Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв. - Антология

лесных пичуг,

Гляжу на скачущих ягнят,

                На пестрый луг —

И не могу понять, какою вдруг

        Печалью я объят,

        И сам себя виню,

Что омрачаю праздник, и гоню

    Тень горестную прочь; —

                Чтоб мне помочь,

Гремит веселым эхом водопад

        И дует ветерок

                С высоких гор;

        Куда ни кину взор,

Любая тварь, любой росток —

                Все славят май.

О, крикни громче, крикни и сломай

Лед, что плитою мне на сердце лег,

Дитя лугов, счастливый пастушок!

IV

Природы твари, баловни весны!

Я слышу перекличку голосов;

        Издалека слышны

В них страстная мольба и нежный зов.

        Веселый майский шум!

Я слышу, чувствую его душой.

        Зачем же я угрюм

И на всеобщем празднестве – чужой?

                О горе мне!

Все радуются утру и весне,

Срывая в долах свежие цветы,

        Резвяся и шутя;

    Смеется солнце с высоты,

И на коленях прыгает дитя; —

        Для счастья нет помех!

        Я вижу всё, я рад за всех…

Но дерево одно среди долин,

Но возле ног моих цветок один

Мне с грустью прежний задают вопрос:

        Где тот нездешний сон?

        Куда сокрылся он?

Какой отсюда вихрь его унес?

V

Рожденье наше – только лишь забвенье;

Душа, что нам дана на срок земной,

До своего на свете пробужденья

    Живет в обители иной;

Но не в кромешной темноте,

Не в первозданной наготе,

А в ореоле славы мы идем

    Из мест святых, где был наш дом!

Дитя озарено сияньем Божьим;

На мальчике растущем тень тюрьмы

    Сгущается с теченьем лет,

Но он умеет видеть среди тьмы

Свет радости, небесный свет;

Для юноши лишь отблеск остается —

        Как путеводный луч

        Среди закатных туч

Или как свет звезды со дна колодца;

Для взрослого уже погас и он —

И мир в потёмки будней погружен.

VI

Земля несет охапками дары

Приемному сыночку своему

(И пленнику), чтобы его развлечь,

Чтобы он радовался и резвился —

    И позабыл в пылу игры

        Ту, ангельскую, речь,

        Свет, что сиял ему,

И дивный край, откуда он явился.

VII

Взгляните на счастливое дитя,

На шестилетнего султана —

Как подданными правит он шутя —

Под ласками восторженной мамаши,

Перед глазами гордого отца!

У ног его листок, подобье плана

Судьбы, что сам он начертал,

        Вернее, намечтал

В своем уме: победы, кубки, чаши;

Из боя – под венец, из-под венца —

    На бал, и где-то там маячит

    Какой-то поп, какой-то гроб,

    Но это ничего не значит;

Он это все отбрасывает, чтоб

Начать сначала; маленький актер,

Он заново выучивает роли,

И всякий фарс, и всякий вздор

Играет словно поневоле —

        Как будто с неких пор

Всему на свете он постигнул цену

И изучил «комическую сцену»,

Как будто жизнь сегодня, и вчера,

И завтра – бесконечная игра.

VIII

О ты, чей вид обманывает взор,

        Тая души простор;

О зрящее среди незрячих око,

Мудрец, что свыше тайной награжден

Бессмертия, – читающий глубоко

    В сердцах людей, в дали времен:

        Пророк благословенный!

Могучий ясновидец вдохновенный,

Познавший всё, что так стремимся мы

Познать, напрасно напрягая силы,

В потемках жизни и во тьме могилы, —

Но для тебя ни тайны нет, ни тьмы!

    Тебя Бессмертье осеняет,

    И Правда над тобой сияет,

Как ясный день; могила для тебя —

Лишь одинокая постель, где, лежа

Во мгле, бессонницею мысли множа,

Мы ждем, когда рассвет блеснет, слепя;

О ты, дитя по сущности природной,

Но духом всемогущий и свободный,

        Зачем так жаждешь ты

Стать взрослым и расстаться безвозвратно

С тем, что в тебе сошлось так благодатно?

Ты не заметишь роковой черты —

И взвалишь сам себе ярмо на плечи,

Тяжелое, как будни человечьи!

IX

О счастье, что в руине нежилой

Еще хранится дух жилого крова,

Что память сохраняет под золой

    Живые искорки былого!

Благословенна память ранних дней —

Не потому, что это было время

Простых отрад, бесхитростных затей —

И над душой не тяготело бремя

Страстей – и вольно вдаль ее влекла

Надежда, простодушна и светла, —

    Нет, не затем хвалу мою

    Я детской памяти пою —

        Но ради тех мгновений

Догадок смутных, страхов, озарений,

Осколков тайны – тех чудесных крох,

Что дарит нам высокая свобода,

Пред ней же наша смертная природа

Дрожит, как вор, застигнутый врасплох; —

    Но ради той, полузабытой,

    Той, первой, – как ни назови —

Тревоги, нежности, любви,

Что стала нашим светом и защитой

От злобы мира, – девственно сокрытой

        Лампадой наших дней;

    Храни нас, направляй, лелей,

Внушай, что нашей жизни ток бурлящий —

Лишь миг пред ликом вечной тишины,

    Что осеняет наши сны, —

Той истины безмолвной, но звучащей

С младенчества в людских сердцах,

Что нас томит, и будит, и тревожит;

Ее не заглушат печаль и страх,

Ни скука, ни мятеж не уничтожат.

        И в самый тихий час,

И даже вдалеке от океана

        Мы слышим вещий глас

Родной стихии, бьющей неустанно

                В скалистый брег,

        И видим тайным оком

Детей, играющих на берегу далеком,

И вечных волн скользящий мерный бег.

X

Так звонче щебечи, певец пернатый!

        Пляшите на лугу

                Резвей, ягнята!

Я с вами мысленно в одном кругу —

Со всеми, кто ликует и порхает,

Кто из свистульки трели выдувает,