Падшие ангелы: демонология средневековой Руси - Дмитрий Игоревич Антонов

Апокалипсиса: Антихрист и Лжепророк, ангел бездны Аваддон, прузи-саранча и другие монстры. Их сатанинская природа была очевидна, а чудовищный облик говорил сам за себя. Пририсовывать им хохолки и бесовские шапки не было смысла. Но все-таки в редких (очень редких) случаях вздыбленные волосы они получали. А в одном лицевом Апокалипсисе XVII в. хохолки появились даже у жаб, выходящих из уст Антихриста, Лжепророка и сатаны[296]. Еще интереснее миниатюра молдавского Елисаветградского евангелия XVI в. Со вздыбленными волосами здесь изображен нагой человечек на берегу моря. Это персонификация ветра, который раскачивал лодку апостолов и которого усмирил Христос[297].

В эсхатологических сочинениях вздыбленные («острые») волосы иногда упоминали как примету Антихриста, которая выдаст его истинную природу. В апокрифических «Вопросах Иоанна Богослова» сказано, что волосы на голове «погибельного сына» будут «остри, яко стрелы»[298]. Им вторит «Откровение Мефодия Патарского о последних временах». Там говорится, что царство Антихриста на земле продлится три года. В первый год его облик ничем не будет отличаться от человеческого. На второй год волосы (в других списках – борода) станут острыми, как стрелы, а правое око начнет сиять, как звезда. На третий год второй его глаз станет подобен львиному, а зубы и ногти на руках и ногах превратятся в острые серпы[299]. Притворяться добрым царем и Христом станет уже невозможно.

Кроме апокалиптических монстров, вздыбленные волосы на изображениях получали «дивие» (удивительные) люди, которые жили, по различным преданиям, на окраинах мироздания. В популярном на Руси сочинении о подвигах Александра Македонского («Сербской Александрии») рассказывается о встрече его войска с исполинскими косматыми женщинами, чьи глаза светились, как звезды. На миниатюре XVII в. художник изобразил этих страшных дев не с распущенными, а со вздыбленными, как у демонов, волосами[300].

Наконец, та же прическа возникала у персонажей античной мифологии, которых знали на Руси благодаря византийским текстам. Кентавры – и похожие на них создания с лошадиным или звериным телом – изредка появлялись на иконах и миниатюрах, показывая зрителям крупный бесовской хохол[301].

В XVII в., под влиянием европейского искусства, в русскую иконопись пришли новые визуальные решения. В это время распространилась «историческая» трактовка библейских сюжетов – художники стремились передать культурную специфичность и инаковость изображаемой эпохи, пусть и в фантастических формах. Вместо условных вневременных одежд и хохлатых шишаков у римских воинов появлялись золотые кирасы и круглые шлемы. У других персонажей на головах оказывались восточные тюрбаны. Евангельскую историю переносили на «реальный» Восток – каким его могли вообразить. Вслед за грешниками тюрбаны и экзотические шапки примеряли и некоторые бесы. Открытая демонизация уступала место экзотизации[302].

Грешники звероподобные и усатые

Самый радикальный (и самый редкий) ход, который использовали в христианском искусстве, чтобы демонизировать «врага», – наделить грешника не хохлом, а звериными чертами. В византийском и европейском искусстве римских легионеров, распявших Христа, иногда превращали в устрашающих полузверей. В Хлудовской псалтири IX в. воины-кинокефалы (псоглавцы) обступают Христа, наглядно иллюстрируя слова 21-го псалма «Яко обиидоша мя пси мнози, сонм лукавых одержаша мя» (Пс. 21: 17). Интересно, что помимо трех реальных псоглавцев, справа к Иисусу приближается человек, который подносит к лицу маску зверя[303]. Таких собакоголовых врагов мы найдем и в русских псалтирях: Киевской (1397), Угличской (1485) и Годуновской (1596–1600)[304].

Смерть в облике серого мертвеца с топором и чашей в руках извлекает душу из тела. Выше ангелы держат душу на руках, а разноцветные бесы выстроились шеренгой и предъявляют список прижизненных грехов усопшей. У последнего беса видна острая бородка и длинные закрученные усы.

Миниатюра из рукописи первой четверти XIX в.

НИОР БАН. Вятск. 919, л. 68об.

Изредка звериные головы у римских легионеров появлялись и на иконах – к примеру, на вологодской иконе «Воскресение» Дионисия Гринкова (1567–1568) под Распятием стоят два воина: оба носят шлемы-хохолки, а у левого вместо лица изображена вытянутая звериная морда[305].

На закате русского Средневековья возник еще один прием, у которого были любопытные исторические и культурные корни. «Врагов» начали писать усатыми, с безбородыми лицами. На миниатюрах Годуновской псалтири некоторые грешные воины носят усы, в одном случае – огромные и пышные[306]. Так же выглядят язычники на иконе «Великомученик Георгий, с житием» 1669 г.[307] Усатые бесы и усатый Антихрист глядят на зрителей с икон и миниатюр[308]. Даже Ад, изображенный в виде огромной зубастой головы, иногда примерял усы.

Такая прическа, скорее всего, отражала негативное восприятие «голых» (выбритых) лиц иноземцев. Русская церковь осуждала брадобритие как грех. Стоглавый собор 1551 г. и вовсе назвал бритье «ересью» и запретил отпевать выбритых мужчин. Безбородые усатые демоны и грешники на изображениях XVI–XVII вв. уподоблялись еретикам-иностранцам.

В начале XVIII в. Петр I радикально изменил эту норму, приказав боярам бриться и установив в стране налог на бороду. В результате наличие или отсутствие бороды разделило общество по социальному принципу, выделив бритую аристократию. Старообрядцы лишний раз убедились, что церковная и светская власть пали во все возможные грехи и ереси. С этого времени образ бритых и усатых бесов и грешников староверы явно начали соотносить с внешним видом дворян и служилых людей. В XVIII в. такие изображения могли служить орудием анти-никонианской полемики[309].

Неприятие выбритых лиц исторически происходило из ближневосточных традиций, в том числе из еврейской. Зрелый мужчина должен был носить бороду – ее отсутствие ассоциировали со «слабыми» женщинами и детьми. Волосы воплощали силу – недаром библейский Самсон потерял ее, когда его остригли. Запрет брадобрития входил в ветхозаветную книгу Левит – наравне с запретом татуировок и шрамирования «ради умерщих»: «Не стригите головы вашей кругом, и не порти края бороды твоей» (Лев. 19:27). Византийские священники отпускали бороду, следуя этой заповеди и уподобляясь Христу. В XI в., в эпоху раскола Восточной и Западной церквей, католиков обвиняли в нарушении ветхозаветной нормы. Осуждения повторялись во множестве средневековых правил и поучений, которые переводили на Руси. Стоглавый собор анафемствовал бритых мужчин. В конце XVII в. ярым противником «лысых лиц» был патриарх Адриан – он жестоко осуждал петровский указ об обязательном брадобритии. Но Адриан стал последним патриархом – Петр упразднил высший церковный сан на Руси и подчинил церковь Синоду, а фактически – императору. И в начале XVIII в. церковь начала объяснять пастве, что все прежние осуждения брадобрития были неверными, а правила о ношении бород – не каноничными. Государство вовсе не принуждает подданных к смертному греху. Митрополит Димитрий Ростовский писал, что в Библии носить бороды было предписано только священникам; что апостольские правила были некогда искажены ересями, а