О материалистическом подходе к явлениям языка - Борис Александрович Серебренников

очень хорошо представляет, что означает действие законченное и действие незаконченное. Отсюда можно сделать вывод, что у людей существует какое-то авербальное мышление. Недостатки лингвокреативного мышления могут компенсироваться авербально-понятийным мышлением.

Понятие, изоморфное соответствующему объекту действительности, создается, по-видимому, еще в доречевой стадии. Такие понятия имеют большой объем по той простой причине, что его созданию не мешал материал какого-либо конкретного языка.

Таким образом, становится правомерным вопрос о разграничении авербальных и языковых понятий.

Поисковое мышление

Этот, еще мало исследованный, тип мышления обнаруживается у людей, играющих в шахматы, у ученых, работающих над разрешением какой-либо сложной научной проблемы, изобретателей, следователей и т.п.

Вполне очевидно, что процесс мышления здесь имеет определенные отличия от обычного типа мышления. Не исключена возможность наличия каких-то подсознательных скрытых процессов мышления. Не последнюю роль в этом типе мышления, по-видимому, играет авербальное мышление.

Возможность редуцированного мышления

«Понятиями, – замечает П.А. Сотникян, – мы мыслим лишь в научной области, в обыденной же жизни мы мыслим типичными образами»[193].

«При мышлении у нас образ вещи может сворачиваться и разворачиваться. Когда я в более или менее сложной форме мыслю обычную для меня мысль, то образ этой вещи бывает в свернутом виде, однако вполне достаточном для мышления; например, когда я говорю „мой отец помог мне получить среднее образование“, то образ моего отца мыслится совершенно сокращенно, так что лишь какой-либо штрих из его внешнего облика, например, его характерный взор, оказывается достаточным для мышления… Мы мыслим свернутыми образами, когда мысль для нас привычна… В обыденном мышлении мы не нуждаемся в развернутом образе, так как и свернутые образы или сгустки оказываются достаточными для мышления, или неточного привычного различения одной вещи от другой… Развернутый образ выступает у нас, когда мы нуждаемся в каком-либо доказательстве при объяснении»[194].

«Если же наше мышление не нуждается в таких объяснениях и доказательствах, то наши образы могут не всплывать в развернутом виде, они могут сократиться до минимального сгустка, вполне достаточного для понимания сказанного»[195].

«…содержание также может сокращаться, но тут сокращение будет состоять лишь в том, что вместо развернутого содержания появится сгусток этого содержания, или даже в сознании выступает не весь сгусток, а лишь часть его, да плюс к тому это выступающее в сознании содержание может не раскрываться, а оставаться как бы в скобках, оставляя в сознании то, что здесь мы имеем дело с чем-то определенным, отличным от других вещей»[196].

Существует два типа внутренней речи – развернутая и редуцированная. Развернутая – это говорение про себя. Приглушенные движения произносительных органов здесь возможны, но они носят следовый, рефлекторный характер и совершаются по инерции, не имея особых функций. Появление во внутренней речи образных и звуковых представлений может их прерывать. Степень интенсивности этих движений неодинакова. Она варьируется в зависимости от легкости или трудности содержания внутренней речи. Но существует и другая, так называемая сокращенная форма внутренней речи. Вот некоторые ее характеристики.

С синтаксической стороны эта форма речи крайне отрывочна, фрагментарна и сокращена по сравнению с внутренней речью. Для нее характерно упрощение синтаксиса, минимум синтаксической расчлененности, высказывание мысли в сгущенном виде, значительно меньшее количество слов. Эта речь производит впечатление чрезвычайной фрагментарности и недоразвитости. Во внутренней речи этого типа содержатся не столько слова, сколько трудноуловимые намеки на них, выражаемые в каких-то элементах артикулирования. Слова здесь представляют конденсированное выражение смысловых групп. Говорят, что в данном случае даже нет слов в их грамматическом значении, а лишь некоторые элементы артикулирования, которые являются носителями общего смысла[197].

Возможен такой путь мышления, когда человек обращает внимание главным образом на связи между понятиями, достаточно не раскрывая их содержание.

«Типичный образ, – отмечает П.А. Сотникян, – указывает на соответствующего реального носителя идеи.

Обыкновенным объектом мысли в научной области является то общее содержание, которое выделяется из типичного образа. В актах мышления, где внимание сосредоточивается на увязке отдельных положений, такой объект мысли не приводится в отношение к реальным его носителям; это последнее имеет место лишь тогда, когда внимание специально сосредоточивается на этом моменте или когда мысль непосредственно обращается к реальному носителю идеи»[198].

Такой тип мышления можно легко представить. Предположим, какой-то человек, слушающий радио, услышал два сообщения: В субботу наблюдалось извержение вулкана Стромболи. Сегодня в Нью-Йорке перед зданием ООН прошла демонстрация. Допустим, что слушающий никогда не видел вулкана Стромбали, ни Нью-Йорка, ни здания ООН, не знает, что представляет собой демонстрация. Совершенно очевидно, что у этого человека не возникнет никаких отчетливых образов реальных объектов. Он улавливает только логическую связь между предметами мысли, о которых у него имеется самое неопределенное представление.

В реальной действительности мышление человека представляет совокупность различных типов мышления, постоянно сменяющих друг друга и взаимно переплетающихся.

Мышление без слов так же возможно, как и мышление на базе слов. Словесное мышление – это только один из типов мышления.

Проблема идиоэтнического и универсального в языке

Проблема идиоэтнического и универсального в языке, будучи частью проблемы взаимоотношения языка и мышления, неоднократно привлекала к себе внимание языковедов. Наиболее ярко это стремление выразилось в попытках создания так называемой универсальной грамматики. Лингвисты, вынашивающие эту идею, были убеждены, что грамматика представляет прикладную логику и поэтому можно установить принципы, лежащие в основе грамматики существующих языков. Универсальный компонент в языках мира сводился таким образом к логическому содержанию грамматических форм.

Некоторые лингвисты утверждали, что единообразие языковых процессов проявляется не в отдельных словах, звуках и флексиях, а в отношениях между словами, т.е. в синтаксисе[199].

Интересна в этом отношении идея о существовании так называемых понятийных категорий. Вопрос о существовании в сознании людей понятийных категорий впервые был более или менее отчетливо поставлен Отто Есперсеном.

«Приходится признать, – писал Есперсен, – что наряду с синтаксическими категориями, или кроме них, или за этими категориями, зависящими от структуры каждого языка, в том виде, в каком он существует, имеются еще внеязыковые категории, не зависящие от более или менее случайных фактов существующих языков. Эти категории являются универсальными, поскольку они применимы ко всем языкам, хотя они редко выражаются в этих языках ясным и недвусмысленным образом. Примером такой понятийной категории может служить пол. Пол существует в реальном мире, но не всегда выражается в языке»[200].

И.И. Мещанинов относит к понятийным категориям субъект и предикат, атрибут, прямой и косвенный объект, предметность