Том 6. Наука и просветительство - Михаил Леонович Гаспаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ко мне стихи приходят в гости,
В передней оставляют трости
И удивляются порой,
Что бутерброды не с икрой.
Они по-прежнему учтивы,
Они не спрашивают, чьи вы,
Прощают слабости пера
И уверяют, что пора —
Пора идти к словам на послух,
Пора писать стихи для взрослых,
Искать ремесел в тех ремеслах,
Где ежеутренний листок
И девушка наискосок.
А я им говорю: не надо
Державинского лимонада,
Не надо слов, не надо строк,
Не надо веток на восток. —
Не все ль равно, на чьей странице
Под вами скрипнет половица?
Зачем же множить стих на стих? —
Я знаю вас до запятых.
Я провожу их, попрощаюсь;
Узнать при встрече обещаюсь;
Они помашут за столбом,
Растают в небе голубом;
А я вернусь до поздней ночки
Перебирать чужие строчки,
Где перехлестнутый висок
И девушка наискосок.
(Из домашнего альманаха «Общая тетрадь»)
ИЗ РАННИХ СТИХОВ
Проникнуться, почувствовать, узнать,
Что знал я раньше только по рассказам,
И вас, полузнакомую, назвать
Своей мечтой и солнцем кареглазым.
Надолго-долго в сердце сохранить
Случайные улыбки, взгляды, речи;
Всю жизнь на полугодья разделить —
От встречи – и до следующей встречи.
Исписывая дневники свои
Еще не высказанными словами,
Пытаться, не осмеливаться и —
Откладывать до новой встречи с вами.
Вновь перебрав все, что пережито,
Шептать стихи на смятом изголовье,
И славя, и кляня судьбу за то,
Что юность начинается любовью.
1952
О ЛЮДЯХ В НАУКЕ
О «КРАТКОЙ, НО ДОСТОВЕРНОЙ ПОВЕСТИ О ДВОРЯНИНЕ БОЛОТОВЕ» В. Б. ШКЛОВСКОГО279
Год назад, в конце 2004 года, я собрался с духом спросить у Михаила Леоновича Гаспарова совета по поводу переизданий В. Б. Шкловского. Михаил Леонович сразу предложил переиздать «Болотова» и сказал, что, когда пересказывал Геродота280, книга Шкловского была для него образцом. Мне это показалось очень большим комплиментом, потому что Геродота Михаил Леонович пересказал замечательно: все, что запоминаешь из многократных перечитываний, что повторяешь и пересказываешь из большущего тома Геродота – все находишь в крошечной книжечке, и при этом не упущена ни одна подробность, не засохло ни одно живое движение, которое сохраняешь, как строчку любимого стихотворения. После «Рассказов Геродота» по-настоящему чувствуешь, что Михаил Леонович действительно мог переводить стихи с русского на русский.
Через несколько недель Михаил Леонович не только прислал мне текст Предисловия для публикации, но и договорился о ней в издательстве «Согласие». Текст был еще раз изменен, потому что Михаил Леонович предложил напечатать «Житие архиерейского служки» вместе с «Болотовым» и перечитал книгу (перечитывать «Болотова» для этого Предисловия необходимости у Михаила Леоновича не было). В январе 2005‐го от Михаила Леоновича пришло письмо: «Найти потерянное „не“ или что-то подобное мне будет, наверное, так же сложно, как Вам, – только внимательным перечитыванием. У меня просьба: перелистайте „Служку“ еще раз, там на полях несколько раз стоят мои очень бледные карандашные кружки: это я отмечал какие-то мои сомнения, но, к сожалению, не все, потому что не решался портить книгу. Простите!»
Простите, Михаил Леонович, неспособность выполнить никакие Ваши просьбы! И пока «перекрещение социальных связей», которое, как Вы чувствовали, было Вашей личностью, еще так близко и ощутимо, пока расхождение этих линий еще не нарушило строй приходящих иногда электронных писем, сказать281 Вам вслед, что тексты, которые Вы оставили, не просто интересны, но способны «наводить» смысл в читателе, даже в читателе близком к отчаянию, когда «De trop» берет его за горло. А Вы нашли «этому страшному чувству веселую иллюстрацию» и оправдали, а может быть, и спасли многих. Виктор Борисович Шкловский был бы не менее доволен, чем халиф282.
* * *
В начале XVIII века в истории произошло удивительное событие. После долгой медлительности сильно ускорился прирост населения на земле, и человечество не поняло, конечно, но почувствовало, что оно выстояло в многотысячелетней борьбе с природой, что оно не будет сметено случайным мором или мировым похолоданием, что оно твердо стоит на своих ногах и может обращать свои взоры не в небо, а вокруг себя и в себя. В это время всем известный Дефо написал «Робинзона Крузо» – деловито-конкретный, полный практических подробностей рассказ об этой самой победе человека над природой один на один; а его современник, чиновник адмиралтейства Пипс283 стал вести бесконечный «Дневник Пипса», весь заполненный такими же прозаическими мелочными подробностями повседневной лондонской жизни – и это оказалось не менее интересно, чем тропическая экзотика Дефо. Обжитой, обыденный быт – быт, а не события! – стал предметом переживаний и описаний. И это чувство было настолько массовым и повсеместным, что передовой Англии Дефо и Пипса всего лишь через несколько десятилетий откликнулась отсталая Россия «Записками» Болотова.
Андрей Тимофеевич Болотов прожил почти сто лет: 1738–1833. Вся эта его жизнь была именно бытом, а не событиями: ничем не замечательная жизнь ничем не замечательного человека, воплощение золотой середины, умеренность и аккуратность. Среднепоместный дворянин, смолоду – на военной службе, с 24 лет – в своем тульском имении, с 36 лет – управляющий одной, а потом другой волостью государственных крестьян, с 60 лет – опять на покое в своем поместье, непрерывная сельская жизнь с редкими выездами в Москву и одним-единственным в Петербург. Из многих тысяч своих товарищей по дворянскому сословию он выделялся только одним качеством: он был графоман.
Все сочинения его никогда не были собраны – так их много. Подавляющая часть их – деловые статьи по хозяйству: он был деятельным членом Вольного экономического общества, при Екатерине II старавшегося об усовершенствовании крепостной экономики. Его упражнения в стихах, драмах и в том, что тогда называлось в России «философией», не выходят за пределы просвещенного дилетантства. Но питательной основой всего им написанного был дневник, который он вел, по-видимому, всю жизнь. На основе этого дневника он в старости стал писать свои «Записки» – «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков», в условной форме
