Просто солги - Ольга Кузнецова

Я тяжело выдыхаю и направляюсь в совершенно противоположную сторону от исчезнувшего из поля моего зрения автобуса. Квадратные каблуки отбивают по едва высохшему асфальту звонкую чечетку, а маленькая кожана сумочка беззаботно перелетает из одной моей руки в другую. Я стараюсь расслабиться, стараюсь вернуться к жизни, но противный ком в горле мешает сосредоточиться.

В глаза бьет резкий зеленый свет. Я прищуриваюсь и не сразу понимаю, что это всего лишь светофор. Это отрезвляющий цвет, яркий, такой же пробуждающий, как и хлещущий по твоей руке телефонный провод.

Но зеленый быстро меняется на красный, и я нахожу себя зажатой между двумя полосами — туда и обратно; вперед и назад. И самое страшное, что я не знаю, куда именно мне надо идти, потому что не знаю, какая именно из двух дорог ведет туда, куда нужно. Здесь мало чувствовать, мало знать — нужно еще просто уметь предполагать. Учиться угадывать, где рай, а где ад. "Левая ладонь или правая", — как Ким любил меня разыгрывать, потому что в обеих ладонях было пусто. "Угадай, где я, Кесси? Впереди, сзади, слева? Ты никогда не угадаешь… Потому что в жизни мало просто чувствовать…"

Я останавливаюсь перед высоким стеклянным зданием и еще несколько минут колеблюсь, прежде чем позволить крутящемуся стеклу поглотить меня вовнутрь.

Внутри здания мечутся люди, но на третьем этаже оказывается тише всего. И я слышу только редкую музыку, доносящуюся из приоткрытых дверей. Перед самой последней дверью я на секунду замираю, нервно покусывая губу, и вдруг слышу приятный женский голос. Немолодой, но такой… располагающий?

— Мисс Слоу, заходите, мы давно уже вас ждем.

Я не спрашиваю, откуда все знают мою настоящую фамилию, не спрашиваю, почему давно, так как я опоздала всего на несколько минут. Я не спрашиваю — просто улыбаюсь и толкаю дверь.

Миссис Тетчер уже седая, и ей определенно за пятьдесят, но от нее так и веет бодростью и каким-то внутренним светом. У нее маленькое старомодное пенсне на носу и искусственно закрученные волосы. В своей старости мне хочется быть похожей на эту властную женщину.

— По телефону вы говорили, что отучились в балетной школе, — сразу приступает к делу женщина, беззаботно поворачиваясь ко мне на своем крутящемся стуле.

Я присаживаюсь на краешек стула и сдавленно киваю. Миссис Тетчер, кажется, этого достаточно.

— Я закончила ее восемь лет назад, — подтверждаю.

Моя мучительница смотрит на меня оценивающим взглядом поверх пенсне. Смотрит, изучает. И, как это ни странно, под ее взглядом я расслабляюсь, начинаю чувствовать, как успокаивается каждая клеточка моего перегруженного тела. Внезапно мне в голову приходит мысль, что, возможно, в этот самый момент эта женщина не смотрит на меня — пытается почувствовать.

— Скажите, мисс Слоу. — Миссис Тетчер облокачивается на стол, ладонями подпирая подбородок и с интересом глядя прямо мне в глаза. — Скажите, есть ли хоть одна причина, по которой вы считаете, что я должна взять вас к себе на работу. Поймите, наша Художественная академия — не последнее заведение в Нью-Йорке, а вы так юны…

— Я все еще слышу, — отвечаю и вижу, как губы миссис Тетчер начинают расплываться в улыбке (у себя в блокноте она делает пометку), а затем повторяю более громко, — Все еще слышу и чувствую.

И мне кажется, я тоже начинаю улыбаться.

…

Когда вокруг тебя слишком много зеркал, ты начинаешь думать, что тебя становится слишком много. Ты — везде, и ты — все. Отличие лишь в том, что зеркала — это не темнота. Я уже давно перестала быть темнотой.

Мое отражение поджимает губы — (мне хочется казаться более серьезной) — сощуриваю глаза, пытаясь подражать уверенной манере Джо смотреть на меня. Словно это самое важное — научиться смотреть правильно, и это не так просто, как казалось в самом начале.

На мне обтягивающее черное трико, выцветшие рыжие волосы собраны в тугой узел на затылке. Я стараюсь не смеяться, когда тоненькие голоски по-очереди приветствуют меня.

— Здравствуйте, мисс Слоу!

И я каждый раз удерживаю себя от того, чтобы помахать рукой пришедшей поглазеть на меня через стекло Жи. Только улыбаюсь одними уголками губ и делаю музыку погромче.

— Просто почувствуйте… — я обвожу свой класс взглядом: все они — совсем еще юные девочки, каждой — не больше семи. У них испуганные взгляды и новенькая, еще приятно хрустящая форма. Я думаю о том, что когда-то и я была точно такой же, и широко улыбаюсь. — Просто слушайте…

И мне кажется, что они тоже слышат.

16. "Я думала, это стены виноваты…"

Я думала, это стены виноваты. Тонкие, пропускающие всякую плешь, я думала, что это только их вина.

Но теперь понимаю — крики по ту сторону — это крики боли, отчаянья. Я слышу, как лопаются чьи-то голосовые связки, как разрывается чье-то сердце. А еще даже сквозь стенку я чувствую этот запах. Запах, который, кажется, уже намертво въелся в мою кожу. Запах крови, боли и наркотиков.

Я думаю, что мне все это снится. Все: крики, запахи, стены…

Но в окно врывается ветер — слишком настоящий, чтобы быть вымышленным. И я затыкаю себе уши, задерживаю дыхание. Только чтобы не слышать, не чувствовать…

…

Моя соседка — Катрин — ей двадцать два, но выглядит она так, как будто ей шестнадцать. Тонкое нескладное тело, она сгорбленная, с постоянно дергающимся носом и вечно красными от слез глазами. Мне ее жаль, и именно поэтому я стараюсь не попадаться ей на глаза, и она делает то же самое.

Катрин одевается как подросток: мешковатые джинсы на лямках, белая майка с неприличной надписью. А еще она постоянно подводит себе глаза черным карандашом, но даже сквозь толстый внушительный слой штукатурки я все равно вижу, что она плакала этой ночью. Опять.

Она смотрит на меня, держащую за руку Жи, с какой-то неприкрытой брезгливостью, но что-то подсказывает мне, что это зависть. И все же Катрин непробиваемая, она по-настоящему сильная, не то, что я.

А еще она часто сидит на лестничной клетке и просто курит. И весь подъезд уже пропитался ей, ее неповторимым запахом, ароматом ее дешевых сигарет и стухших духов.

Когда я увидела Катрин в первый раз — две недели назад (тогда мы с Жи только переехали сюда) — я подумала, что это от нее исходит этот ужасный запах — запах, который я узнаю среди миллиона других. Но у Катрин только руки пахнут этой дрянью, как будто она только трогает — не принимает.