Лондонский туман - Кристианна Брэнд

— Он выманил Верне в холл, ударил его по голове, выбежал наружу и привел Роузи, притворившись, будто нашел его мертвым. Что касается причины... ну, Роузи ведь ждет ребенка, и он убил ее соблазнителя — отца этого ребенка.

Мелисса сделала шаг вперед. Фарфор хрустнул под ее ногой, открытый рот чернел на белом лице, взгляд был бессмысленным, руки сжались в кулаки.

— Отца ребенка! — воскликнула она. — Господи, ведь Роузи даже не знала, кто отец! — Внезапно ее глаза закатились, и она разразилась истерическим смехом. Рука Роузи выскользнула из пальцев Тедварда, и она свалилась на пол грудой бело-розового желе.

Глава 12

«Надеюсь, — думала Матильда, — мне удастся пережить все это и не сойти с ума». Она посмотрела на дрожащую и рыдающую Мелиссу, на бледное лицо Тедварда, склонившегося над Роузи.

— Все это чепуха, — сказала Тильда. — Роузи просто хвасталась перед Мелиссой. В Женеве она влюбилась в студента и практически жила в его ателье, или как это называется, так что это его ребенок. Роузи все мне рассказала.

Старая миссис Эванс резко вскинула голову, но тут же опустила ее. Тедвард это заметил и мрачно улыбнулся.

— Говорите, миссис Эванс. Что Роузи сообщила вам? Мне она рассказала, что ее соблазнил пожилой развратник, который напоил ее.

— Молодой рыбак, — кратко отозвалась миссис Эванс. — При лунном свете на озере.

Роузи застонала и подняла голову.

— Нам лучше отвести ее в кровать и дать ей успокоительное. — Тедвард снова улыбнулся, но совсем по-другому, и сказал Матильде: — За меня не волнуйся, дорогая. Я никогда не питал особых иллюзий насчет Роузи — думаю, в глубине души я знал, что она собой представляет. — Он пожал плечами. — Такие, как она, не в состоянии себя изменить.

Они отвели стонущую Роузи в ее маленькую комнату. Матильда догадывалась, что она предпочитает пребывание в обмороке необходимости говорить, но, оказавшись в кровати, Роузи прижала к щеке руку Тедварда и горько заплакала. Тильда оставила их вдвоем.

— Вероятно, Роузи уже сочинила новую историю, — сказала она Кокриллу, который вместе с Чарлзуэртом ждал внизу в кабинете. Чарлзуэрту, которому не терпелось услышать от Роузи подтверждение или опровержение виновности Тедварда, Матильда солгала, что Роузи уже дали успокоительное и она засыпает.

— Вы ведь можете расспросить ее утром? Это подождет?

Но утром Роузи отказалась говорить. Она спустилась в кабинет и села у камина, повторяя, что не будет разговаривать ни с кем, кроме Тедварда.

— Это невозможно, — сказал Чарлзуэрт. — Его допрашивают в полицейском участке, и чем дольше вы задержите меня здесь, тем дольше его продержат там. Одно ваше слово...

— Я все обдумала и ничего не скажу, пока не поговорю с Тедвардом.

— Хорошо, поговорите с ним по телефону.

— Со всеми скотленд-ярдовскими подслушивающими устройствами? Нет уж, спасибо. — Когда Чарлзуэрт удалился, грозя суровыми карами свидетелям, отказывающимся сотрудничать с полицией, Роузи сказала Матильде: — Я напишу ему. — Взяв пачку бумаги из ящика стола Томаса, она поднялась к себе в комнату.

Матильда с трудом заставила себя ответить ей — ведь из-за этой неразборчивой маленькой шлюшки Томас томился в тюрьме, а Тедвард стал (или не стал — это знает один Бог) убийцей. Она почувствовала облегчение, когда часа через два Роузи спустилась с конвертом в руке и заявила, что, поскольку все относятся к ней, как к преступнице, а Мелисса оказалась недостойной ее доверия, она лучше уйдет на весь день и обойдется без ленча.

- И не думай, Матильда, что я снова обращусь к тебе за помощью, — добавила Роузи, вскинув голову. -

— Вот и отлично, — отозвалась Матильда. — Это избавит меня от многих неприятностей.

«Конечно, — подумала она, — обращаться подобным образом с бедняжкой, которая так плохо выглядит, жестоко и недостойно, но сегодня я просто не в состоянии быть с ней ласковой». Она вовремя оттащила ребенка от переполненного чайника с кипятком и звонко его шлепнула. Эмма не обратила внимания ни на шлепок, ни на последующие виноватые материнские объятия и отошла в сторону, напевая мелодию собственного сочинения. Верная своему обещанию Роузи не появлялась до вечера, и Матильда сосредоточила внимание на пребывающем в беспорядке доме.

Она укладывала малышку в кровать на ночь, когда вернулся Кокрилл после утомительного дня.

— Простите, Кокки, я буду продолжать заниматься своими делами. Сядьте здесь, чтобы не путаться под ногами, и, ради бога, расскажите, что происходит.

Только что вымытая Эмма стояла, завернутая в белое полотенце, в ореоле золотистых волос. Кокрилл опустился в кресло-качалку.

— Полагаю, курить здесь нельзя?

— Курите, пожалуйста. Потом мы откроем окно. Только рассказывайте скорее.

— О Томасе я смог узнать только то, что больше он ничего не говорит. Завтра он увидится с адвокатом... как его?

— Мистером Грейнджером. Я видела его вчера. Наш мистер Верден сказал, что мы должны подыскать солиситора, «более подходящего для дел такого рода». Этот Грейнджер вроде бы симпатичный человек. Он обещал «заручиться помощью Джеймса Дрэгона». Ну и фамилия!{30}

— Это знаменитый королевский адвокат.

— Для меня он не может оказаться слишком знаменитым.

— Надеюсь, он не окажется для вас слишком дорогим.

— Мы всегда можем продать дом, — отмахнулась Матильда.

Кресло было чертовски неудобным. Кокки раскачивался взад-вперед, почти каждый раз отрывая от пола короткие ноги.

— Тедварда весь день продержали в участке.

— Что это означает?

— Бесконечные вопросы с небольшими перерывами, которые задают разные люди различными способами.

— Его еще не арестовали?

— У них уже есть один арестованный, — сухо сказал Кокрилл. — И я не вижу, за что они могут его арестовать. Тед Эдвардс мог проделать трюк с телефоном, но нет никаких доказательств, что он его проделал. Конечно он в этом признается, но признаний у них уже тоже более чем достаточно. Людей нельзя обвинить на основании их собственных, ничем не подтвержденных признаний.

— Только Роузи может подтвердить, ждала ли она Тедварда снаружи в машине или вошла в дом вместе с ним. Все зависит от этого.

— Она так ничего и не сказала?

— Абсолютно ничего. Роузи заявила, что напишет Тедварду письмо, и провела два часа в своей комнате, очевидно в муках творчества, так как она не в ладах с пером и чернилами, а потом удалилась с видом оскорбленной невинности. — Матильда