Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв. - Антология

атомы, что грек открыл,

И Галилеевы миры —

Лишь прах на берегу морском,

Где спят Израиля шатры.

Роберт Бёрнс

1759–1796

Родился в бедной арендаторской семье и смолоду узнал, что такое лишения и тяжелый крестьянский труд. В сельской школе получил начатки образования, включавшие, между прочим, французский язык. Источниками его юного вдохновения был местный шотландский фольклор и стихи Роберта Фергюсона. В 1788 году Бёрнс издал первый сборник стихотворений, благоразумно не включив в него свои антиклерикальные сатиры и кантату «Веселые нищие». Книга имела успех и снискала ему покровителей в эдинбургских литературных кругах, восхищавшихся «поэтом-пахарем». Бёрнс тяготился навязанной ему ролью. Забота о семье заставила его принять должность чиновника по таможенным сборам, беспокойную и требующую постоянных разъездов. Он умер от сердечной болезни, заработанной еще в молодости. Бёрнс – любимейший, воистину народный поэт Шотландии. Но и в России он очень популярен, прежде всего благодаря переводам С. Маршака.

Что скажешь ты на это?

(Из «Веселых шотландских песен»)

Зимою ночи холодны,

    Забился кролик в норку;

Что, коли нынче я тайком

    Взойду в твою каморку —

И вместе проведу с тобой

    Всю ночку до рассвета,

Пока в отлучке муженек:

    Что скажешь ты на это?

Конечно, ночи холодны,

    Любого тянет в норку,

И если проберешься ты

    Тайком в мою каморку, —

Тебе, молодчик, я скажу,

    Что муж мой до рассвета

Пять раз привык меня будить:

    Что скажешь ты на это?

Уильям Вордсворт

1770–1850

Вордсворт учился в Кембридже. Два года (1790–1792) он провел во Франции, где увлекся революционными идеями, но начало якобинского террора ужаснуло его, и он вернулся в Англию. В 1798 году издал вместе с Кольриджем «Лирические баллады», одну из важнейших книг английского романтизма. В дальнейшем поселился с семьей в Озерном краю на северо-западе Англии, в деревушке Грасмир; поблизости поселились также Кольридж и Саути. Втроем они составили так называемую «озерную школу». Вордсворт считается одним из лучших мастеров английского сонета. Пушкин в своем стихотворении «Суровый Дант не презирал сонета…» заметил совершенно справедливо: «И в наши дни пленяет он поэта: / Вордсворт его оружием избрал, / Когда вдали от суетного света / Природы он рисует идеал».

Сонеты

«О Сумрак, предвечерья государь…»

О Сумрак, предвечерья государь!

Халиф на час, ты Тьмы ночной щедрее,

Когда стираешь, над землею рея,

Все преходящее. – О древний царь!

Не так ли за грядой скалистой встарь

Мерцал залив, когда в ложбине хмурой

Косматый бритт, покрытый волчьей шкурой,

Устраивал себе ночлег? Дикарь,

Что мог узреть он в меркнущем просторе

Пред тем, как сном его глаза смежило? —

То, что доныне видим мы вдали:

Подкову темных гор, и это море,

Прибой и звезды – все, что есть и было

От сотворенья неба и земли.

«Я думал: «Милый край! Чрез много лет…»

Я думал: «Милый край! Чрез много лет,

Когда тебя, даст Бог, увижу снова,

Воспоминанья детства дорогого,

Минувшей дружбы, радостей и бед

Мне будут тяжким бременем». Но нет!

Я возвратился – и тоска былого

Меня не мучит, не гнетет сурово,

И слезы мне не застят белый свет.

Растерянно, смущенно и сутуло

Стоял я, озираючись вокруг:

Как съежились ручей, и холм, и луг!

Как будто Время палочкой взмахнуло…

Стоял, смотрел – и рассмеялся вдруг,

И всю мою печаль, как ветром, сдуло.

«Смутясь от радости, я обернулся…»

Смутясь от радости, я обернулся,

Чтоб поделиться – с кем, как не с тобой? —

Но над твоей могильною плитой,

Увы, давно безмолвный мрак сомкнулся.

Любовь моя! Я словно бы очнулся

От наваждения… Ужель я мог

Забыть, хотя бы на короткий срок,

Свою потерю? Как я обманулся?

И так мне стало больно в этот миг,

Как никогда еще – с той самой даты,

Когда, у гроба стоя, я постиг,

Неотвратимым холодом объятый,

Что навсегда померк небесный лик

И годы мне не возместят утраты.

Глядя на островок цветущих подснежников в бурю

Когда надежд развеется покров

И рухнет Гордость воином усталым,

Тогда величье переходит к малым:

В сплоченье братском робость поборов,

Они встречают бури грозный рев, —

Так хрупкие подснежники под шквалом

Стоят, противясь вихрям одичалым,

В помятых шлемах белых лепестков.

Взгляни на доблестных – и удостой

Сравненьем их бессмертные знамена.

Так македонская фаланга в бой

Стеною шла – и так во время оно

Герои, обреченные судьбой,

Под Фивами стояли непреклонно.

Отголоски бессмертия по воспоминаниям раннего детства

I

Когда-то все ручьи, луга, леса

Великим дивом представлялись мне;

    Вода, земля и небеса

Сияли, как в прекрасном сне,

И всюду мне являлись чудеса.

Теперь не то – куда ни погляжу,

Ни в ясный полдень, ни в полночной мгле,

    Ни на воде, ни на земле

Чудес, что видел встарь, не нахожу.

II

        Дождь теплый прошумит —

        И радуга взойдет;

        Стемнеет небосвод —

И лунный свет на волнах заблестит;

        И тыщи ярких глаз

        Зажгутся, чтоб сверкать

Там, в головокружительной дали!

Но знаю я: какой-то свет погас,

Что прежде озарял лицо земли.

III

Я слышу пение