Старый рыцарь - Дилара Маратовна Александрова

— В нашем походе нет ничего полного. Уж снаряжения точно, — уныло усмехнулся Фолкмар, дернув Дуга за рукав. Все-таки, нечего было дразнить песнями смерть, хоть он и не разбирал слов, — Шлем куда-то запропастился, доспех прохудился, да и в походе не наесть лишнего жиру. Но если мой конь будет так же налегать на лакомства, пожалуй, ему это удастся. Но это все равно будет полнота, которая несет худое.

Фолкмар не знал, почему начинает ворчать перед людьми почти незнакомыми, наверное, эта душевная потребность пришла к нему вместе со старостью. Но он был благодарен усатому сиру за то, что тот вежливо восхитился дырой в его доспехе, услышав историю про кабана. Конечно, ту версию, где он остался жив.

Он представился сиром Ланноэлем Галераном, воинственный молодой юноша на пегой кобыле являлся его племянником и по совместительству оруженосцем. Они возвращались со столицы, сир Ланноэль Галеран к себе в поместье, ожидающее хозяина по ту сторону развилки, Маркус Галеран — на турнир, за славой, простым мальчишеским счастьем.

— Хо-хо! Это худое не помешало хорошенько отделать негодника, — на дно могилы полетели тела, ровно шестеро. Наверх кинули мужчину в зеленом, словно салатный лист на серую хлебную кучу, — Грабить на их месте было не умно, — сир Ланноэль покрутил левый ус, оттянув его книзу. Оттого все старания ветра растрепать его остались тщетны, он так и остался похожим на сосульку, — Следовало бы сделать это на обратном пути, когда их мука превратится в звонкую монету. Тогда и наживы больше, и мороки меньше. Но это я толкую последовательно, нехорошо так рассуждать достойному рыцарю.

— Может, им и не нужны были деньги, — глядя на мертвых, ответил Фолкмар, — Наверняка, эти из простых. У них нет ни толкового оружия, ни надобной одежды. Отличаются от них только эти двое, — рыцарь указал на тех, кто таскал тела, — Поэтому они и остались живы, мастерство спасло их. А, может, и мечи, или удача. Я слыхал, в этом году была длинная зима, это непривычно для Теллостоса. Им нужна была пшеница. Зачем брать деньги, чтобы взять пшеницу, когда можно взять сразу пшеницу? Да, мороки больше, но обоз отстал от остальных, для них это была удача. А что нужно было этим двоим, я не знаю. Они здесь чужие.

— Не важно, что им была нужно. Они заслуживают смерти! — задрал подбородок рядом стоящий Маркус. Он был выше Ланноэлея на полголовы и совсем без усов. На его лице едва проклевывался пушок, хотя он был достаточно взрослым и походил на мужчину, — Эти разбойники легли бы на дно этой могилы, которую вырыли сами, если бы вы, дядюшка, дали мне такую возможность. Клянусь, они вырыли бы ее для себя!

На его щите гоготал точно такой же гусь, как и у его дяди. Меч был точно таким же длинным, с гардой в виде перьев птицы (Фолкмар предполагал, что гусиных), шлем с острым концом и плотные поножи, как у его дяди. Мастера портные, сапожники и кузнецы не сильно заморачивались, получив плату в двойном размере. Впрочем, кузнецу казалось еще проще, ведь на стальном нагруднике Маркуса не было витиеватых узоров плюща с позолоченными листьями. Она была гладкая, словно поверхность талого льда, лишь изредка встречались неглубоки щербины. Похожим на дядюшку пареньку пока стать не удавалось, хоть он бережно ограждал пушок на лице от невзгод. Внутри пылкой груди рыцаря теплилась надежда когда-нибудь отрастить густую бороду. Вполне возможно, даже длинные усы по бокам рта, похожие на сосульки.

— Эти воины сложили мечи. Дело сделано. Они понесут наказание согласно своим деяниям, — строго одернул Маркуса оторн, бросив горсть земли на груду тел. Он уже прочитал молитву и теперь внимал разговорам рыцарей, далеких от таинств погребения, — Состоится суд. Но это случится не раньше, как мы достигнем Перелеска. Когда соберутся клирики, они примут решение. Уже давно под небом не собиралось столько рыцарей в одном месте, они обратят взор Великого Воина к себе. Под взором Воина суд будет справедлив.

По внимающему молчанию дяди Маркус догадался, что и ему следует помолчать.

Их закопали прямо на опушке, совсем недалеко от дороги. На свежий земляной холм не поставили погребальный камень, не прикатили пня, не воткнули палки. Вторую половину дня пленники таскали ветки для погребального костра. Марта с дочерью принесли с ближайшего родника воду, чтобы омыть лицо Иммеса перед сожжением. Однажды они сильно задержались в лесу, оторн послал Бенти за ними, отнесясь с надеждой к его недалекой натуре. Тот заблудился и его пришлось какое-то время искать. После он послал Дуга, и тот справился гораздо быстрее. Дуг сказал, что «бабы совсем голые и плескаются в ледяной воде, как они еще не скукожились от холода», и он не стал им ничего говорить. Маркус вызвался пойти сам. Дядюшка Ланноэль оставил его подле себя, сказав, что дамам нужно побыть наедине друг с другом и привести души и платья в порядок после потрясения.

— Сир Ланноэль прав, ледяная вода врачует горячие раны, — согласившись с ним, добавил оторн, окончательно разрушив надежды Маркуса о благородном путешествии.

Над молчаливыми пиками деревьев уже нависли сумерки, когда молочную серость воздуха рассекли длинные языки пламени. Оранжевые искры, на мгновение вспыхивая красным, отдавали свою последнюю яркость. Пламя било по небу большими рваными крыльями, заставляя воздух дрожать от жара. Дым клубился вверх. Фолкмару подумалось, что это странность: такой черный дым с такого большого костра ветру как раз бы загнать им в глотки, но воздух стоял, а костер вился к небу вместе со смогом.

Когда начали укладывать костер, Маркус возмутился, ведь Иммес не воин, и хоронить в огне его не полагается. Сир Ланноэль согласился с ним, несмотря на осторожность собственных высказываний. Фолкмар заметил, что Ланноэль не говорил и не делал того, что могло бы не понравиться оторну, отметив, что он молодец. Такого оторна рыцарь видал всего раз, и случилось это очень давно, поскольку насчитывалось их сущие единицы. Он, как и этот, странствовал по свету, встречая случайных путников, пользуясь их милостью, и вел проповеди. У него так же пылали глаза, он был быстр, словно порыв ледяного ветра, и ведал то, что не ведают другие. Многие боялись их, и не просто так. На шее огненноглазых висела печать Воина, дававшего им духовные привилегии. Они