Время кобольда - Павел Сергеевич Иевлев

эксперименты с виртуалом были свёрнуты, а капсулы полного погружения используются только в медицинских целях.

— Блин, Нетка, ты когда так говоришь, становишься похожей на Википедию. Не будь занудой, зануда у нас Аспид.

— Эй, старче! — вспомнила про меня Клюся. — Дельце есть.

— Что тебе нужно от будущего пенсионера, юная леди?

— Знаешь, до меня тут по старой памяти некие сороки доносят всякие слухи…

— И?

— На этот раз тебя хотят подвинуть очень всерьёз.

— Подвигалка погнётся.

— Эй, дедуля, я знаю, какой ты крутой и неслабый, но там реально тугой замут. По страшному секрету, который уже знают все, кроме тебя, — пришёл новый инвестор.

— Откуда ему взяться? — удивился я.

— Прикинь, все в шоке, да. Интрига.

— А я тут причём?

— Ты им не нужен. Им нужен «Макар». А раз им нужен «Макар», ты им не нужен ну очень сильно.

— Не они первые.

— Не скажи. У них бабла, как у дурака фантиков. Они уже купили клинику Микульчика.

— Город продал клинику?

— Блин, ты вообще общаешься с кем-нибудь, кроме своего Альцгеймера? Уже неделю все только об этом и говорят! Я свечку не держала, но сумму называют такую, что можно было весь город купить, снести и построить два новых.

— Брешут, поди… — сказал я неуверенно.

— Брешут, — согласилась Клюся, — но не сильно. Мэр так быстро подписал, что аж след от ручки задымился.

— А что с пациентами?

— Не знаю, это ты с Микульчиком пьянствуешь, а не я. Спроси у него.

— Спрошу. А «Макар» им зачем?

— Я тебе кто, любовница мэра? Да без понятия! Может, офис сделают, а может, бордель. Но тебя точно выпрут, потому что ты ни туда, ни туда не годишься.

— Не имеют права… — сказал я, но сам себе не поверил.

— Пока ты директор — нет. Потому что ты, слава покойному Невзору Недолевичу, входишь в совет попечителей одновременно как директор и как представитель основателей. Но если отстранят, даже временно, то у тебя будет не два голоса на совете, а один. Скинут простым большинством. Нетта, скажи ему!

— Клюся права, — подтвердила вирп, — лишить права голоса представителя они не могут, но право голоса директора привязано к должности.

— И что, в совете никто больше за нас не выступит?

— Никто, — подтвердила Клюся. — Во-первых, слишком большие деньги на кону. Городской бюджет дышит через раз, а тут такое вливание! Во-вторых, ты, «мистер очарование», успел посраться там буквально со всеми.

— Кроме Микульчика.

— Ну разве что. С ним не удалось поругаться даже тебе. В общем, посидел бы ты для разнообразия тихо, не пиная никого по яйцам, как ты любишь. Не давай им повода, и может быть, как-то отпетляем. Я же пока приложу ухо к земле — как дочь бывшего мэра, считаюсь «почти своей». Может, узнаю чего интересного.

Клюся ушла, а я подумал, что она со своими предупреждениями запоздала. Но если бы даже и нет, ничего бы не изменилось. Спровоцировать меня — делать нечего. Я сам себя спровоцирую, только дай.

Покосился на Нетту — она укоризненно покачала головой. Всё понимает, засранка.

— Не надо на меня так смотреть! — буркнул я. — Кругом такие умные, что непонятно, почему строем не ходят. Один я сижу дурак-дураком. Ладно, пойду займусь чем-нибудь, что не требует использования головы.

Тренировки — то немногое, в чём я почти на своём месте. Я их придумал, чтобы занять воспитанников моего первого, самого сложного потока, но сейчас уже традиция. Никому не навязываю, это не обязательный курс, но многие выбирают единоборства, а не общую физкультуру. У нас сильнейшая команда среди школьных, на выездных соревнованиях мы рвём всех, как Тузик грелку.

Мой потолок компетенций в педагогике — учить бить в рыло.

— Мишка, пора! — заглянул я к сыну.

— Я готов! — он уже в кимоно.

Для своей возрастной категории он неплох, но высоких мест не займёт никогда. В нём вообще нет агрессии. Техничен, хорошо двигается. Не слишком вынослив — но это возрастное, наработает. Он прекрасно держится на ринге, пока это игра. Если противник входит в раж и начинает драться всерьёз, то сливает сразу. Не потому, что боится или не может — просто не хочет. Нет своей злости и неприятна чужая. Как себя поведёт, если от драки невозможно будет уклониться — не знаю. Однажды жизнь покажет. Она всем показывает. А пока я хотя бы натаскаю в технике.

И да, я запрещаю себе думать это мерзкое: «Не в меня пацан, не в меня…», — но, сука, иногда проскакивает, конечно. Как будто быть «в меня» — это что-то хорошее.

Карина, конечно, уже в зале. Поколачивает ногами мешок. Коса за спиной, лицо злое и сосредоточенное. Если не будет бить мешок… Нет уж, пусть лучше мешок. Куда больше похожа на меня, чем мои дети. Психика, полная крошеного стекла, огня и яда.

Карина — сирота из местных. После смерти родителей, в десять лет, её удочерили дальние родственники. Очень положительная семья. Состоятельная, входящая в местный высший свет, друзья чиновников из администрации. Они семь лет назад потеряли собственного ребёнка, и теперь изливали накопившуюся любовь на бедную сироту. Так выглядело это для всех, кроме Карины.

Если бы они избивали девочку, морили голодом или домогались сексуально — их бы моментально взяли за жопу, ювеналка бдит. Но они были по-настоящему изобретательны, доводя её мельчайшими, но непрерывными психологическими уколами до сумасшествия. У ребёнка было всё: дорогие тряпки, качественная пища, самые лучшие проекционные системы, собственная комната. Но это приносило ей только страдания. Совершенно неподходящая одежда. Натуральная дорогая еда, тщательно подобранная из не нравящихся ей продуктов. Сложная система «штрафных ограничений» на пользование виртом, практически исключающая её из коммуникаций. Раздражающее и пугающее оформление комнаты. Полный ежесекундный контроль всех её действий, сопровождающийся психологическим прессингом. Девочка даже в туалете была под надзором, лишённая намёка на возможность уединения. Она не могла спокойно помыться, зная, что на неё смотрят, а иногда и комментируют вслух её якобы непривлекательность.