Горящая колесница - Миюки Миябэ

— Хоть бы уж не под машину попал, — тихо пробормотал Икари.

Он любил животных. Хомма знал, что когда-то он всем крысам на чердаке своего дома дал имена. Мог даже различать их на слух, по топоту лапок. Уставится, бывало, в потолок, сидя по-турецки у себя на постели, и вдруг заявит: «Это Кристина. С Аланом. Но он ей совсем не нравится». Хомма порой даже беспокоился, в порядке ли приятель.

Когда они добрели до холла и лифта, Хомма наконец перевёл дух.

— А кто тебе сказал про Склероза?

— Сатору сказал. — Икари относился к мальчику как к собственному сыну и звал его запросто, не прибавляя к имени вежливые суффиксы «сан» или «тян».

Сатору тоже привязался к нему и не возражал, только иногда говорил: «Каждый раз, когда дядя Икари меня окликает, мне кажется, что он сердится», — такой уж был у Икари авторитетный голос.

— Я к тебе за тридевять земель притащился, а ты где-то ходишь… Ну а Сатору как раз шептался с товарищем, как им организовать поиски пса. Я и решил поделиться опытом.

— Так ведь среди детей на площадке вроде бы не было Сатору?

Ноздри крошечного носа Икари широко раздулись.

— На «молодого Кобаяси»[6] возложена особая миссия. Вместе с вашим домоправителем Исакой и Каттяном он послан на Санитарно-эпидемиологическую станцию — на случай, если пса отвели в приёмник для бродячих.

Икари всегда ходил в одном и том же костюме. Вообще-то, у него было три пиджака одинакового цвета и покроя, из одной и той же ткани, он их носил по очереди. Но люди посторонние думали, что он в буквальном смысле «ходит в одном и том же». Вот и сейчас он распахнул полы своего излюбленного блёкло-коричневого костюма и артистическим жестом извлёк большой конверт из жёлтого пергамента:

— Вот, извольте. Всё, что требовалось.

Когда они вошли в квартиру, в гостиной ещё ощущалось тепло от давно уже выключенного обогревателя. Икари, не спрашивая разрешения, по-свойски направился в другой конец коридора, в комнату с буддийским алтарём — зажечь курения для Тидзуко. Хомма в это время перебирал содержимое конверта. Там была копия посемейного реестра Сёко Сэкинэ, хранившегося в городе Уцуномия, а также трудовая книжка.

Похоже, обошлось без нагоняя от начальства, и Хомма мог особо не извиняться перед Икари за хлопоты с этими бумагами.

— Спасибо, выручил!

— Тидзуко-тян, твой муж опять ввязался во что-то подозрительное, — отозвался Икари, не отходя от алтаря, перед которым стоял сложив руки и слушая звон молитвенного гонга.

Икари и Тидзуко были дружны с детства, вместе учились в начальной школе. Именно он познакомил с ней Хомму, когда оба ещё были курсантами Полицейской академии. Икари потом признался, что познакомил их нарочно: «Мне она была как сестрёнка, нельзя же было допустить, чтобы она вышла замуж за случайного человека…»

На это ему, конечно, возражали: мол, что же сам не женился? А он очень серьёзно отвечал, что они с Тидзуко были «чересчур близкие люди» и что «на близких не женятся».

Икари тоже был завален работой и сюда наведывался редко. Поэтому если уж приходил, то некоторое время сидел у алтаря. Хомма никогда его не трогал в эти минуты, ждал, пока он сам успокоится.

Хомма пододвинул стул, разложил на обеденном столе извлечённые из конверта документы и принялся их изучать.

Копия посемейного реестра не таила в себе загадок. Вплоть до того момента, как Сёко-двойник завела свой собственный реестр в окружном муниципалитете Хонан, настоящая Сёко ни разу ничего не меняла в этом документе, оформленном рукой её отца и зарегистрированном по адресу: город Уцуномия, квартал Итёдзака, строение 2001. В сопроводительном вкладыше аккуратно были записаны все адреса, по которым впоследствии временно проживала настоящая Сёко Сэкинэ. Первым значился адрес в Токио: округ Эдогава, квартал Касаи, Минамимати, 4-10-5. Дата регистрации: первое апреля 1983 года.

Наверное, по этому адресу она поселилась, когда начала работать в «Торговой корпорации Касаи». Адрес отличался от служебного только номером корпуса, — вероятно жила совсем рядом с работой.

Что там под рукой — карта или телефон? Телефон. Стоит лишь руку протянуть. Хомма снял трубку и, полистав записную книжку, нашёл телефон фирмы «Касаи», набрал.

Ему ответил женский голос. Хомма сделал вид, что хочет кое-что послать и желал бы уточнить адрес фирмы после чего прочёл адрес, по которому когда-то проживала Сёко Сэкинэ — мол, верно? Ему ответили: это не администрация, а общежитие для сотрудников.

Хомма положил трубку и поднял голову: Икари стоял на пороге гостиной и смотрел в его сторону:

— Сейчас бы чайку солёненького, с отваром морской капусты…

— Самая нижняя полка с дверцами.

Икари подошёл к буфету, открыл, как было велено, самую нижнюю дверцу и достал маленькую жестянку. Потом налил в чайник воды, поставил на газ.

— Самообслуживание завёл?

— Точно.

— Не будешь шевелиться — мигом превратишься в старика.

— Такое ощущение, что уже.

Следующим местом жительства Сёко Сэкинэ были те самые апартаменты «Касл Кинситё», откуда она пришла к адвокату, чтобы начать процедуру банкротства.

Наверняка, когда девушка переехала из общежития для сотрудников в апартаменты, она стала тратить гораздо больше. Уж не на этом ли она споткнулась?

Молодёжь, которая селится в общежитиях фирм, только и мечтает о своей квартире, чтобы жить в свободном одиночестве, без комендантского часа, мамаши-комендантши и любопытных глаз соседей — старших коллег по работе. Молодые и представить себе не могут, сколько нужно денег, чтобы обрести эту свободу, они просто не способны взглянуть в глаза реальности. Даже если и взглянут, им трудно прочувствовать это по-настоящему. Ведь в общежитии они на всём готовом, а в большом мире и электричество, и газ, и даже вода в канализационном бачке — всё стоит денег. Реальность сурова: если не будешь платить, не получишь даже этих, самых необходимых удобств. Но это вовсе не очевидно для молодёжи.

Последним адресом Сёко Сэкинэ был тот, по которому она переехала после банкротства и откуда исчезла семнадцатого марта 1990 года. Это был «Кооператив Кавагути».

После того как умерла мать, девушка пришла к адвокату и проконсультировалась о её страховке, но ни о какой недвижимости речи не было. Это значит, что, так сказать, «родной дом» Сёко, место, где в одиночестве жила её мать, было, скорее всего, съёмной квартирой. Да, похоже так, ведь Сёко рано потеряла отца, они остались с матерью вдвоём…

Её мать, судя по записям в посемейном реестре, до того, как скончалась 25 ноября 1989 года, меняла место жительства трижды. Однако все переезды были в пределах города Уцуномия. На момент смерти женщина была зарегистрирована по адресу: квартал Итёдзака, строение 2005. Здесь она прожила десять лет. И это совсем рядом с тем местом, где они жили когда-то с мужем.

То, что мать Сёко не покидала Уцуномию, говорит, наверное, о её привязанности к насиженному месту. А может быть, тревожась о дочке, которая одна уехала в большой город, она хотела сохранить для неё «гнездо», куда та всегда могла бы возвратиться.

Икари тяжело опустился на стул наискосок от Хоммы. Протянув руку к бумагам, которые Хомма уже просмотрел, он бегло взглянул на них. При этом не проронил ни слова.

С трудовой книжкой Сёко, хранящейся на бирже труда, всё оказалось так, как Хомма и предполагал. Действительно, на имя Сёко Сэкинэ было выписано целых два страховых полиса. Один полис был оформлен для настоящей Сёко, когда она поступала на работу в «Торговую корпорацию Касаи». Ещё один полис, с новым номером, сделала себе Сёко-двойник в апреле 1990 года, когда её приняли на работу в фирму «Офисное оборудование Имаи». Ей присвоили на бирже труда новый номер страховки, поскольку она сказала, что впервые оформляется на работу.

— После того как я получил эти бумаги, я ещё и на биржу позвонил, — сообщил Икари. — Они тоже удивились, что страховых полисов оказалось два. Но при этом сказали, что, вообще-то, бывают случаи, когда люди хотят скрыть прежнее место работы, — тогда они говорят, что оформляются впервые. Иногда инспектора по занятости населения проверяют всё очень придирчиво, чтобы никакой путаницы не возникало, но если перед ними стоит молодая женщина, обычная служащая, то кажется вполне правдоподобным, что она нанимается на работу впервые. Так это и сходит с рук, ведь для проверки нужно затратить силы и время. Как ты и говорил, бумаги хранят в течение семи лет. Документов, относящихся к тому времени, когда эта Сёко Сэкинэ поступала на работу в «Торговую корпорацию Касаи», уже не существует. Есть только бумаги о том, что она оттуда уволилась. Потом она некоторое время получала пособие по безработице.

Хомма слушал и кивал, а мысль его работала.

Сёко-двойник, нанимаясь на работу в «Офисное оборудование Имаи», не имела доступа к послужным спискам настоящей Сёко и не смогла заполучить её страховой полис. Поэтому ей не оставалось ничего иного, как сказать на бирже, что она впервые нанимается на работу. Но она могла вообще не придать этому большого значения, считая, что достаточно будет придумать подходящую отговорку, и всё будет в порядке. Судя по её поступкам, не похоже, что она полагается на случайности. Скорее всего, верно первое предположение. Не имея подлинной страховки, она обманула инспекторов по занятости населения просто потому, что не было другого выхода. Ведь вполне вероятно, что настоящая Сёко потеряла такую тоненькую бумажку, как страховой полис, особенно если вспомнить, как она жила в то время: уволилась из фирмы «Касаи», пряталась от сборщиков долгов, объявила о банкротстве, переехала (может, сбежала?) в «Кооператив Кавагути», зарабатывала на жизнь в баре… Сколько ни искала Сёко-двойник в квартире этот документ, так и не нашла.