Феминиум (сборник) - Далия Трускиновская

На углу Тополиного бульвара горела огромная кукла – Магдалена узнала костюм и на сей раз могла бы поклясться, что это не обман зрения. И не скрытое желание уничтожить соперницу, как тогда, год назад.

Она бросилась прямо к огню – но люди загомонили, удерживая, и пламя пожрало золотисто-зеленый шелк – от изящной куклы остался каркас, и это совсем уже не походило на человека.

Насекомое, питавшееся ядом, исчезло.

Девушка брела, на зная куда, а вокруг смеялись настоящие люди и готовы были принять ее в круг. Догорали костры, в небе распускались отдельные залпы – время салютов прошло.

И, когда над головой взорвалась последняя петарда, Магдалена поняла, что свободна.

Ярослав Веров

НЕТРАДИЦИОННЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

Она боялась спускаться в метро. Она смеялась и обзывала себя дурой. Но ничего с собой поделать не могла. Один раз она даже уписалась прямо на перроне, когда из тоннеля с ревом и скрежетом вылетел поезд. Она уже давно ездила на своем «Порше», но проблема метро продолжала мучить. Иногда с нетрезвой компанией ее заносило в подземку… Вечер, суливший немалые удовольствия, оказывался безнадежно испорчен.

Подруга посоветовала ей не пожалеть две сотни баксов и сходить к психоаналитику. «Я тоже хожу к психу. Это, подруга, круче секса на пляже с пятью неграми».

Она поверила.

Психоаналитика звали Иннокентий Бонифациевич Шип. Шип принимал в собственном офисе, расположенном рядом с офисами богатых контор в новом, с иголочки, небоскребе. И брал он за первый, ознакомительный сеанс сразу двести баксов. Но у нее хватало денег, и потом, надо еще поглядеть, что за псих, может, с него и двухсот баксов достанет.

Шип был облачен в костюм-«тройку» с блесткой, в белую рубашечку из шелка; ворот рубашки был небрежно расстегнут. На ногах – домашние тапочки.

– Не люблю, когда шаркают по полу или стучат каблуками, – перехватив ее взгляд, пояснил он. – Я и вас попрошу снять обувь, здесь ковер чистится два раза в день. Мы с вами станем, что называется, на одну ногу.

Она подумала, что он полный козел, и сняла босоножки.

– Ложитесь, – неприятно осклабился он и кивнул на диван.

«Вот козлючина», – подумала она и легла на диван.

Это был не кожаный адвокатский диван, а именно домашний, мягкий, плюшевый, застланный льняной простынкой в зеленый горошек. В смысле, не пятнышки зеленые, а стручки гороха.

– Психоанализ начинается с дивана, – объявил доктор Шип и двусмысленно улыбнулся. – А заканчивается постелью!

– Это все, на что вы способны? – спросила она.

– Не так быстро, уважаемая. Сперва мы должны познакомиться. Давайте побеседуем, просто поболтаем. Хотите кофе?

– В постель?

– Разумеется. Неужели вы откажетесь от чашечки хорошего ароматного кофе в постель?

– Ты его знаешь куда налей?.. Клоун.

Она обиделась. Ей казалось, что псих просто издевается над ней. Но ничего, она и не таких уродов обламывала.

Доктор Шип расхохотался мелким дробным смехом, показав желтые редкие зубы.

– Что вы сейчас подумали? – внезапно спросил он.

Она не ответила.

– Вы подумали, какой у этого идиота на редкость противный смех и ужасные редкие зубы. Вы подумали, что платить такому человеку двести долларов – невероятная глупость. Не так ли?

– Конечно, глупость, а вы как думали?

– О! Видите? И прошу вас, не бойтесь произносить вслух все, что вы в данную минуту думаете. Только так и не иначе!

Она поднялась и села на диване, достала пачку дамских сигарет «Вог», закурила.

– Прошу, – он поднес пепельницу. – На самом деле я вас обманул. На самом деле психоанализ начинается с кресла. И сакраментального вопроса «на что жалуетесь?». Вот как бы вы ответили мне, если бы я вам его задал?

– Хреново, – ответила она и просыпала пепел мимо пепельницы.

– Метро? – док был сама серьезность.

– Угу.

– Дело обычное. Может, вы не любите людей? Как вы полагаете?

– А меня кто любит?

– В самом деле. Резонно… Но давайте вернемся к необычности нашего с вами общения. Знаете, я не обычный психоаналитик. Нетрадиционность – мой конек. Если идти обычным путем, то на все про все уйдет не меньше трех сотен сеансов. Помножим три сотни на две сотни. Вы согласны иметь сухими трусики, когда спускаетесь в подземку, за шестьдесят кусков?

В ее глазах блеснула искорка интереса.

– О чем вы подумали? Не стесняйтесь, говорите.

– Ну… Забавно, что ли.

– Сказать, что я подумал?

– Ну?

– Что у вас обворожительные ножки. Изящная ступня. Если бы не отношения: я – доктор, вы – пациентка… У меня был бы шанс?

Она отрицательно помотала головой.

– Жаль, искренне жаль. Порой мне кажется, что в психоаналитики я пошел из-за своих некрасивых зубов. Кому нужен кривозубый хохмач? Вы скажите – вашим подругам нужен?

Она улыбнулась.

– Итак, метро. Хорошо. Метро и меня пугает. Тот самый момент, когда поезд вырывается из тоннеля. Сперва тянет свежим и холодным воздухом, затем нарастает грохот, и вдруг в лицо бьет воздушная волна. И из черной дыры тоннеля, нехорошей, пугающей дыры вылетает, злобно воя… Вдруг из маминой из спальни, колченогий и хромой, вылетает умывальник и качает головой. Что вы подумали?

– Детский стишок…

– Спасательный круг, милочка.

Она вопросительно подняла брови.

– Стишок – это спасательный круг. Вам ведь стеснительно произнести, что вы думаете, что я напрягаю вас, козел эдакий, что от меня воняет потом и противным мужским одеколоном, что я лысый и нудный?

– Вы читаете мысли?

– Да нет, – равнодушно ответил он. – Мы с вами общаемся уже минут двадцать и по-прежнему находимся в неравных условиях. Я вам представился, а вы мне – нет. Играете роль загадочной страдающей дамы. Поверьте, это не ваша роль. Вот будет вам хорошо за тридцать – тогда да, становитесь загадкой. Итак, вас зовут…

– Юлей меня зовут. Вы сами…

– Что я сам?

– Вы сами делаете так, чтобы я казалась дурой.

– Может быть, может быть. Юленька, детка, ведь в детстве вы не боялись быть дурочкой для своего любимого папочки? Ведь вы были папочкиной дочкой? Не так ли?

Она задумалась.

– Пациентки обычно признаются в этом на двадцатом сеансе. А до этого им кажется, что все их тайны останутся их тайнами, что липкие пальцы психа так и не доберутся до их ранимой души, а писаться в трусы они при этом перестанут. Не выйдет! Я здесь перед вами на пупе верчусь не за двести баксов. Это пускай ваши домработницы вертятся. Им есть что терять. Я за вас воюю, Юленька. Ваш папа тоже был плешивым, но ведь вы не ставили это ему в упрек. Потому что готовы были ему отдаться, если бы это разрешала вам обыкновенная человеческая мораль. И зубы у него были далеко не идеальные, а уж прокуренные – точно. Но это не мешало вам ревновать его к вашей матери. Мать постоянно жаловалась вам на отца? Не стесняйтесь, здесь все свои: вы и ваше подсознательное. Не нужно бояться своего подсознательного. Наверное, подруги рассказывали вам о подсознании, или вы читали об этом звере в дамских журналах, в разделе «житейские истории»?

Она нервно раздавила окурок в пепельнице.

– Я, пожалуй, пойду.

– А я дверь запер, – лениво ответил доктор. – Хотите коньяку?

Он налил в пузатые фужеры коньяку.

– Берите, Юленька. Вы должны смириться с тем, что вам придется в этом кабинете работать. Поверьте, я не шучу, не развлекаюсь, не издеваюсь на вами. Куда там. Или вы считаете, что мне нравится копаться в ваших проблемах? Скажите себе: я должна вылечиться, и для этого я должна работать вместе с этим доктором. Пускай этот доктор странен, пускай смешон, пускай неприятен, пускай даже пугающ. Но он меня вылечит. За вас, Юлия.

Доктор Шип поднес фужер к носу, покачал его, втянул аромат, причмокнул и выпил совсем не по правилам – одним махом.

Она пожала плечами.

– Я за рулем.

– Тогда не пейте.

– Да ладно уж, выпью.

– Ну вот мы храбрые, вот мы и собрались с духом. Скажите, Юля, если я начну сейчас беседовать с вами о детстве, о родных, о том, что вы никому никогда не рассказывали, – вы согласитесь с этим? Не отвечайте, только кивните – да, нет?

Она не кивнула, не покачала головой. В глазах возник испуг.

– Тогда вы должны просто лечь на диван, закрыть глаза и говорить, говорить. Все, что хотите, что лезет в голову. Только-то и всего. Я же буду сидеть в кресле и молчать. Не комментировать, не задавать наводящие вопросы. Я буду паинькой. Вы же говорите. Смотрите, вы пока что не произнесли ни одной фразы длиннее четырех или пяти слов. Не бойтесь, что я подумаю о вас. Помните – я ваш доктор. И мы таким образом с вами работаем. А теперь ложитесь. И начнем сеанс.

Прошло, наверное минут десять, пока ей не надоело молча лежать и она не заговорила.

Она рассказала, что ее сосватала сюда Катерина, подруга. Что Катерина недавно вышла замуж, уже в третий раз. Что дружат они со школы и та всегда шарахалась от пацанов. И завидовала ей, Юле. А у нее, у Юли, с парнями как раз было все отлично… Здесь она замялась и перешла на Виолетту. Виолетта – круглая дура. Но ей по жизни охрененно везет. Переделала себе имя с Варвары на Виолетту и убедила всех, что ее папик работает в МИДе, а мама – в ювелирторге. А на самом деле папа был шофер, а мама – коридорная в «Космосе», была такая гостиница. Какого хрена ее снесли, номера были дешевые, можно было с пацанами на ночь… Юля снова осеклась. И перешла на Сочи. Ей не нравился этот город-курорт, всесоюзная здравница. Педики, папики с жирными чревами. Думают, раз ноги у тебя длинные, значит, помани пальцем – побежишь. Щас, разогнались. От этих потных папиков один лишь триппер. Виагра им уже не помогает… Она снова замолчала.