Пепел прошлого (СИ) - Евсения Медведева

— Я на улице. И не вздумай тут задерживаться….

Глава 11.

Голова кружилась даже с закрытыми глазами. Шатало так, что казалось, что меня несут на мягком матрасе несколько не совсем трезвых грузчиков. Веки были тяжелыми, будто налитые свинцов. Но я даже не старалась открыть их, потому что не было сил.

Напрягла мозг, чтобы попытаться собрать мысли в кучу и вспомнить какой сегодня день, сколько операций и нет ли у меня "острых" пациентов. Но воспоминания бесцветно-молочных глаз главврача больно ударило в самое сердце. Вспомнила горечь его взгляда, и плотное, как осенний туман, ощущение обреченности с горьким послевкусием.

Я прижала дрожащие руки к лицу, ощутив подтеки слез под глазами. От пальцев пахло приторной сладостью ликера, которого я, видимо, вчера перебрала.

— Ничего не помню…

Помнила только то, как мы с девчонками пили, танцевали и плавали в бассейне, поедая клубнику. Помнила, как села в машину Макса, отчаянно пытаясь объяснить ему, почему он не имеет никакого права забирать меня, как нашкодившую школьницу. А дальше…Темнота.

— Лизка, — тихо скрипнула дверь, и голос бабули заполнил тишину спальни.

— Буля, — я вскочила, усевшись на кровати. Меня чуть качнуло, но сухие, но не менее сильные, руки бабули удержали меня, а потом и вовсе крепко прижали к себе.

— Куда же ты, детка, опять вляпалась? Что случилось?

— Ты все знаешь?

— Конечно, Аркадий Львович слишком дорожит своей головой, чтобы допустить хоть малейшую мысль о сокрытии важных известий. Он просто должен был сам позвонить мне. — Буля ласково вытирала мне слезы краешком своего фартука. — Я уже проходила этот урок. До сих пор его помню.

— Значит, деда тоже убрали?

— Да, Лиз. Однажды он вернулся домой чернее тучи. И только через неделю я узнала, что была комиссия из Минздрава. Вот председателя дед и послал…

— К индийской бабе? — рассмеялась я, вспомнив голос деда, орущего соседу по даче бранные ругательства через забор. От его витиеватых оборотов краснели даже мужики, но, когда рядом была я, он заменял смачные ругательства нелепыми синонимами, сражая всех наповал их смешной оригинальностью. На старом деревянном столе его кабинета до сих пор нацарапана надпись — "был послан к индийской бабе".

— Конечно, — вздохнула Буля, продолжая поглаживать меня по голове. Я примостилась на ее коленях и вдохнула приятный аромат выпечки, исходящий от фартука. — Ты вся в него. Вся, Лизка. Не умеешь проигрывать, отступать, сдаваться. Он всегда видел цель и не видел препятствий. Но стоило ему только столкнуться с несправедливостью, он покрывался красными пятнами и не мог связно выражаться, захлебываясь эмоциями. И вот тогда, дом дрожал от отборного мата. А отец твой другой, он же, как ужик. Никто не сможет его поймать за хвост, потому что через пару минут уже и забудет почему решили пропесочить такого замечательного человека.

— Да, я заменяла акушера у него в больнице пару недель. Там готовы молиться на отца.

— Он превратился в управленца, позабыв про возможность своих рук, — вздохнула Буля и прижалась губами к моему лбу.

— А я? Что делать мне?

— А тебе, детка, нужно крепиться и собрать все свои силы. Не смей опускать руки и удача улыбнется тебе.

— Ты хочешь сказать, что вся моя жизнь зависит исключительно от удачи? — мне стало смешно. — Буля? Знаешь, сколько раз я говорила это моим пациенткам? Удача… Шанс. Чудо. Терпеть не могу эти слова. У меня начинается чесотка!

Я вскочила с кровати и заметалась по комнате, позабыв о головной боли и дрожащих ногах. Ударяла кулаком в одну стену, а к другой прижималась, ища поддержки.

— Я говорила им, что чудо возможно! Миллионы раз повторяла, что в некоторых диагнозах медицина бессильна, после чего женщины давились слезами. а я снова и снова говорила, что все возможно. Что не стоит отчаиваться, опускать нос. Выписывали им тонны таблеток, назначала анализы и бесконечные УЗИ, на которые они ходили, как на работу. А сколько раз я это слышала? А, Буля? Ты знаешь, как стыдно, будучи сертифицированным репродуктологом ходить по врачам, раскладывая на их столе кипы анализов, УЗИ и рекомендаций разных врачей. И мне повторяли то же самое… Даже дед, чье имя выгравировано на мраморной табличке у входа в больницу, говорил мне, что не стоит отчаиваться. Я устала полагаться на чудо! Я разочаровалась в удаче! Мне нужно знать, что у меня есть выход. Мне нужно чувствовать почву под ногами.

— Никто почву у тебя не забирает. Ты всегда можешь вернуться в Америку, — вздохнула бабушка и отвернулась к окну, пряча горькие слезы, заблестевшие в глазах. Мелкая россыпь морщин в уголках глаз задрожала, а руки машинально стали разглаживать складки на фартуке.

— А я е хочу больше убегать. Не хочу, — выдохнула и прильнула к прохладной стене, прислонившись к ней лбом.

— Тогда прекрати ныть, Лизка. Можно сожалеть, с каждым разом теряя надежду, а можно встать и радоваться тому, что у тебя есть. Двое замечательных сорванцов, прекрасное образование, волшебные руки. А теперь, я пойду готовить обед, а ты собирайся и спускайся. Хорошо?

— Хорошо, Ба…

— Кстати, дипломы у тебя никто не забирал. И в частной клинике тебя с руками и ногами оторвут.

— Хотелось бы сохранить целостность тела, — пробурчала я, сдерживая слезы. Горло уже опухло, а боль стала пульсировать, затрудняя дыхание.

— Это тоже возможно. Кстати, ты бы поговорила со своим бывшим? Чего это он истерики устраивает, будто мы у него дома? Может, показать ему, где у нас такси?

— Ба, я поговорю с ним. Но он отец, хоть и не родной. Но он кормил их из бутылочки и сидел часами у кровати, пока они болели, а я была на ночном дежурстве. Он отец. И точка.

Как только дверь закрылась, я сползла по стене и заплакала. Слезы горькими потоками хлынули из меня. Я сама разбередила затянувшиеся раны. Мне всегда хотелось быть матерью. Такой настоящей курочкой-наседкой. Я могла часами сидеть с куклами, укладывая пупсов спать. Мечтала о большом доме и целой ораве шумных, грязных и постоянно недовольных деток. Но, как говорится, хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах. О вероятности бесплодия мы узнали довольно рано, что, скорее всего, и повлияло на выбор будущей профессии. Я пошла учиться для того, чтобы найти лекарство от внутренней тупой боли, что накрывает тебя, когда ты смотришь на молодую мамочку с ребенком. Сначала было так завидно, что челюсть сводило. Было больно и обидно, что кому-то выпала удача ощутить всплеск счастья, впервые прикоснувшись