Жизнь волшебника - Александр Гордеев

делать, если решение в данном случае не продуманное? Сделать глупость – это

плохо, но не исправить её – ещё хуже.

414

Штефан по-прежнему сидит на крыльце чистит свои туфли, распространяя запах гуталина.

Рядом красуются уже надраенные туфли Нины на высоком каблуке. Можно подумать, что он всё

время вот так и сидел, как будто Смугляна не выскакивала уже десять раз на крыльцо, не

делилась радостью.

Машка ходит по ограде с новой игрушечной кастрюлькой, Федька, тут же на вольном воздухе

посапывает в коляске, накрытой куском тюля с крупными, прозрачными цветками. А как говорить

теперь со Штефаном? У него-то хоть какое мнение на этот насчёт? Всё так же молча пройдя мимо

него с банкой молока, Роман входит в дом, во вкусные запахи на кухне. Сияющая жена поправляет

что-то в своём чемоданчике. Увидев его, смущённо и поспешно прикрывает крышку.

– Знаешь, Нина, а я передумал, – сообщает Роман, присев перед ней на корточки.

– Как это передумал?! Да ты что! – вдруг сходу, словно подготовлено и истерично, на той же

отстроенной ноте, кричит она. – Ты же только что согласился! Это Матвей тебе чего-то наплёл!

Зачем я только отправила тебя за этим молоком – и так бы обошлись! Почему ты вечно слушаешь

этого уголовника?!

– Чего, чего? – изумлённо спрашивает Роман. – Как ты сказала?

– А что не правда?! Он что, не уголовник?! Ездит на своём мотоцикле, всё село запугивает! А ты

связался с ним. А ещё коммунист!

– В общем, так – сейчас же взяла и заглохла! – говорит Роман. – Не буду ничего тебе объяснять,

но ты вспомни, хотя бы то, чьим молоком детей кормишь, да и сама им же свой чай белишь… В

общем, не поедешь, и всё.

Смугляна совершает такой же истеричный бросок в комнату, только падает теперь мимо дивана

на пол, застланный паласом, и снова рыдает изо всей мочи. Вероятно, валяние на полу должно

выражать более сильную степень её отчаяния и обиды.

– Прекрати орать! – теперь уже жёстко требует Роман, сев на диван и склонившись над ней. –

Не пугай ребятишек.

– Замуровать вы меня здесь хотите, замуровать! – причитая, кричит Нина и тут же

оборачивается к нему некрасивым, мгновенно опухшим лицом. – Не пойму я тебя: ты же такой

умный, так свободно рассуждаешь обо всём. Так почему не доверяешь мне? Почему не веришь?

Неужели ты подозреваешь меня со Штефаном? Да я же никогда ничего себе не позволю. И не из-

за тебя даже, а из-за того, что сама по себе гордость имею!

Смугляна кричит и чувствует, что тем сильнее она кричит, чем больше выкрикиваемое

становится правдой для неё. А если для себя, то и для других.

– Знаю, – отвечает Роман, – тут я спокоен. Но ты представь как это неловко. Ну, вот приехали

вы к его родителям, с которыми у него и без того натянутые отношения – Штефан тебя

представляет: «Это жена моего приятеля из Забайкалья». Ты рассказываешь, что у тебя есть муж,

дети… Смешно… За кого они тебя примут? Да они лишь то и подумают, что у этого «приятеля из

Забайкалья» что-то с головёнкой не в порядке, если он вот так свободно отпускает жену с чужим

мужиком за тридевять земель. Я не отпускаю тебя потому, что так не делают. Не делают, потому

что это не нормально.

– Ах, так ты теперь о нормальном заговорил…

Её так и подмывает напомнить о том разговоре, когда он разрешил ей кем-нибудь увлечься.

Однако сейчас об этом лучше помалкивать. Напомнить об этом, значит, выдать себя и всё сразу

испортить.

– Короче так, – заключает Роман, – если хочешь ехать – езжай к тётке. Не хочешь – вообще

дома сиди.

Он выходит на крыльцо, присаживается рядом со Штефаном, который надраивает уже просто

зеркальные туфли. Чистка обуви для Штефана, вроде некого спасительного острова, на котором

он переживает бурю в доме Мерцаловых. Федька всё так же дремлет в коляске, Машка в своём

«доме» помешивает в кастрюльке «суп» из кусочков еловой коры. И как это Нина не боится

оставить детей? Неужели эта поездка так важна для неё?

– Ну, так вы решили что-то или нет? – неловко спрашивает Штефан.

– Нина поедет к тётке в Казань, – сухо сообщает Роман.

– Хорошо. Тогда я поеду завтра утром, – говорит Штефан. – Я и так уже целый день потерял,

пока ждал тебя.

– Да не меня ты ждал…

– Я хочу, – говорит Штефан, приложив ладонь к левой стороне груди, – чтобы ты и все другие

знали: с моей стороны у меня к ней только дружеские чувства. Просто ей… Ей очень хочется

посмотреть на море.

– Если ты уедешь завтра, – добавляет Роман, не слушая его, – значит, Нина поедет

послезавтра.

Запланированное торжество выходит натянутым, виноватым, наполненным обиженным

швырканьем Нины. Однако, как с удивлением замечает Роман, её обида очень скоро остаётся

вроде, как для показа. В этот раз она от чего-то очень быстро приходит в себя. Видимо, её желание

415

хоть куда-нибудь вырваться так сильно, что она рада чему угодно. После ужина с вином Штефан

уходит курить на крыльцо. Смугляна укладывает Машку. Роман тоже выходит из дома,

подсаживается к гостю.

– А всё-таки с Ритой я свалял дурака, – говорит Штефан. – И зачем я отдавал ей свои деньги?

Мне же надо ехать и деньги мне, в конце концов, нужнее.

– В конце концов, они просто твои, – усмехнувшись, добавляет Роман. – Ты что же из

последнего расчёта тоже дал ей денег?

– Я отдал ей половину всего.

– Ну и ну…

– Наверное, я сейчас схожу и потребую.

– Сходи, – соглашается Роман, понимая, что в эти неловкие минуты он готов улизнуть куда

угодно – ну не ботинки же ему всю ночь чистить на ступеньках?

Весь вечер Роман и Нина молчат. Штефан возвращается поздно и, как ни странно, с деньгами,

хотя и не со всеми.

А утром он просыпает на автобус.

– Что ж, – говорит Роман жене, – на один день откладывается и твоей отъезд.

Она смотрит обиженно, молча и угрюмо качает головой в знак вынужденного согласия.

На другой день Штефан уезжает. А ещё через день уезжает и Смугляна. В день отъезда она

поднимается в пять часов, когда все ещё спят, варит суп для мужа и кашу для детей. А перед тем,

как идти на остановку и уехать за несколько часовых поясов от дома, подходит к спящему мужу,

целует его в лоб и шепчет еле слышно, словно прося прощения:

– Ладно, я пошла…

– Иди, – бурчит Роман, как-то не совсем осознавая во сне, кто куда пошёл.

Он дремлет