Черная Принцесса: История Розы. Часть 1 - AnaVi

а не видно ни черта и даже его же собственных прожекторов-фар, что и только-только, казалось, начали набирать в цвете и яркости, свете, досмаргивая последние слои тумана и марева с себя.

Посидев так еще с минут пять, а то и все десять, дабы полностью пробудиться не только телом, но и душой, а не выйти из строя первым или второй и из первого же при резкой смене положения его, он наконец обнаружил, нашел и обрел же себя в своей же комнате и на своей же все кровати-гнезде, свитой из в цвет ее же дерева красного тканевого пододеяльника, простыни и пледа с мелким мягким ворсом, различив так же еще и первую более-менее — по тем же все и силуэтам мебели в ней, очерченным белым холодным лунным светом из не менее же как сейчас, так и в принципе же белого пластикового окна, лучом таки протиснувшимся меж неплотно занавешенных синих штор от потолка до пола, но благо так и не попав в глаза, как это обычно бывало с солнцем по утрам, чтоб еще и ослепить до кучи и так еще не до конца сфокусированный взгляд.

После чего размяв шею и прогнувшись в спине с вытянутыми руками вверх, потягиваясь до легкого треска-скрипа по обоим фронтам, он взлохматил свою коротко стриженную каштановую мелированную шевелюру, оправив челку на правую же сторону, и, свесив ноги над полом, почти касаясь их голыми ступнями зеленого ковра с мелким и средней твердости ворсом, дотянулся до рядом стоявшего с тумбой у кровати черного в ночи, а днем и фиолетового деревянного стула, сняв с его спинки свои домашние темно-зеленые спортивные штаны с белыми полосками по швам. И, ступив наконец с небольшого прыжка, будто и не желая мерзнуть в холодной воде, заходя в нее пошагово, а на деле лишь и до конца быстрей очнуться, взбодрившись, на зеленый полог, направился на выход из комнаты, дабы попить теплого молока или даже уже и какао, а может, еще и всецело перекусить, чего уж зря и напитки-то переводить, а точнее — и именно поесть, доев остатки с их ужина, как не говорится: «Начал ребенком — так уж будь им до конца».

Да и в отличие все хотя бы и от тех же остальных, взрослых, проживающих с ним под одной крышей и окружающих же его и в остальном же, по жизни да и смерти так или иначе и как ни крути, ведь он не был и настолько приверженцем здоровой демонической пищи, как и, например, тот же все Влад или Александр, что и уж точно не брезговали, заказывая еду на дом: курьерами или обслуживающим персоналом по уборке или ремонту. И людьми же все. Пусть и, конечно, работать могли все — и работали: вне зависимости от видовости. Но вот закреплялись и оставались на местах — уже не многие: им же это было куда нужнее, чем и тем же все, кто мог получить все и так, без зазрения совести, морали и с минимальной же затратой своих сил, как и материально-меркантильного труда. Ну а ему же хватало и той энергии, пусть и человеческой же, но и которую так же получали и имели сами же они, а не из них: от той же еды и питья, солнечного света. И пусть еще и бывало же, конечно, когда и ему приходилось посбивать свой режим и не отделяться, не выделяться и не отсвечивать среди всех и в массе, но и дабы лишь не иссушиться совсем, бонусом же еще и сохранив дружескую атмосферу внутри другого и чужого коллектива, как и благополучие же в своей семье: без розни еще и на эту тему. Ведь и именно настоящая же кровь, как ни крути, все же давала и куда больше сил, чем и ее же все суррогаты-заменители: еда, такое же нормальное питье, животная кровь, передача той же самой энергии при контакте с телом и иные жидкости организма, не выделительные, но выделяемые — подчас ведь и сам химический состав крови при соитии, с передачей ли энергии в его процессе и моменте, как и начале и конце или нет, не уступал составу того же самого все семени. И пусть с этим же и в этом он уже так и не извращался, как и те же все взрослые и прочие, но и не брезговал совсем, пробовал, периодически и повторял, но и умел же и останавливался вовремя, предпочитая в основном уже скорее традицию. Переняв это, спокойно положившись перед этим и не прогадав, уже и от другого взрослого и без особости в этом, хоть и с большой «в», как и «ч», но и уже в сравнении с «д» — Егора. Который, еще будучи и его же кумиром в отстаивании своего я и непринятии до конца уже и другого, чужого и темного I, держал себя и его же в какой-никакой, а узде, не сжимая в ежовых рукавицах, достаточно свободно, и пусть при этом же еще и с ограничениями, не мешая никак вполне и нормальной жизнедеятельности — не давая выходить за грани и рамки дозволенного излишне, но и не пряча за стенами при том. Чего, кстати, придерживался и Александр время от времени, но и как подстатьи и подпункта же закона скорее, нежели и как само же желание в чем-либо и как-либо себя самого ограничивать, больше именно поддерживая и своих ребят в этом, как и в самой альтернативе: будь то просто донорская кровь, которая лежала в их небольшом белом холодильнике в кладовой или алкоголь с ее примесью, которые пусть только и притупляли, загоняя лишь на время зверя в клетку, но и вместе с тем еще и нагревали или, наоборот, остужали его, если вдруг температура падала или повышалась от нормы.

Проходя по коридору второго этажа, выполненного в противовес первому и, как водится же, главной комнате во всей квартире — гостиной, пусть и почти в тех же все черно-белых тонах, но и только лишь с черными стенами и белым натяжным потолком с тем же все и самым встроенным холодным белым светом, погашенным лишь и на данный момент времени, и мимо дверей комнат из темного дерева без стеклянных вставок, как у кухни, слившихся почти со стенами и выдавая себя разве что металлическими ручками со встроенными в них в цвет и материал замками, бросая взгляд мимоходом на них, будь за которыми и сами спальные