкается лицом в изгиб моей шеи. От тепла его дыхания по коже, по спине бегут мурашки. Я не спеша двигаю бедрами, потираюсь в ожидании большего. Хочу, чтобы он разделся. Навис надо мной. Вошел в меня.

– Ты не обязана ничего делать, – говорит Дрю.

Истинный джентльмен. Но я желаю совершенно другого!

– Но я хочу всего, – отвечаю я.

Я чувствую, как Дрю улыбается мне в шею. Ладонь забирается мне под свитшот, большой палец нежно гладит кожу чуть ниже поясницы. Сердце заходится в бешеном, беспорядочном ритме.

– На такой случай у меня есть комната.

С моих губ срывается тихий смешок.

– Правда?

– М-м.

Губы Дрю касаются линии моего подбородка, спускаются вниз по шее. По всему телу проходит чувственное тепло. Я ерзаю; дыхание становится постыдно тяжелым, превращается в полные желания вздохи, заглушающие прочие ночные звуки. Я уже не слышу ни плеск воды, ни редкие крики гагар.

– И ты один там живешь? – с трудом спрашиваю я.

– Не-а. Со мной еще девушка.

Ладонь Дрю спускается чуть ниже, играет с резинкой трусов, но внутрь пока не забирается. Надеюсь, пока.

– Да? И что за девушка?

– Ну, она громко стонет, пока ее сосед пытается уснуть, – усмехается Дрю. – А еще она упрямая, дерзкая, решительная. И самая прекрасная из всех, что я встречал.

– Ты такое всем девушкам говоришь, – шепчу я.

– А вот и нет, – качает головой Дрю.

А затем его губы накрывают мои – и я тону. В ощущениях, желании. Теплом скольжении языка, неспешных движениях пальцев чуть выше того места, где их хочется больше всего.

Мы целуемся – отчаянно, медленно, чувственно. Я и не помню, когда в последний раз так целовалась – быть может, и никогда.

Движения губ томительны, неспешны, полны сосредоточенности и страсти. Обычно поцелуи лишь поверхностный шаг на пути к чему-то большему. Но мы с Дрю просто целуемся. Сплетаемся языками, даем волю рукам. И время словно замедляется… А день тем временем стремительно подходит к концу, и нас накрывает кромешная тьма. Вокруг нас все более настойчиво слышится жужжание комаров.

Я завершаю поцелуй, встаю, беру блокнот и стакан, а затем протягиваю Дрю руку. Он отвечает легкой улыбкой и встает, делая вид, что это я помогаю ему подняться с кресла. Теперь,