Жизнь волшебника - Александр Гордеев

тобой, что я могу куда-нибудь поехать. Так вот

Штефан пригласил меня с собой…

Роман плюхается на стул около накрытого стола с бутылкой неизменного «Агдама», но уже не

чувствуя никакого голода. Ничего себе! Как это можно было принять всерьёз один их дальний,

почти случайный разговор? Ловко они напланировали тут без него…

– Но у тебя же скоро начнутся занятия в школе! – в растерянности говорит Роман.

– Я уже договорилась с Порошковым. Меня на некоторое время подменят. Я приступлю к

работе чуть-чуть позже.

– Надо же! С Порошковым она договорилась! А со мной договариваться не надо? А с ребёнком?

Ему ведь всего три месяца!

– Но ты же отпускал меня в школу. Ты с ним справишься. Тем более что теперь он уже

полностью отказался от груди.

– Когда же это он успел отказаться? За эти три дня? Ты что, специально его отбиваешь?! Я

смотрю, ты ловко всё предусмотрела. А я вот не согласен. И не хочу отпускать тебя со Штефаном.

– Но мы ж договорились!? Ты обещал. Ты снова увиливаешь, – обличительно наступает Нина.

– Ну ладно, я, в конце концов, могу согласиться, чтобы ты куда-то поехала. Но только не с ним.

– Почему?

– А я не доверяю ему.

– Не доверяешь?! Да как ты можешь!? – почему-то оскорблено за Штефана восклицает

Смугляна. – А какое мнение о нём у тебя было раньше? Вот как быстро ты меняешь свои взгляды!

– Давай оставим в покое мои взгляды, но ты-то почему хочешь ехать именно с ним?

– Потому что я уже настроилась. Я так давно мечтала о поездке! Я уже не могу отказаться…

– Хорошо – поедешь. Но только не с ним. Завтра в профкоме совхоза я узнаю о туристических

путёвках. Ехать по путёвке куда удобней. А дикарём, да ещё со Штефаном, который постоянно

413

попадет в какие-нибудь приключения, ты только намучишься. Вспомни хотя бы все эти очереди в

кассах. А по путёвке всё будет заказано и организовано.

– А я, может быть, намучиться хочу!

– Тебе нравиться говорить глупости?

– Ты специально хитришь, чтобы удержать меня. А я уже не могу в этой клетке. Штефан уедет, а

потом выясниться, что с путёвкой ничего не выходит. И я никогда никуда не съезжу. Вот к чему ты

подводишь. Я знаю – ты хочешь, чтобы я никогда ничего не видела.

– Если не выйдет с путёвкой, значит, поедешь к своей тётке в Казань. Ты же хотела посмотреть,

как живут татары.

– Но я хочу увидеть море! Я никогда его не видела и никогда в жизни, наверное, не увижу!

Штефан обещал мне его показать.

– О, да это уже попахивает романтикой! Хорошее турне вы придумали. Ловко спелись тут без

меня!

– Да при чём тут «спелись»!? Я просто никогда не видела моря! Ты понимаешь?!

– Я тоже никогда не видел моря! – уже жёстче говорит Роман. – Зато я видел Байкал. Думаю,

что людей, которые видели Байкал, куда меньше, чем тех, кто видел какое-нибудь море. В общем,

со Штефаном, повторяю, ты не поедешь.

Нина убегает в комнату, бросается на диван и просто истерически ревёт. Наверняка, для того,

чтобы Штефану на крыльце было слышно. Машка прибегает в дом, подходит к матери и начинает

её утешать, гладя по чёрным волосам.

Рёв продолжается долго, как-то на одной ноте. Роман всё это время сидит перед накрытым

столом, не зная – есть или не есть. А ведь, если подумать, то понять её можно. Вот съездил он

сейчас в свою краткую командировку, развеялся немного, а она всё тут и тут. Ну, бывает она на

своих сессиях, так много ли чего там видит? Там ведь одна дорога: общежитие – институт. Здесь

же, на этой заброшенной подстанции она живёт только из-за него. Конечно, и он тоже неизменно

здесь, но у него-то уж судьба такова. А она почему должна страдать?

– Да ладно, если уж тебе невтерпеж, – говорит Роман, – дуй хоть на все четыре стороны! И с

кем хочешь – хоть со всей деревней сразу и со всеми венграми, которых только встретишь.

Рёв выключается, как лампочка – был яркий свет и вот уже темнота. Смугляна, вскочив с

дивана, несётся к нему, прыгает от радости, чмокает в обе щёки. Стараясь скорее замять

неприятный момент и этим как бы закрепить решение мужа, тут же перекидывает со стола на

плитку остывшую сковородку с тушёной капустой и мясом.

– Кстати, – говорит она уже на другом почти совершенно обыденном и миролюбивом регистре, –

мы ведь все эти дни сидим без молока. Может быть, пока всё разогревается, ты съездишь к

Матвеевым?

Вот те на! На столе всё уже стоит, ароматы разные витают, а из-за стола надо выходить. Но с

другой стороны – лучше уж сразу съездить. Потом и вовсе будет неохота. Вздохнув, Роман выходит

на крыльцо, сбегает мимо Штефана. Потом выкатывает мотоцикл из гаража, и опять же не глядя на

гостя, выезжает в ворота. Почему-то теперь со Штефаном трудно говорить. А на душе от всей этой

не нормальной ситуации, так паршиво…

Катерина как раз процеживает парное пахучее молоко – налитые до верха банки стоят с

шапками пены. Матвей сидит с газетой в очень не естественных для него очках, читая что-то вслух.

– Ну и как съездил? – спрашивает он, глядя поверх очков.

– Да всё нормально – здоровье, хоть в космос запускай. Всё боялся, как бы подстанция не

отключилась.

– Да уж из Обуховска трубы АВМ не видно. Квартирант-то ваш ещё не уехал?

– Завтра поедет. И Нина тоже собирается…

– Куда?! – спрашивает Катерина.

И этот её простой вопрос, заряжённый густым любопытством, вдруг заставляет Романа увидеть

всю эту ситуацию с другой стороны.

– С ним что ли?! – уже и вовсе изумляется Катерина, так и не дождавшись ответа.

– С ним, – смутившись, уже совсем потерянно кивает Роман. – Хочет на море поглядеть.

– И ты отпускаешь?! – вдруг резко, как никогда не бывало до этого, говорит Матвей, бросив очки

куда-то между посуды. – Да у тебя с башкой-то всё нормально?!

Конечно, Матвеевы знают об его амурных делах с Тоней, но если молчат, значит, как-то по-

своему принимают их. Эта же последняя новость в их головах видно не укладывается – значит, тут

и впрямь что-то не то. Роман смотрит в их изумлённые лица и вдруг начинает трезветь от той

глупости, которую только что сделал.

Возвращаясь домой, он не знает, как теперь всё и повернуть. Жаль радость и хорошее

настроение жены, которые придётся испортить. Конечно, упрёков в изменчивости мнений тут не

миновать, да что