Мелодия все звучит - Мэри Кларк

– Нет, не собираюсь, – ответил Паркер. – Я хочу знать, что смогу вернуться сюда в любой момент, когда это будет возможно.

– Ты можешь сдавать его понедельно, – настаивал Лен. – На этом можно сделать кучу денег.

– Да, я думал об этом, но эта идея мне абсолютно не нравится, – твердо заявил Паркер. Он встал и тепло улыбнулся всей компании. – Спасибо большое, Лен. Брюс, Девейн, был рад снова сыграть с вами. Надеюсь увидеть вас, когда вернусь сюда. Лен, в следующий раз обед с меня.

Тщательно стараясь ничем не выдать спешку, Паркер направился к выходу из столовой. Он почти достиг двери, когда Лен крикнул:

– Эй, Паркер!

Он резко обернулся и слишком поздно понял, что попался в расставленную ловушку. Несколько мгновений Беннет судорожно подыскивал объяснение. Наконец, весело рассмеявшись, он крикнул в ответ:

– Ну у тебя и шуточки, Лен!

Другие обедающие подняли взгляды. Многие ли из них сделают выводы из произошедшего?

Остаток дня Паркер провел в тщетных попытках сохранять спокойствие, постоянно ожидая стука в дверь и появления полиции. Но никто не пришел, и на следующее утро в восемь часов он уже был на пути в аэропорт.

Самолет до Майами взлетел вовремя. Предъявляя свой посадочный лист чиновнику, Паркер с сожалением подумал, что это, должно быть, последний раз, когда он летит куда-то под именем Джорджа Хокинса. Вероятно, он больше никогда не вернется на остров Сент-Томас.

46

Родственники Элинор пригласили ее и Фрэнка на ужин в честь Дня благодарения. Они жили в Нью-Сити в округе Рокленд, откуда до Йонкерса было сорок минут езды. Кузина Джоан была ровесницей Элинор. Муж Джоан, Эдди, был отставным детективом. Помимо того, на ужине должны были присутствовать двое их детей со своими супругами и четверо внуков.

Элинор знала, что им с Фрэнком будет лучше поехать в Нью-Сити, чем встречать дома еще один безрадостный праздник. Ей нравилась семья Джоан, и она чувствовала, что теплота, с которой те поприветствовали Беккеров, была искренней.

За ужином они тщательно избегали любых упоминаний о сложившейся ситуации. Только когда дети вышли из-за стола, а взрослые задержались за кофе, этот вопрос был поднят в разговоре. И подняла его сама Элинор.

– Я знаю, вы слишком вежливы, чтобы спрашивать, но я думаю, вас это может заинтересовать.

Она рассказала им о сеансе гипноза и о том, что ей удалось вспомнить имя, значившееся на британском водительском удостоверении.

– Там было имя «Джордж», – твердо сказала она. – Но фамилию я просто не смогла вспомнить.

– Это может многое изменить, – отметил Эдди. – Я знаю это по своей работе в департаменте. Конечно, я никогда не расследовал такие дела, чаще всего занимался полевой слежкой под прикрытием…

– А как это – когда тебя гипнотизируют? – поинтересовалась Джоан.

– Это совсем не страшно, – отозвалась Элинор. – На самом деле я чувствовала себя очень спокойно, а если учесть, как обстоят дела в последнее время, поверь, иногда мне кажется, что я была бы не против все время находиться под гипнозом.

– Тебе затошнит кататься вверх-вниз на лифте, – мрачно усмехнулся Эдди. Впервые за много месяцев Элинор услышала, как он шутит.

«Может быть, если б я все время не была в таком напряжении… – думала она. – Может быть, тогда я сумела бы вспомнить».

Она слегка приободрилась, когда Эдди сказал ей:

– Элинор, я понимаю, как ты, должно быть, себя чувствуешь. Я видел невинных людей, которые находились под тяжкими подозрениями со стороны властей. Они жили в постоянном страхе. Когда ты снова пойдешь к гипнотизеру?

– Я не знаю, – отозвалась она. – Я понимаю, как сильно их всех разочаровала. Может быть, я просто сказала им что-то потому, что хотела иметь возможность что-то сказать. Фрэнк, помнишь, как коп тормознул твою машину в Манхэттене и заявил, что ты проехал на красный свет?

– Помню, – сердито хмыкнул Фрэнк. – Я не проезжал на красный свет, на светофоре еще горел желтый. Этому копу нужно было добрать количество штрафов, поэтому он меня остановил.

– Фрэнк, я уже слышал эту песню, – отмахнулся Эдди.

– Я хочу сказать, что, когда коп попросил у Фрэнка водительские права, тот по ошибке сунул ему кредитную карточку. И с минуту коп думал, что Фрэнк пытается подкупить его.

– Должно быть, он был совсем новичком, – сухо заметил Эдди. – Никто еще не пробовал подкупать полицейского кредиткой.

– Я вспомнила этот случай, – продолжила Элинор, – потому что, возможно, спутала тот случай, когда Фрэнк сунул копу не ту карточку, и это происшествие в офисе Паркера Беннета. В общем, я не вижу смысла снова идти к гипнотизеру. На самом деле подвергнуться гипнозу не так уж плохо. Обидно то, что я пошла на этот сеанс и выставила себя дурой. Задним числом я понимаю, что мне не нравится терять контроль над собой. Немного страшно знать, что кто-то другой исследует твой разум, а ты даешь ответы, которые, возможно, являются не правдой, а выдумкой.

– Мне кажется, ты делаешь ошибку, Элинор, – тихо произнес Эдди. – Никто не ожидает от тебя полной картины того случая. Это было бы совершенно нереально. Почему бы тебе не приехать снова к этому доктору? Тебе нечего терять и уж точно нечего бояться.

Его забота и участие заставили Элинор осознать, как глупо она поступила, отстранившись от всех родных и друзей. Женщина была уверена, что под маской сочувствия они осуждают ее за соучастие в преступном плане Паркера Беннета. За последние два года все газеты постоянно твердили, что она была замешана в мошенничестве. Публиковались чрезвычайно убедительные статьи. «У Паркера Беннета должен был быть сообщник!» – снова и снова кричали СМИ. И сейчас Элинор заговорила об этом с Джоан и Эдди.

– Любой, кто знает меня достаточно хорошо, поймет, что я не способна на соучастие в этом обмане, – горько сказала она.

Последовал неизбежный вопрос:

– А Эрик способен?

Элинор медленно ответила:

– Я не видела абсолютно никаких указаний на то, что он вовлечен в это дело. Они не нашли на его счетах ни единого цента помимо того, что он заработал честным путем – и доказал это. Я знаю, что он был очень дружен со своим отцом, но, когда обман раскрылся, Эрик был потрясен и огорчен больше всех. Он не выдержал и заплакал у меня на глазах, и поверьте мне, это были искренние эмоции. Такое невозможно сыграть.

Краткое время спустя, когда Беккеры уже одевались, чтобы ехать домой, Эдди мягким тоном произнес:

– Элинор, прошу тебя, прими мой совет. Поезжай снова к этому гипнотизеру. Пожалуйста. Этим ты окажешь услугу самой себе. Опять же, терять тебе нечего. Я знаю, о чем говорю. Сделай это ради себя. Сделай это ради Фрэнка. Пожалуйста.

– Может быть, и сделаю, – нерешительно отозвалась она. – Дай мне подумать об этом.

47

Придя в офис в понедельник утром, Лейн застала Глэди в дурном настроении.

– Я начинаю гадать, не закончились ли у нашей графини Ля-ля-ля денежки, – первым делом обратилась она к Лейн. – Она должна мне еще два миллиона, а я, как дура, завезла в ее квартиру все эти картины и скульптуры до того, как получила за них плату. Лейн, я тебе точно говорю, у этой дамочки с деньжатами плохо.

– Так зачем же она подписала контракт на обновление интерьера стоимостью в пять миллионов долларов? – скептически спросила Лейн.

– Думаю, потому, что она привыкла получать денежки из какого-то тайного источника, – ответила Глэди. – А теперь он, вероятно, пересох.

– Но если ее снабжает деньгами Паркер, у него есть краденые пять миллиардов долларов. И пять миллионов для него – это пустяк, – возразила Лейн.

– Зато для меня два миллиона – это очень много, – отрезала Глэди и перевела взгляд на стол, давая понять, что Лейн надо убраться из ее кабинета.

«Ну и денек предстоит!» – подумала Лейн. Она знала, что, когда Глэди выведена из себя, она срывает злость на всех вокруг.

Час спустя Глэди вышла в приемную и накричала на Вивиан за то, что ее стол выглядит «словно там армия постоем стояла». Лейн знала, что Вивиан было поручено вырезать из журналов фотографии домов знаменитостей, чтобы Глэди могла своевременно отслеживать, что поделывают другие дизайнеры.

К счастью для Лейн, Глэди отослала ее на один из мелких заказов – присмотреть за установкой оконных карнизов и мебели в только что обновленном кабинете исполнительного директора рекламного отдела сети продовольственных магазинов.

День опять был ветреный и холодный, и пока Лейн наблюдала за работами, в ее голове хаотично всплывали мысли о Кене. На следующей неделе была очередная годовщина гибели Кена. Вероятно, именно потому ей все так отчетливо вспоминается. Она думала об их свадьбе в церкви Святого Малахии – так называемой «актерской часовне» на 49-й улице, в театральном районе Манхэттена. Лейн почти зримо помнила, как стояла перед алтарем, обмениваясь с Кеном брачными клятвами. Ее мать хотела, чтобы бракосочетание происходило в их церкви в Джорджтауне.