Жена завоевателя - Крис Кеннеди

— Делаю тебя своей.

Приподнявшись и опираясь на одно колено, другим он еще шире раздвинул ее бедра.

— Теперь ты готова, — прошептал он хрипло, и в шепоте его слышалось удовлетворение.

— Пожалуйста! — послышался ее нежный голос, и это почти лишило его рассудка.

— Ты ведь всю жизнь ездила верхом, леди? — спросил он хрипло, занимая наилучшее положение между ее бедер.

Она кивнула, крепче обнимая его идею переплетенными пальцами.

— Тогда, возможно, даже в первый раз не испытаешь боли, — пророкотал он ей на ухо. Мысль о том, что он будет первым мужчиной в ее жизни, кто нырнет в эти глубины, не причинив ей яри этом боли, вызвала у него головокружение.

Гвин ощутила между ног нежную бархатистую твердость его жаркой плоти. Волны жара окатывали ее, и она инстинктивно выгнулась назад.

— Да, Язычник, да!

Он еще шире раздвинул ей ноги, и чувствительная, влажная, уже трепещущая от наслаждения плоть соприкоснулась с его возбужденной плотью.

Медленно он вошел в нее — одним плавным движением, без малейшего усилия, и ее ногти вонзились ему в шею, судорожно прошлись по ней. Он проник глубже, но не почувствовал препятствия, только ее влажное тепло, побуждавшее его продолжать. И Гриффин задвигался внутри ее, стараясь сдерживаться и в то же время наполнить ее всю, стараясь не спешить, чтобы она привыкла ощущать его в себе. Это походило на утонченную пытку. Ее влажная и тугая набухшая жаркая плоть, ее сладостные женственные глубины были предназначены для него. Мускулы его шеи и ног были напряжены. Еще один рывок вперед вызвал у нее сладострастный вздох, еще больше возбудивший его. Этот едва слышный слабый болезненный стон вызвал у него новый прилив желания, и без того бушевавшего в крови. Он издал невнятное ворчание, изменил положение и продвинулся чуть дальше.

— О! Как хорошо!

Ее голос был не громче вздоха — она поднимала бедра все выше, стараясь облегчить ему проникновение.

С хриплым стоном он вошел в нее глубоко и уже не мог сдерживаться. У него была потребность заполнить ее, чувствовать ее горячую влажную плоть по всей длине своей плоти. Он опустил голову, упершись локтями в постель по обе стороны ее тела. Его мускулы сокращались, тело блестело от пота. Голова его склонилась к ее груди. Их бедра двигались в одном ритме, она встречала каждый его долгий медлительный толчок.

— Иисусе, женщина! — выдохнул он хрипло.

— Не останавливайся, — простонала Гвин.

Будто он был в силах остановиться.

Отчаянная страсть все усиливалась с яростной неумолимой скоростью. Шея Гвин была выгнута, рот широко раскрыт, из него с трудом вырывалось дыхание, а бедра вздымались в ритме его движений. Переместив весь вес тела на локоть, другой рукой он подхватил ее под колени, и она оказалась на весу.

— О, Язычник!

Ее плоть трепетала и сокращалась, сжимая его. Толчок, скольжение — и вот он замирает.

Толчок — и еще более длительное скольжение…

— О, Язычник!

Он внезапно ощутил, как ее тело замерло и пальцы вцепились в его волосы. Горло ее исторгло неясные хриплые звуки, прервавшиеся, как от рыдания. Ее затуманенные страстью глаза закрылись.

Она уже шагнула через край. Голова ее запрокинулась, тело содрогалось в непрекращавшихся волнообразных спазмах, и он чувствовал их своей все еще возбужденной плотью и сам нырнул в эту бездну. Его тело тоже содрогнулось с отчаянной силой, отдавая последнюю дань этому соединению.

Гвин в экстазе выкрикивала его имя. И Гриффина захватило какое-то неведомое чувство. Оно пробилось сквозь бастионы отрицаний, сомнений, предубеждений и одиночества.

И душа его летела навстречу этому чувству, которое он не смел назвать.

Все время он держал ее в объятиях, пока их сердца не обрели нормальный ритм, а когда она успокоилась, он приподнялся и лег рядом с ней. Гвин повернулась к нему. Ее атласное влажное тело все еще трепетало.

Он закрыл Глаза и провел рукой по ее горячим волосам, ничего не говоря. Наконец ее бормотание смолкло.

Так они лежали довольно долго, и их разгоряченные тела все еще были переплетены.

Глава 19

Перед рассветом Гриффин шагал по прогалине перед саксонской крепостью, окруженный мужчинами, готовыми сесть на коней. Свет был тусклым и серым, тучи низко нависали над землей, прикрывая ее будто сочащимся влагой одеялом, время от времени ронявшим тучные капли на шлемы и туники воинов, собравшихся в кружок и ударявших себя руками по бедрам, чтобы согреться.

Гриффин прошел через этот круг до его центра, время от времени роняя слово-другое мужчинам, тихонько переговаривающимся между собой.

Подойдя к Александру, Гриффин усмехнулся и сказал:

— Все готово? Хорошо. Через день я нагоню вас на пристани Уэрхема.

Александр метнул быстрый взгляд на верхние окна строения.

— После аббатства Святого Альбана?

Гриффин молча кивнул.

— Разумно ли это?

Сделав глубокий вдох, Гриффин сжат губы к посмотрел на небо.

— Возможно, и нет.

Александр посмотрел на друга пытливо:

— Она знает, кто ты?

Гриффин поднял бровь:

— А ты знаешь, кто я?

Александр не обратил внимания на этот замаскированный выпад.

— Надеюсь, Язычник, ты сознаешь, что если дело обернется скверно, то уж сквернее и быть не может?

— Надейся, Алекс.

Александр поднял лопасть своей кольчуги и застегнул пряжку на плече.

— Как скажешь, милорд. Гриффин кивнул:

— Встретимся перед тем, как лошадей начнут грузить на корабль.

Александр натянул на голову шлем. Металлические звенья тяжело сдавили его светловолосую голову, и лицо его исказилось.

— Ты поедешь в аббатство Святого Альбана, оставишь там свой груз и доберешься до пристани Уэрхема в тот же день, что и мы, хотя мы отправимся туда прямо сейчас?

— Да.

Александр покачал головой и окликнул Эрве Фэреза.

— В чем дело? — спросил тот, приближаясь.

Александр сделал жест в сторону Гриффина:

— Язычник отправляется в аббатство Святого Альбана.

Фэрез бросил взгляд на дом.

— Из-за девушки? Да, ей не стоит здесь оставаться.

— Мы подождем его здесь, а остальные отправятся дальше.

Гриффин покачал головой:

— Нет. Вы отправитесь вместе со всеми.

— Нет, — возразил Александр, перенимая интонацию Гриффина и говоря так же убедительно и настойчиво, как и он. — Мы с Эрве останемся ждать здесь.

— В том, что говорит Алекс, осмелюсь заметить, милорд, есть смысл.

Гриффин провел ладонью по лицу.