О материалистическом подходе к явлениям языка - Борис Александрович Серебренников

в действительности оперирует только категориями языка. Язык для него – это сетка, которую человек набрасывает на внешний мир в процессе познания, но в то же время это промежуточный мир.., характеризуемый особыми приемами подхода к действительности.., который только и доступен нашему познанию…

…Вейсбергер широко использует традиционные штампы „лингвистического агностицизма“ XX в. …Поскольку „духовный промежуточный мир“, создаваемый в процессе осознания бытия человека и есть язык, а „духовные объекты“ практически тождественны единицам языкового содержания, „критика языка“ у Вейсбергера, как у представителей общей семантики, ведет к отрицанию возможности познать мир реальных вещей. Человек познает только иллюзорный мир, построенный языком…

…Зависимость всей человеческой духовной и материальной жизни от языка получает у Вейсбергера наименование „человеческого закона языка“, который выступает в трех формах: „закон языкового коллектива“, „закон родного языка“ и „закон существования, обусловленного языком“. Эти законы суть проявления высшей и неразгаданной человеком духовной силы, которая стоит над человеком и которой он неизбежно подчиняется.

Тем самым язык, фактически выступает у Вейсбергера в роли божественного духа, демиурга человеческой истории… Представление о мире „миропонимание“ зависит от языка… В способе расчленения действительности… видит Вейсбергер влияние языка… Созданные в процессе номинации единицы языка, определяют, по Вейсбергеру, направление и содержание познания…

…Вслед за Кассирером Вейсбергер полагает, что языковое познание является одной из разновидностей символического познания… Вейсбергер утверждает, что всякое содержание может быть выражено только в одной форме. На этом основании отрицается существование как многозначности слов, так и синонимии. Такое метафизическое понимание соотношения формы и содержания служит одним из аргументов его теории о разном „миропонимании“ разных языков… Родной язык определяется Вейсбергером как процесс „вербализации мира“, осуществляемый языковым коллективом… Основой языковых коллективов является чисто духовное начало, поскольку язык – это объективизированный дух… В действительности же выделение и оформление языка включается в процесс выделения и формирования общественных единиц и зависит от экономических, политических и территориальных условий…

…Отождествление языка и мышления неизбежно приводит Вейсбергера, как и представителей американской лингвистики, к утверждению, что уровень познания мира зависит не от уровня общественного развития…

…Сложный комплекс вопросов о национальном своеобразии каждого языка, о зависимости этого своеобразия от всего исторического развития данного народа, специально вопрос о взаимосвязи языка и национальной культуры решался как Гумбольдтом, так и его многочисленными последователями не только упрощенно, но и в самой основе неверно.

Ошибочность заключалась прежде всего в том, что национальное своеобразие рассматривалось не как результат длительного процесса, а как изначальное и постоянное свойство языка и культуры данного народа („национальный дух“, „внутренняя форма“ Гумбольдта, „сила духовного формирования“ Вейсбергера), и что это национальное своеобразие превращалось практически в некую мистическую силу, предопределявшую независимо от общественных условий всю дальнейшую судьбу культуры и языка данного народа»[207].

К тому же Вейсбергер неправильно понимает соотношение национального своеобразия языков и единства «постигающего мышления».

«Так как процесс мышления, – писал К. Маркс, – сам вырастает из известных условий, сам является естественным процессом, то действительно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости, следовательно, также и от развития органа мышления»[208].

«Поэтому, несмотря на все национальное своеобразие разных языков, в том числе и таких близкородственных, как немецкий и английский или исландский и датский, обусловленное их конкретной историей и, в конечном счете, историей народов, говорящих на этих языках, содержание познающего мышления может быть одинаково адекватно выражено как на указанных языках, так и на множестве других языков, находящихся на определенном уровне развития»[209].

Л.С. Ермолаева, критикуя концепцию Л. Вейсбергера, во многом солидаризируется с М.М. Гухман, хотя в ее статье содержатся некоторые собственные критические замечания.

«Определяя сущность языка, его назначение, Вейсбергер явно недооценивает коммуникативной функции языка. Мнение, будто язык создан для общения, заявляет Вейсбергер, также наивно, как утверждение, будто бы дерево предназначено для топлива. Между тем именно коммуникативная функция является важнейшей функцией языка. Именно язык как средство общения является неотъемлемым условием формирования и существования человеческого общества…

…Выдвигая на первый план роль языка в формировании сознания, Вейсбергер не учитывает, что человеческое сознание возникло и развивается только как общественный продукт, а поэтому важнейшей функцией языка на всех этапах развития общества является его роль как средства общения, без которого было бы невозможно ни производство материальных благ, ни развитие сознания…

…Из правильного утверждения, что понятия выражаются в языке и не могут существовать без языковой оболочки, Вейсбергер делает неправильный вывод о том, что только понятие составляет значимую сторону лингвистического знака. Во-первых, Вейсбергер недооценивает других функций слова (и прежде всего номинативной), не учитывает многообразие типов лексических значений, сложности смысловой структуры слова. Подобно Вундту Вейсбергер отождествляет язык и мышление…

…Единство обеих сторон лингвистического знака Вейсбергер понимает схематично, упрощенно, не учитывая всей сложности соотношения формы и значения, он утверждает их полный параллелизм: одна и та же форма не может выражать более одного „понятия“, всякое „понятие“ может быть выражено лишь одной формой…

…Понятийный мир языка, по Вейсбергеру, зависит от „языка поля“. Всякое „языковое поле“ представляет собой „кусочек миропонимания языка“, некую априорную систему понятий, идей, не связанную ни с объективной действительностью, ни с языковой материей. Расчленение таких „языковых полей“ различно в разных языках, зависит от духа языка и образует его специфику, его характерные особенности…

…Порочность вейсбергеровской теории „семантического поля“ состоит не только в связанных с нею выводах относительно обусловленности мышления структурой языка, но и в одностороннем подходе к изучению значения слова. Исследование смысловой структуры слова, объема его значений подменяется „понятийным“ анализом языка»[210].

П.В. Чесноков отмечает, что

неогумбольдтианцы, «подобно Канту, признают существование объективного мира, не зависящего от сознания человека и воздействующего на его чувственную (наглядно-образную сферу), но результатом этого воздействия признается не стройная целостная картина отраженного мира, а хаотический набор опытных данных о механической совокупности разрозненных явлений. Эти эмпирические факты, по мнению неогумбольдтианцев, благодаря творческой активности языка упорядочиваются, распределяются по классам, вступают друг с другом в пространственные, временные, причинно-следственные отношения. Так конструируется мир как связное целое.

Целостная картина мира, по этой теории, творится человеческим сознанием при помощи языка, не будучи более или менее точным отражением объективного мира…

…В основе субъективно-идеалистического взгляда неогумбольдтианцев на язык как на духовную силу, организующую в процессе познания хаос объективной реальности в целостную систему, взгляда, ведущего к противопоставлению, а затем и к разрыву объективного