Жена завоевателя - Крис Кеннеди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марк повернулся и теперь смотрел прямо на нее.
Глава 22
Она сидела, съежившись на стуле, укутанная в меха, и цедила маленькими глотками подогретое вино. Прошел почти час, а аббат, Джон и Марк все еще пережевывали последние новости, касавшиеся страны, разрываемой междоусобными конфликтами.
— Стефан получил подтверждение тому, что слухи о появлении шпионов фиц Эмпресса верны. Он опасается, что они проникли во многие благородные дворянские дома, пока он держал совет в Лондоне.
Марк и аббат слушали рассказ Джона об опасениях короля, и аббат хмурился.
— Я надеялся, что его шпионы уже убиты, — сетовал аббат. — У нас давно не было известий на этот счет, но лорды больше не переходили на сторону анжуйцев.
— Я думаю, — заключил Марк, — что они не стали бы открыто объявлять о том, что перебежали на другую сторону. Особенно когда еще находились в Лондоне. Когда лорды окажутся в безопасности за стенами своих замков и урожай будет собран, мы узнаем об их истинных намерениях.
Джон покачал головой и оперся рукой о стену так, что рукоять его меча ударила в камень. Меч звякнул, и он неосознанно перехватил его свободной рукой. Его приятное румяное лицо было серьезным.
— Мы не можем просто дожидаться этого, Марк. Время — его союзник. Если его шпион здесь, мы должны перехватить его до того, как по весне Генрих фиц Эмпресс высадится на наших берегах.
— Думаю, это произойдет зимой, — спокойно предположил Марк.
Он сел в кресло, вытянув ноги перед собой:
— Достаточно будет, чтобы кто-то из наших дворян примкнул к его делу, и Генрих не станет медлить, чтобы совершить вторжение в Англию. А Язычник Соваж умеет быть убедительным.
Гвин вскочила с места, будто ее подбросило пружиной.
— Язычник?
Мужчины повернули к ней головы. Марк умолк.
Его взгляд, обращенный к дальней стене, медленно переместился. Он уставился на нее, мгновение смотрел не отрываясь, потом усмехнулся, и улыбка его была медленной и ужасной. Он поднялся на ноги.
— Поднимай своих людей, Кэнтербридж. Она пришла сюда из южных лесов.
Майлз и Джон уже спешили к двери, быстро переговариваясь о лошадях и лесных дорогах.
— Нет! — закричала Гвин, торопясь за ними. — Нет! Вы не можете!
Они на мгновение остановились, и Марк успел наклониться и провести пальцем по ее щеке, приговаривая шепотом на ухо:
— Я это знал!
Потом он быстро зашагал прочь, а аббат поспешил за ним. Гвин снова рванулась вперед, но Джон предостерегающе положил руку ей на плечо.
— Гвин! — Он нетерпеливо встряхнул ее. — Что с тобой творится? Мы выслеживаем шпиона. Из-за него наш король может потерять трон!
— Он спас мне жизнь!
Только сейчас Джон понял…
Приятное доброе лицо его исказилось и выразило отвращение.
— Ты знаешь, кто он, этот Язычник? — спросил он с яростью.
— Н-нет.
Он сделал нетерпеливый жест рукой.
— Он Гриффин Соваж, Гвиневра, — прошипел Джон. — Сын Кристиана Соважа. Наследник Эверута.
Она почувствовала, как кровь отлила от ее лица.
— Отец Язычника и твой когда-то были друзьями. Самыми близкими друзьями. Они делили все — женщин, вино, военную судьбу. Они всюду были вместе. Всюду, — повторил он многозначительно.
В сознании Гвин замерцало какое-то смутное воспоминание. Что-то пугающее.
— Святая земля, — прошептала она.
Джон бросил на нее пронизывающий взгляд.
— Да. И отец Марка тоже был там, миледи. Их было трое. Не забывай об этом.
Она почувствовала приступ тошноты:
— Что?
— Отец не рассказывал тебе? Много лет назад Марк был оруженосцем твоего отца…
— Что?
— Это было задолго до твоего рождения. Отец Марка Майлз навязал его. Предполагалось, что Гриффин Соваж станет его оруженосцем, но что-то случилось, что-то произошло. Не знаю, как и почему это случилось, но эти три семьи связало нечто странное — возможно, нечестивое. Соважа, фиц Майлза и де л’Ами.
— Марк знает Язычника? — спросила она слабым голосом.
— Марк знал его отца, и да, знает и сына. И у Марка есть причина ненавидеть его, как ненавидел и де л’Ами.
«Ненавидеть… — думала она тупо. — Предполагается, что я должна его ненавидеть».
— Что ты говоришь?
— Я говорю, Гвин, что, если еще раз посмеешь возразить Марку, ты обречена. И Эверут, и ты перейдете под его опеку, и он возьмет тебя в жены.
Она прижала руку ко рту. Страх накатил на нее как волна безумия. Это движение, казалось, разгневало Джона.
— Неужели ночь, проведенная с Язычником, стоит того, чтобы потерять Эверут? — спросил он свирепо. — Почему ты ничего не сказала о своем спасителе?
Лицо его побледнело.
— Боже, храни нас всех, Гвинни. Ты не знала? Да? Она изо всех сил покачала головой, отрицая это, но внутри у нее все кричало: «Да, да. Я знала, что он не тот, кем кажется, и этого было достаточно».
Гвин закрыла лицо руками. Кончики ее пальцев похолодели, и она ощутила щеками их ледяной холод. Она с трудом различала лицо Джона. Оно распадалось и ускользало. Она не могла сфокусировать на нем взгляд.
— У меня нет времени рассказывать тебе истории, Гвин. Если ты хочешь, чтобы Эверут оставался твоим, то он и должен остаться твоим. Кроме всего прочего. Ты меня понимаешь?
Он посмотрел на нее как-то странно:
— Неужели отец не рассказал тебе даже это?
Она инстинктивно потянулась к руке Джона, потому что в этом столь изменчивом мире ей надо было держаться за что-то прочное. Отец знал Язычника. Отец его ненавидел. Значит, было что-то связывающее их семьи.
Джон дотронулся до ее руки, цеплявшейся за него, и на мгновение смягчился, снова став добрым и общительным, каким она знала его долгие годы. Тем, кто мог бы объяснить ей все это безумие.
Но он этого не сделал.
В темном коридоре появился один из людей Кэнтербриджа и сделал ему знак.
— Я должен идти. — Джон обнял ее и повел назад в комнату, задержавшись по пути у двери: — Так будет лучше.
И закрыл за собой дверь.
Гвин уставилась в стену. В комнате стояла оглушительная тишина, такая, что от нее заложило уши. Она опустила взгляд на свои руки, повернутые ладонями кверху и лежащие на коленях. Они были точно такими же, как день назад, как неделю назад, и все-таки не такими. Она тупо оглядывала комнату и видела знакомые предметы — бюро, буфет, стол, но теперь они предстали перед ней искаженными и потому вызывали отвращение.
Отец оставил ей две вещи, две вещи, которыми она дорожила, — Эверут и связку писем в шкатулке. Одно из этих сокровищ она отдала Язычнику, которого полюбила, другое будет потеряно, если она попытается спасти его.