Том 6. Наука и просветительство - Михаил Леонович Гаспаров

романтической больше, в модернистской и авангардистской еще больше. Максимальный показатель – 80% тропеичности: видимо, дальше текст становится уже недопустимо непонятным. Этот максимум обнаружен в двух стихотворениях, у Мандельштама и у Пастернака. У Мандельштама это «Реймс – Лаон» («Я видел озеро…») 1937 года, описание готического собора, подчеркнуто стилизованное под загадку: «Я видел озеро, стоявшее отвесно: С разрезанною розой в колесе Играли рыбы…» и т. д. У Пастернака это «Импровизация» 1915 года: «Я клавишей стаю кормил с руки…» и т. д. Его мы рассмотрим подробнее.

Содержание стихотворения – большая метафорическая картина: игра на рояле уподобляется кормлению крикливых птиц на пруду. 80% тропеичности – это значит: из 57 знаменательных слов в собственном значении употреблены только 12. Это слова: казалось; клавиши; руки, локоть; ночь, полуночный, темно; и люблю вас. Некоторые из них употреблены дважды. Только по ним реконструируется ситуация: ночью поэт, импровизируя за роялем, объясняется музыкой в любви к (присутствующей?) женщине. В конечном счете понимание стихотворения определяется единственным словом «клавиши»: если бы не оно, никакая реконструкция была бы невозможна. Можно было бы предположить, что пруд и птицы являются содержанием импровизированной музыки, – тогда их следовало бы считать не тропами, а частью реальности, присутствующей в сознании героя. (Так в стихотворение «Сосны» вписана картина моря в сознании героя: «где-то за стволами море Мерещится всё время мне»). Но никаких авторских указаний на это здесь (в отличие от «Сосен») не имеется.

Слова, употребленные в переносном значении, объединены в три семантических поля: герой, кормящий стаю, – 8 слов; ночной пруд с кувшинками (фон) – 14 слов; и птицы с их криками и смертной борьбой (действующие лица) – 23 слова. Черный пруд ассоциируется с роялем, птицы – со звучащими клавишами. Особую многозначность имеют начальные слова «хлопанье» (крыльев – и в ладоши) и «плеск» (птиц в пруду – и рукоплескания). Другая возможная связь реального и метафорического плана – странно пылающие кубышки с дегтем в III строфе: может быть, это в блестящей передней стенке рояля отражаются свечи, зажженные над клавишами (??). Наконец, третья связь: отмечалось, что лексическая кульминация стихотворения, «птицы из породы люблювас», обыгрывает созвучие слов «liebe dich» и «лебеди» – при этом лебеди остаются не названы! Доля переносных словоупотреблений по строфам почти не меняется: 75–75–75–85%. Легкий подъем в конце дополнительно подчеркивается тем, что в двух последних строфах появляются, так сказать, метафоры в метафоре: слова в переносном значении (ночь) полоскалась в гортанях (запруд), пылали кубышки дегтем и обглодано (дно у лодки).

Стихотворение, как известно, было переработано для издания 1948 года. Показатель тропеичности стал 75%, очень ненамного ниже. Однако новая редакция кажется яснее по трем причинам. Во-первых, заглавие стало «Импровизация на рояле»: рядом с указанием на клавиши-птиц появляется указание на рояль-пруд. Во-вторых, исчезает необычное слово «люблювас», зато появляются прямо названные лебеди: метафорические птицы становятся конкретнее. В-третьих и в-главных, в последней строфе появляются слова в прямом, непереносном значении, дополнительно мотивирующие связь реального и метафорического плана: «и было охвачено тою же самой тревогою сердце», а осложняющие «гортани запруд» и «кубышки с дегтем» исчезают. Из-за этого конец стихотворения оказывается не усложненным, а облегченным: максимум тропеичности приходится на предпоследнюю строфу, а минимум – на последнюю: 75–75–90–60%. Это разрешение стилистического напряжения и позволяет, как кажется, ощущать переработанную редакцию как более ясную по сравнению с первоначальной – не за счет снижения метафоричности, а за счет ее композиционного распределения. Эту композицию мы будем отмечать и в других стихах.

Если ранняя «Импровизация» – это максимум тропеичности у Пастернака, то позднее «В больнице» – минимум. Из 135 слов в переносном значении употреблены только 13, причем по большей части это очень стертые метафоры вроде «нырнула огнями во мрак». По нескольку строф подряд проходят без единого тропа: «Его положили у входа, Все в корпусе было полно. Разило парами иода, И с улицы дуло в окно…» и т. д. Резко выделяются сгущения только в двух строфах: где клен отвешивал веткой прощальный поклон и где Бог жаркими руками держит человека и прячет в футляр (там же – 2 из 5 сравнений: как изделье, как перстень; входит ли «футляр» в состав сравнения, зависит от постановки запятой). Ясно, что это совсем другая поэтика тропов. Впрочем, здесь возникает важное сомнение. Настойчивый прием, четырежды повторяющийся в «В больнице», – это строчки с перечнями подробностей: «К палатам, полам и халатам», «Панели, подъезды, зевак». Р. Якобсон, утверждавший, что в основе поэтики Пастернака – метонимия, сказал бы, что и эти слова метонимичны: палаты, полы и халаты суть метонимии больницы. Если принять такую трактовку, то показатель тропеичности поднимется до 17% – тоже довольно скромная цифра. Однако нам кажется, что для такой метонимической трактовки нет достаточных оснований.

Показатели остальных стихотворений Пастернака располагаются между этими двумя крайностями, 80% и 10%. Разница между ранней «Сестрой моей – жизнью» и поздним «Когда разгуляется» сразу бросается в глаза: в ранних стихах показатель почти ни разу не спускается ниже среднего (треть слов, 30–35%), в поздних почти ни разу не дотягивает до этого среднего. Исключения в обоих случаях единичны. В «Сестре моей – жизни» это стихотворение «Подражатели» (в котором средняя строфа совсем свободна от тропов). В «Когда разгуляется» это программное стихотворение «Быть знаменитым некрасиво…», где в половине строф доля тропов сильно повышена: «любовь пространства», «будущего зов», «пробелы в судьбе» и т. п. Это – один из не очень частых случаев, когда распределение тропов по тексту имеет явное значение стилистического курсива. Еще более яркий случай – противоположный: когда в стихотворении резко выделяется не сгущение, а разрежение тропов: так в стихотворении «Степь» начало и конец показывают высокую тропеичность, а между ними врезаются строфы про омет (выделенные также и ритмом), почти свободные от тропов. А в «Мухах мучкапской чайной» столь же резким разрежением тропов выделена концовка – это как будто разрешение утихающей душевной муки героя.

Вот показатели тропеичности для тематических групп строф в некоторых стихотворениях «Сестры моей – жизни» и «Когда разгуляется». Ощутимые повышения тропеичности (стилистические кульминации) выделены курсивом.

Эти композиционные показатели тропеичности могут быть полезны при анализе этих стихотворений по отдельности, но сколько-нибудь отчетливые общие закономерности здесь, как кажется, не выявляются. Можно заметить, что тропы чаще возникают в концовках, немного реже в серединах стихотворений и явно избегаются в начале. Это понятно: автор старается в начале стихотворения представить читателю свой художественный мир в легко воспринимаемом виде, а уже потом начинает его усложнять и украшать.

Общая последовательность постепенного снижения показателей тропеичности