Геном бессмертия - Олег Говда

— Хайль, — вялым взмахом кисти ответил Корнеев. И чуть удивленно поинтересовался: — Член партии? С какого года? Почему до сих пор рядовой? Разжаловали? За что?

— Никак нет, господин оберштурмфюрер. Я и в тридцать третьем уже был слишком стар для политики… Но, я всегда поддерживал нашего фюрера и национал-социалистическое движение. А в армию меня этой весной призвали.

— Фольксштурм, — хмыкнул Корнеев. — Понятно… Молодец. Впрочем, все те, кто был против нас, давно сгнили в исправительно-трудовых лагерях. Лучше объясни, как так могло случиться, что вас здесь только двое? И, кстати, куда подевался твой напарник?

— Рядовой Витольд пытается связаться с командиром. Он там, наверху. У аппарата…

— Фельдфебель, посмотрите, — распорядился Корнеев.

— Слушаюсь, господин оберштурмфюрер!

Купченко щелкнул каблуками, кивнул и вошел внутрь башни.

Видимо почувствовав что-то, пожилой солдат проводил его спину напряженным взглядом, но на большее не осмелился.

— Так я жду ответа на поставленный вопрос. Почему, как раз в то время, когда ожидается появление красных диверсантов, стратегически важный объект оставлен практически без охраны?

— Страте… странтеги… — неуверенно попытался повторить сложное слово солдат, но Корнеев нетерпеливо оборвал его.

— Отвечать!

— Не могу знать, господин оберштурмфюрер! — на одном дыхании выпалил тот. — После обеда, господин гауптман, позвонил и приказал шарфюреру оставить здесь двух людей, а отделение привести в поселок.

— Разве сегодня банный день?

— Никак нет, — чуть пообвыкнув, солдат позволил себе некую вольность, опуская в ответе обращение к офицеру по званию.

— Так в чем же дело?

— Не могу знать, господин оберштурмфюрер. Подробности мне не известны…

Сухой хлопок, более всего напоминающий треск ломающейся ветки не дал завершить разговор. И Корнеев, и солдат одновременно поняли, что должен означать этот звук. Причем, к стыду, увлекшегося разговором, майора, пожилой немец сообразил даже чуточку быстрее и успел схватиться за автомат. Видимо, сказалась так и не покидавшая его общая неуверенность и настороженность.

Но, к счастью для всех, не терявший бдительности, Пивоваренко быстро шагнул вперед и коротко, без замаха, точно выверенным движением, резко ударил фрица ребром ладони в кадык, сминая хрящ гортани.

Удар был таким молниеносным, что быстроте движений капитана мог бы позавидовать даже непревзойденный убийца кобр — мангуст. Солдат только захрипел, выпучивая глаза. Схватился обеими руками за горло и тяжело осел наземь. А уже в следующее мгновение, разведчики неслись вверх по лестнице, перепрыгивая через ступени…

В комнате связи, возле телефонного аппарата, сидя на полу и сжимая в руке офицерский "вальтер", спиной к столу привалился молоденький парнишка в немецкой форме. С неестественно запрокинутой головой, непонятно как удерживающейся на худющей, словно у неоперившегося гусенка, сломанной шее. А рядом с ним, зажимая руками рану на груди, пуская ртом розовые пузырьки — отходил Купченко. Глаза у старшего лейтенанта уже подернулись смертной паволокой, но услыхав шаги товарищей, он сделал последние усилие и слабо произнес:

— Пацаненок… пожалел…, а он… пистолет… откуда только… не успел. Извини, командир… подвел я вас…

Василий закрыл глаза, и кисть его руки бессильно ударилась об пол, открывая на груди чуть темнее ткани мундира, совершенно крохотное пятнышко. Как раз напротив сердца.

— Как же ты так, старший лейтенант?.. — дернул щекой Корнеев, опускаясь рядом с убитым. — Как же ты так, неосторожно, парень?..

Но Купченко уже держал ответ за совершенные проступки перед более строгим судьей, и упреки живых больше его не задевали.

— Уходить надо, командир… — притронулся к плечу Корнеева Пивоваренко. — Ловушка это. Сейчас сюда фрицы со всей округи сбегутся.

— Вряд ли.

— Да точно тебе говорю. Иначе, зачем бы они с объекта охрану снимали? Специально внутрь заманивают, чтоб всех вместе прихлопнуть.

— Прощай Василий, — Корнеев закрыл веки погибшему товарищу и выпрямился. — Не горячись, капитан. Я понимаю, ты к другой боевой обстановке привык.

— Это ты к чему клонишь, майор? — насупился Пивоваренко.

— К тому, что когда с тобой ведет свою игру вражеская контрразведка, многое становиться совсем не тем, чем кажется на первый взгляд. Вспомни: зачем немцы всю эту бодягу затеяли? Чтобы нам что-то важное показать! И не просто показать, а так — чтоб диверсанты обязательно, обо всем увиденном, доложили командованию. Ну, и что мы здесь обнаружили? Пустую водонапорную башню? Нет, Олег, поверь моему чутью и опыту: пока фрицы нас не ткнут нас носом в нужный им объект, никакой стрельбы не будет. Смерть Василия — глупая, прости друг, случайность. По логике Абвера, русские диверсанты должны были без каких-либо усилий снять эту, с позволения сказать, охрану, состоящую из школьника и пенсионера, и продвигаться дальше. Кто же мог знать, что у советского офицера не поднимется рука на сопливого пацаненка, а тот — в свою очередь — настолько запуган антибольшевистской пропагандой, что решил стоять насмерть. Так что, зови наших. Перекусим, осмотримся, подумаем. С Василием по-людски простимся… И это, спасибо тебе, десантура. Я ведь тоже слишком заболтался. Вполне мог на пулю нарваться.

— Проехали, командир, — посветлел лицом Пивоваренко. — Это вряд ли… Старик за автомат просто так ухватился, а стрелять в эсесовского офицера все равно б не осмелился. Он ведь его даже с предохранителя не снял.

Старшина Телегин остановился первым, подавая знак остальным.

— Группа, стой!.. — приказал Малышев, переходя на шаг. — Привал десять минут…

Чутью опытного таежного охотника капитан доверял безоговорочно, так как хорошо помнил его цену, проиграв однажды старшине на спор, с подначки Корнеева, свой недельный офицерский доппайок. Трижды, в плане тренировок, Телегин бегал с группой диверсантов на различные расстояния, от полутора до семи километров, и ошибался при этом максимум на десяток шагов. Проверяли дотошно… С рулеткой в руках. Зазря отдавать шоколад и печенье, которые он относил беременной жене, капитану не хотелось.

Вспомнив о покойнице, Андрей потемнел лицом и непроизвольно скрипнул зубами…

Потом бойцы шутили: мол, когда петух будильник склевывал, Кузьмич — спидометром закусывал. А старшина, оглаживая усы, степенно объяснял, что ничего особенного в этом нет. Потому как человека, не умеющего чувствовать расстояние и направление, хозяйка уссурийской тайги забирает к себе навсегда. Особенно — охотника-промысловика.