Жизнь на общем языке - Татьяна Александровна Алюшина

уже не важно, а подобные разговоры и обсуждения просто пустая трепотня, и не более того, причем еще и опасная. На сегодняшний момент значение имеет только один факт: Россия воюет. И это настоящая, полноценная война, которая не закончится ни завтра, ни через месяц, ни в следующем году, хоть как вы ее ни называйте: СВО или помощь и освобождение своих русских людей на Украине. Главное – это факт, что мы воюем. И воюем всерьез, по-настоящему. Россию к этому целенаправленно вели, вынуждали, провоцировали и подталкивали, и мы таки в это ввязались, поскольку выбор у нас был невелик: либо мы противостоим тому, как жестко нас продавливают, вынуждая занять одну «определенную» позицию, и защищаем несколько миллионов близких нам по крови и этнической принадлежности людей, которых уже начали всерьез «раскатывать» под ноль в тот момент, – либо отдаем свой суверенитет и перестаем быть державой как таковой. Мы оказались в ситуации невозврата, и сейчас нам необходимо выиграть не только войну, а выиграть мир. Потому что война идет не за территории, людей и ресурсы, а за само существование России, ибо совершенно очевидно: если мы проиграем, такой страны больше не будет вообще. Не будет, и все. И тогда настанет час одной из заповедей китайского «Искусства войны» Сунь-цзы: «грабь горящий дом», и Россию примутся растаскивать и рвать по кускам. А людей, населявших эту страну, то есть нас, заставят годами платить по самому большому, грабительскому счету и громко каяться, при этом жестко нивелируя до полного уничтожения под каким-либо предлогом, типа: «Ой, какая страшная эпидемия случилась в бывшей России» или «Ай-яй, люди решили попартизанить и взорвали сами себе ядерный арсенал». Не имеет значения механизм уничтожения, главное, что на месте России западным странам и Америке нужна пустая территория со всеми ее ресурсами, принадлежащими только им. Поэтому на данный момент, какими бы ни были наши убеждения по поводу СВО, мы не можем игнорировать реальность, подтвержденную настоящими фактами и тем, как развиваются события. И от мотивации всех нас и нашей заряженности на необходимость победы в самом прямом смысле зависят жизни наших близких и всех нас. Вот и все. Выстраивание исторических фактов в событийный ряд и их логический анализ приводят именно к этим выводам.

– Ты говоришь, как бабушка Софья и как Вася, – сразу же и как-то сильно расстроилась Клавдия. – Они тоже постоянно твердят о многовековой мечте Запада уничтожить Россию. – Она посмотрела на Матвея грустно-напряженным взглядом. – Ну не может же быть все до такой степени ужасно. Мне кажется, вы все чересчур сгущаете краски. Невозможно, чтобы в современной мире, в одной, в общем-то, цивилизации с теми же европейцами, с обеими Америками, с Австралией, да вообще со всем миром в целом, некое объединение стран, пусть хоть НАТО, хоть какое другое сообщество, может всерьез задумываться и стремиться реально уничтожить одну, в общем-то, сильную и не последнюю державу в мире. Это очень трудно, практически невозможно представить. – И возмутилась: – Что они, нас бомбить, что ли, ядреными бомбами начнут? Это же полный бред.

– Ну, ядреными вряд ли, – невозмутимо ответил Матвей, – хотя при определенных, патовых для них ситуациях и могут. Но отрицание реальности, Клава, никогда не являлось спасением от нее, а, как правило, лишь усугубляло ее последствия для человека, не желающего этого видеть, – сочувствуя ей, как можно более мягко произнес Матвей. – Нравится нам, не нравится, протестуем мы и отвергаем ситуацию с СВО внутренне или громогласно, но на данный момент реальность такова, какой я ее описал. Наша жизнь состоит из выбора между двумя вариантами: плохого и хорошего, а те, в свою очередь, состоят из нескольких вариантов хорошего и плохого. Но вся засада в том, что мы обязаны постоянно делать выбор – от мелкого, бытового, до глобального, способного изменить жизнь, и порой не только нашу жизнь. И если человек живет в России, считает себя ее гражданином и намеревается жить в ней и дальше, связывая свое будущее с родиной, то он обязан срочно перестраивать свое сознание и себя, чтобы делать все, что может, для победы страны в этом противостоянии. Если, конечно, он желает ей победы, а не поражения.

– Знаешь, что я тебе скажу, – завелась вдруг негодованием Клавдия. – Я стоматолог, пародонтолог и гигиенист. Все, что я умею, это лечить заболевания десен, костей челюсти и зубов у людей. Я ничего не смыслю в геополитике, и не очень хорошо знаю историю, и уж тем более ни фига не разбираюсь в политологии. Я просто делаю свое дело, и делаю его очень хорошо. И чем дело моей жизни может помочь в этой войне, я даже смутно не могу себе представить…

Она резко замолчала, оборвав себя на незаконченной фразе, и засопела, о чем-то сильно задумавшись.

Ладожский непроизвольно улыбнулся, старательно сдерживаясь, чтобы после столь пламенной речи девушки и ее явных переживаний совсем уж неуместно не рассмеяться над этой ее совсем девчоночьей реакцией.

– Мой дедушка Павел, – начала объяснение она, – благодаря которому и во имя которого я и стала стоматологом, был простым рабочим на заводе «Серп и Молот». То есть как простым, совсем и не простым, а токарем-слесарем самого высшего разряда, а когда еще и окончил заочно техникум, стал мастером цеха. Бабушка всегда шутила, что их брак – это «смычка города с деревней» или «союз пролетариата с интеллигенцией», как писали-призывали к объединению народа и его социальных слоев советские плакаты в тридцатых годах. Но про деревню бабуля несколько перегнула, дедушка был такой же потомственный москвич, как и сама Софья Михайловна, и к тому же еще и потомственный рабочий, не в первом поколении трудившийся на «Серпе и Молоте». Он в пятнадцать лет окончил ремесленное училище и стал к станку, а уже гораздо позже, женившись и имея сына, по настоянию бабули поступил на заочное отделение в техникум. Он был невероятно талантлив в своем ремесле, и его очень высоко ценили и считали незаменимым.

Так вот дедушка Павел рассказывал мне, как его отец, мой прадед Савва Геннадьевич, говорил ему о том, как они работали во время Великой Отечественной войны. Савва Геннадьевич в первый же день войны отправился добровольцем в военкомат, но его завернули, сказав: такие спецы стране сейчас нужны на своем месте, а потом еще и двойной бронью обложили, чтобы наверняка не ушел на фронт. Так вот, он говорил деду по поводу льющихся со всех СМИ на людей в девяностые годы информационных мутных потоков: «Если бы мы во время войны имели доступ к подробной информации