Семицвет: молодость богов. Части 1-2 - Святослав Зайцев

Камни положил у костра — уверенно взял змею в ладонь и крепко сжал. Чудовищное, крепкое тело. Тонкое, гибкое и удивительно сильное. Торжество силы.

Он сжал ещё сильнее.

Она была ещё теплая. Говорят, яд у змей только в голове, а в теле нет. Он отрезал ножом голову, чувствуя, как продолжает трепыхаться её тело и бросил голову в костер. Даже уничтоженное, даже сломанное в нескольких местах и раздавленное тело змеи продолжало дергаться в его ладони. Вот это был настоящий воин!

Его охватила странная, ничем не передаваемая радость, открылось второе дыхание, схватив нож и зажигалку, он бросился на другой берег. Там — пляж из розовой слюды. И стволы деревьев, выброшенные на берег.

Он разжег костер из выброшенных веток, покрытых сухими засохшими водорослями и стал кидать те, что покрупнее. Они заполыхали достаточно быстро. А гроза все не начиналась. Хотя ветер усиливался. Но костру не мешал, а только раздувал его сильнее. Он стал стаскивать туда и другие дрова — гигантские стволы. Кажется, потревожил муравейник… Дрова разгорались. Получившийся костер был даже больше, чем он.

Только теперь до него дошло, что он не только проголодался, но и замерз. И вот сейчас от этого костра исходил приятный и плотный жар. И когда Алексей почувствовал, что согрелся полностью — хлынул дождь.

А ведь он просидел на столе несколько часов, все затекло и конечно хотелось двигаться. Он стал прыгать вокруг костра, носиться, как безумный, схватив какую-то палку. Кажется, что-то кричал и даже разревелся — столько всего! Но кто узнает — что он плакса? Кого стесняться? Некого! Можно было беситься вокруг костра и делать все, что захочешь. Впервые в жизни он мог делать все, что хочет.

И его искренней радости и его слез никто не увидит. Никто не узнает об этом. И все смоется дождем. Все уйдет. Он может делать все что хочет.

Вдоволь наскакавшись вокруг костра, он снял со змеи кожу — которая снялась на удивление легко, как перчатка.

Выгреб из костра большое, обугленное бревно и, аккуратно, вытянув на двух палках поджарил мясо. Палки быстро сгорали, приходилось менять. И как же прекрасно запахло!

Мясо было практически безвкусным и жестким, сильно усохло — осталось всего ничего. Но все же оно прекрасно пахло, а желудок, кажется, принял ровно столько пищи, сколько должен был.

Бревна гудели. И даже нет — они выли. Костер вибрировал, иногда бревна трещали громче, чем ливень и ветер. И гудели.

Он даже кинулся в Озеро — просто потому, что вспотел, и ему хотелось помыться. Забежал с разгону на гигантскую волну, боясь, что вода будет холодной. А вода оказалась на удивление приятной, почти горячей. Он окунулся в теплую, роскошную воду, и у него захватило дыхание.

Змеиный перестал казаться чем-то чужим и странным. Змеиный был прекрасен — древний, нетронутый кусок земли, со своим характером и своим нравом, а когда он смотрел на потрясающей красоты звезды, то подумал, что прямо здесь и сейчас — в открытом космосе, его мир несется с бешеной скоростью вокруг центра вселенной. И тогда в его мире запели первые птицы.

И ещё он вспомнил о том, что где-то там, за Змеиным островом и массой воды, розовым пляжем, за островками из белого камня, утками и чайками, за болотом и костром был совершенно другой мир.

В этом мире его отец мечется из стороны в сторону. Он звонит в полицию каждые пять минут, чтобы узнать — нашли ли они его мальчика, рыжего, толстого, его сына.

Ещё в этом мире была Лиза. Она, конечно, не носиться по дому вместе с отцом, не истерит, а хмурая, напряженная, с полицейскими и собаками — рыщет по лесу как кошка-ищейка. Полукошка-полусобака. Лисица.

Там есть Света. Добрая, но глупая. Правда, готовит хорошо.

Там был Арсений Арсеньевич, который ошибся когда назвал его лгуном и его супруга, которую он обидел за то, что её муж ошибся. Наверное, они тоже извещены о его пропаже. И скорее всего — обеспокоены не меньше остальных. Очень вероятно, они отдали полиции свой флаер или даже сами пытаются его найти.

В том, другом мире было много суеты и незначительных проблем. Мелких, по большей части, и достаточно никчемных. Но по сравнению со смертью все эти мелкие вещи так ничтожны, что даже смешны. Да какая из проблем может быть важнее смерти? Никакой. Нет ничего важнее смерти.

Звезды исчезали. Какие далекие, какие ледяные, какие пустые. В том мире — в мире людей, таких звезд не было, там о звездах все знали, использовали, делали энергию. А тут — ничего. Тут они другие. И вообще — имеют ли эти звезды в этом мире какое-то отношение к тем, другим в том мире?

А ещё в том мире было действительно что-то очень хорошее. Вот только что? Алексею показалось, что его куда-то уносит — он стремительно мчался в пустоту. В открытый космос. Смело выкидывая все, что когда-либо его держало… И если только позволить себе, разрешить, набраться смелости — он сможет остаться в этой пустоте навсегда. И это будет прекрасно. Ведь он будет жить один, в сказке. В Змеином мире.

Но все-таки — что-то в человеческом мире было что-то хорошее. Он напряг память. Ну конечно! Там была мечта. Мечта о чем? Он не мог понять — о чем-то хорошем. Но такая плотная, ясная, прозрачная — такая хорошая, красивая и очень честная. Мечта, от которой он почему-то отказался. Он снова напряг память.

А почему он отказался от хорошей мечты? Попытался все вспомнить. И ещё раз. Но ни одного вразумительного ответа не дал.

Он закрыл глаза и — о чудо! — звезды остались на месте. Поводил перед собой руками — и понял, что видит туманные образы рук даже сквозь плотно закрытые веки. Сказка становилась реальностью, и он уходил все дальше и дальше. Вокруг был космос. Все становилось чище. И он плыл к центру абсолютной пустоты, теряя на ходу все, что его удерживало — и оставался всего один шаг. Кроме замечательной мечты. От которой он отказался, но как-то не до конца.

Почему отказался?

Была какая-то причина. И весомая причина, раз отказался. Но сейчас он никак не мог о ней вспомнить, ведь у него ничего не осталось. Вообще ничего не было. А быть может он не может о ней вспомнить, потому — что её не стало? Ну конечно. Он же все побросал, чтобы лететь было легче.

Значит, сейчас, когда он все потерял — ему никто и ничего не мешает. И он исполнить эту мечту! А сюда… Сюда он ещё придет. И не раз. Он вернется.

Устал. Очень устал.

Алексей медленно открыл глаза, возвращаясь из дремы в реальный мир, и приподнялся на локте. Костер ещё горел. Было свежо. Громко пели птицы.

Далеко, между исчезающих звезд, освещая себе путь, расчерчивая прожекторами воду, издавая едва слышный, усиливающийся гул, прямо к нему летел грозный полицейский флаер.

На экзамен он приехал один. Прошло три недели, с тех пор как он убежал из дома, пришлось нелегко. Отца стали подозревать в жестоком обращении с детьми — все же не просто так дети из дома убегают — и на них наслали психологов, даже поставили в квартире камеры наблюдения. Через пару недель, правда отстали, но осадок остался, а отец ходил и постоянно на него бухтел. В общем, вел себя как обычно.

Лиза как узнала, что случилось, была вне себя от ярости. Но сделать ничего не могла — Алексей наотрез отказывался возвращаться к Арсению Арсеньевичу, правда, после клятвенного обещания продолжить занятия самостоятельно, она немного успокоилась, пообещав следить за каждым его движением — и пусть он только попытается что-то не так сделать или схалтурить.

Кажется, она все же брала у Арсения программу обучения, потому что на следующий день принесла примеры билетов, по которым нужно заниматься. И заставила учить ненавистные ему интегралы.

Про змею он никому не рассказал. Хотелось, конечно, но кто поверит? Да, если и поверят — то снова отправят к детскому психологу, который обязательно начнет говорить что-то про скрытую агрессию и прочие вещи, о которых легче не думать, чем думать…

В последние два дня Лиза запретила ему чем-либо заниматься, хотя Алексей уже вошел в раж — он практически был готов полюбить интегралы, законспектировал несколько глав из учебника, наконец-то разобрался с теоретической частью и тут — все или ничего.

В общем, два дня он провел на улице, практически ничем не занимаясь. Сходил со Златом в заброшенные сады — там всегда можно было поесть одичавшей малины, притащил коробок старой кошке, убрал в комнате, навел порядок в планшете — расфасовал файлы по полкам, удалил какие-то мелкие, ненужные программы. Собрал вещи, которые возьмет с собой на экзамен. Впрочем, зачем ему нужны были вещи? Как правильно говорил Арсений, которого он никогда не простит, конечно, но который, вне всякого сомнения — человек умный, так вот — как правильно говорил Арсений: «Ты у нас счастливчик — тебе для работы только карандаш и чистый лист нужен, как художникам».

Перед вылетом он заставил себя заснуть, вспомнив, как спал на ходу перед первой поездкой на урок. Лег в кровать, закрыл глаза и стал ни о чем не думать. Сначала не получалось. И потом тоже не получалось. И ещё потом и потом. Но в какой-то момент он все же начал проваливаться в сон и провалился.