Ветер плодородия. Владивосток - Николай Павлович Задорнов

Им сказали, что шлюпки все время изучают берега, приливы и отливы, проходят в устье реки среди мелей в любую погоду, делают промеры. Да и не только устье Хай Хэ они изучают. Они все и всюду измеряют для науки и составления атласов. Корабли эскадр союзников все время заняты описями берегов и бухт огромного залива Печили, заходят в гавани торговых городов, делают закупки.

Англичане описывают берега и многочисленные гавани Ляодунского полуострова, отделяющего залив Печили от Желтого моря. Ляодун, как стена, отгородившая залив с востока, ими преодолен. Ходят у берегов Кореи, могут появиться, как только разойдутся льды, и в северных гаванях. Не делают это только потому, что признают там интересы русских.

Евфимий Васильевич сказал, что скоро весь флот союзников соберется на рейде Даго. Надо пойти на уступки. Англичане могут разрушить город Тяньцзинь. Такое сокровище следует спасти.

Чун и У, хотя и не олухи, но и не семи пядей во лбу, в один голос заявляли, что бар реки Хай Хэ непроходим, и хотя европейские суда сильно вооружены, а их пушки далеко стреляют, но опасности для Тяньцзиня нет Суда англичан в реку никогда не войдут.

На другой день, 16 апреля. Остен-Сакен записал в своем дневнике: «Наши нынешние конференции с китайскими сановниками были весьма занимательны, особенно при сравнении их с прошлогодними переговорами на этом же месте. Не могу не упомянуть об одном из аргументов сановника Чуна, маньчжура, который кажется почти невероятным. Граф уговаривал его делать уступки, так как в противном случае начнутся немедленно военные действия со стороны англичан и французов, что будет иметь следствием погибель множества несчастных жертв. Чун повторил их обычный довод, что бар непроходим и войну против Китая вести тут невозможно, и на ухо, обращаясь к нашему переводчику доктору Алексею Александровичу Татаринову, сказал ему как бы конфиденциально: а если будут стрелять — не беда. Пусть перебьют хоть и тысячу — ведь это только китайцы».

На «море Печили» опять бушует. Сегодня при ярком солнце. Ветер разносит косые и плоские пласты огня, выламывая их по всей поверхности моря. С палубы парохода «Америка» английская эскадра кажется как в нимбе из солнечного сияния, словно вознеслась над Китаем как святая. Корабли не дымят, стеньги и реи спущены, мачты обнажены. Людей на палубах не видно.

Грохот волн как обвалы в горах, как взрывы при непрестанной бомбардировке. На мелях поднимаются горы воды.

Путятин велел спускать двойку. В отчаянии, от скуки, он, бывало, и прежде гонялся, как на яхте. С ним любимец его Сизов.

Спортивная гонка в шторм, как на регате! К Элгину! Сколько можно еще моряку возиться с бумагами? Путятин встряхнется, выветрит заботы из головы, вспомнит молодые годы; кажется, нет разницы для яхтсмена — в пятьдесят или в двадцать идти в море.

На посольском корабле заметили, что идет двойка.

Сами любят море! В Кенсингтон-парке на пруду по воскресеньям взрослые мужчины вспоминают свое детство и мечты — пускают на воду маленькие кораблики с парусами, их носит ветром, сами бегают вокруг пруда, каждый отталкивает свой крейсерок палкой, если ветер занесет к суше. В парке свое игрушечное море, и совершаются подвиги океанских капитанов, умело устанавливающих паруса и руль. И все между вытоптанных детьми лужаек и нескольких деревьев платана, которые там называются «лондонское дерево».

Элгин и Путятин, держась за натянутые леера, прошли в каюту посла. С них сняли клеенчатую одежду. Подали горячий грог.

— Подобно стоянке посреди Атлантического океана, — иронически повторил сэр Джеймс.

Некоторое время посидели, довольные собой и друг другом, как яхтсмены из разных стран, соперничавшие на регате.

— Если богдыхан согласится пропустить меня в Пекин, как и вас, то я хотел бы дойти на вашем пароходе до Тяньцзиня, — задумчиво молвил Элгин, возвращаясь к общим заботам и подтверждая свое совершенное миролюбие.

Как известно, корабль «Америка» мелко сидит, может переходить мели; на глубокой воде как скорлупка. При этом в море его не раскачивает, как «Фьюриос». Последний раз Элгин побывал на «Америке», осматривая корабль с видом квартиросъемщика. Это работа американцев. Как они смастерили! Соперничеством янки нельзя пренебрегать. Вон в море стоит их огромная «Манитоба»…

А на далеком берегу виден монастырь, от которого скоро может не остаться камня на камне. Там в архиве капитан Смит надеется захватить переписку Путятина.

Элгин сказал, что послал ультиматум Тяню. Если за шесть дней не будет согласия, высадит десанты и начнет обстрел.

Вопросительно глянул на Путятина. Ждал ли, что может добиться чего-то утешительного в предстоящей встрече с Тянем на берегу, о которой Путятин объявил сейчас… Конечно, Путятин будет склонять Тяня на уступки европейцам. Конечно, Тянь решит, что Путятин будет шпионить в пользу англичан. Конечно, Путятин будет шпионить для китайцев, полагает Элгин, и надо немного припугнуть, показать, что глаз за ними есть, мы все видим и знаем. Ультиматум касается не только Тяня, но и Путятина.

Настал день встречи с главнокомандующим Тянем на берегу. «Америка», минуя входные мысы с низкими фортами, вошла в устье реки и бросила якорь ниже баров, переход через которые невозможен для морских судов. Дальше пошли на шлюпках до шатра, разбитого на берегу для свидания высших персон в зоне безопасности, выше баров. Так китайцы берегут свои секреты. Тянь не вправе принимать иностранцев в своей ставке в монастыре, где Путятину любопытно побывать.

Палатка для свидания с ним вынесена на полосу окаменевшего ила, на самый берег, впереди фронта укреплений и старинных фортов, за которыми деревня. А на реке британская шлюпка делает промеры, но к этому, казалось, тут все привыкли.

— Шлюпки пусть ходят, — пренебрежительно сказал Бянь, сопровождавший гостей, — они как нищие под окном, просят милостыню.

Такая радость для мореплавателя ступить на твердую землю, но к качке все так привыкли, что и этот скудный берег качается под ногами, как море в мертвую зыбь, и кажется, что качается весь Китай.

Хорошо бы не на окаменевший ил, не у загаженной солдатами, дурно пахнущей деревни и казарм, а в благоухающий монастырский сад, где сейчас, верно, все цветет и даже есть ранние плоды на деревьях и ягоды на грядках и кустарниках. А вы сидите на своих кораблях, качаетесь, поглядываете издали и стервенеете, если вам нравится… Как Бянь намекнул.

В торжественной обстановке встречает Тянь, оказывает честь послу Путятину, все входят в палатку, рассаживаются. Будь они прокляты, эти торжественные приемы! Тянь задерет халат и драпанет, как и в Кантоне,