Том 6. Наука и просветительство - Михаил Леонович Гаспаров

что – чтó мы могли? На втором, по-моему, это было курсе – сопоставление структурного, или системного, строения (только тогда этих слов еще не было) комедии Аристофана и «Мистерии-буфф» Маяковского.

– Но Вы тогда уже читали комедии Аристофана по…

– Избави боже! По-гречески мы до них дошли на четвертом курсе, и то не больше одного семестра. Радциг263 их, по-видимому, просто не очень любил.

– У Вас был один преподаватель греческого в течение пяти лет?

– Нет, с отклонением. Греческих авторов с нами читал Попов264, автор учебников латинских, Мейер265 (ничего не автор, но преподаватель замечательный). В параллельной группе латинских авторов читала Жюстина Севериновна Покровская, вдова академика266, а кто с нами греческих читал, не помню, может быть, Радциг. После третьего курса отделение поредело, собралось в одну группу, и там я уже затрудняюсь сказать, почему там с нами читал Аристофана Радциг.

– Ваши преподаватели как-нибудь повлияли на то, что Вы стали больше изучать латынь, специализироваться на Риме?

– Нет, я думаю, это только степень моих способностей-неспособностей. Понятно, что латинский язык легче, а греческий – труднее. Поэтому я рано привязался к пути наименьшего сопротивления, латинских авторов для собственного удовольствия понемножку читал, а от греческих уклонялся. Ничего хорошего не вышло.

– А у Вас был курс средневековой латыни?

– Нет, начисто.

– Разве не было понятия «медиевистика»? В истории ведь должно быть? Или как тема она была запрещена?

– Этим стали в следующие годы интересоваться, когда много стал преподавать энергичный и нескучный человек Федоров267. Нам он еще не преподавал, считалось, что молод. Он тогда латынь для неклассиков вел.

– А он ведь возродил семинар разговорной латыни? Вы бы смогли что-нибудь говорить по-латыни?

– Нет. И даже среди тех младших, с кем я был знаком, только один человек научил себя активно писать по-латыни. Потом это была Васильева, ее статья о Лукреции, написанная по-латыни, в сборнике памяти Соболевского напечатана268. Но на всякий случай она дала себя отредактировать Боровскому269.

– Сейчас мы можем брать в библиотеках зарубежных авторов, зарубежную критику. У Вас была такая возможность?

– Кажется, из общего зала Ленинской библиотеки можно было, если знаешь библиографию и тому подобное, выписывать книги из фонда. Но тут мне повезло, так как я в студенческие годы прирабатывал в Ленинской библиотеке, в том отделе, где сочинялись печатные карточки на выходящую литературу для районных, областных, городских библиотек, и мне – как будто бы сотруднику библиотеки – выписали билет в научный зал. На третьем курсе я, кажется, был и к тому же ориентировался легче. Но вообще уровень наших преподавателей был замечательный, что видно из того, что отделение не разбежалось, когда ему была предоставлена такая возможность, – но что такое наука, они представляли так же плохо, как и большинство филологического факультета. Что такое L’Année philologique, я узнал по чистой случайности. В предисловии какой-то иностранной книжки, которую я читал, было написано: «Сокращения в ссылках делаются по системе L’Année philologique», – и я подумал: «Вот какой, оказывается, журнал существует, а я о нем не знаю». Пошел в Горьковскую библиотеку выписывать этот журнал, меня переслали в справочный отдел, тут я только и узнал, что такое L’Année philologique270.

– Наши библиотеки получали его каждый год?

– Да. И в Ленинке, и в Горьковке был полный комплект. Кажется, Ленинка продолжала получать его и после, даже когда перестала выписывать многие журналы по классической филологии.

– Нынешние иностранные языки Вам преподавали на классическом отделении или это была личная инициатива?

– Обязательными на первых двух курсах был у одной группы немецкий, у другой – французский. Дальше только по собственной инициативе. Один раз мы просили дать нам преподавателей итальянского, другой раз – новогреческого, но и на то, и на другое энтузиазма хватило на один семестр. Итальянский дальше я учил самостоятельно, а новогреческого так и не знаю. По словарю разгадываю в трагических случаях.

– Как Вам кажется, итальянский больше похож на латынь или новогреческий – на древнегреческий?

– Спросите что-нибудь полегче.

– Греческий и латынь Вы тоже потом сами доучивали или все-таки Вас доучили в университете?

– До какой степени в университете можно обучить и способного, и среднеспособного, и неспособного, вы представляете так же хорошо, как и я. После университета самостоятельно по-латыни я читал, а по-гречески только при необходимости.

– Сейчас многие ученые считают, что темы античности уже во многом исчерпаны. Про Вергилия, про Горация так много написано. Вы согласны с этой точкой зрения? Античность очень активно используют в компаративистике: «античные традиции там-то и там-то».

– Я начал отходить от античности как раз тогда, когда в наших библиотеках стали появляться книги с нетрадиционными к ней подходами. Иная с политическим, иная с психоаналитическим и так далее. Такие подходы мне ни на каких материалах особенно не нравились, а если бы книжки со структуралистическими подходами мне бы попались, может быть, я уцепился бы за них и продержался при античности дольше, но почти не попадались. Одна, пожалуй, попалась – сборник статей о структуре греческой трагедии под редакцией Вальтера Йенса, за это удовольствие я «спасибо» ему написал в примечании, но это было исключение271.

– Скажите, в семье, где Вы выросли, интересовались античностью?

– Нет.

– А в Вашей нынешней?

– Дочь осталась равнодушной, а сын неравнодушный, мифологию он помнит лучше, чем я, хотя я вроде бы специально ею занимаюсь, и Аполлодора перевел, и от него танцую. Я бы сказал, что если, не зная языков, по переводам можно что-то знать, то он довольно хорошо знает традиционалистические литературы, включая и восточные, – что или о чем переводилось, я у него консультации беру.

– Как Вы относитесь к идее возрождения классического образования? Открылась гимназия, некоторые школы пытаются по крайней мере латынь ввести. Например, проще ли, по-Вашему, учить современные европейские языки, если знаешь латынь и греческий?

– А по-Вашему?

– По-моему, да. Древние языки дают как систему, и это помогает потом у себя в голове организовывать другие языки как систему.

– Понятно, я согласен. Только чтобы это производило ту пользу, о которой Вы говорите, желательно и новые языки, и другие науки учить немного по-другому, чем у нас учат. Сколько терминов античного происхождения в любой из элементарных школьных наук, мы все знаем, но чтобы этот термин объяснялся хотя бы двумя словами в скобках, я не то что в учебниках – в научно-популярной литературе на русском языке