Жена завоевателя - Крис Кеннеди

Гриффин провел ладонью по лицу.

— Не осмелишься.

Мокрое раскрасневшееся лицо Эрве было решительным.

— Никогда прежде, Язычник, ты не лишал меня слова. — Не начать ли теперь?

— Думаю, поздновато, — смущенно возразил Эрве. — Но, как я говорю, ты всегда, бываешь прав, и если ты говоришь…

— Благодарю.

— Если ты думаешь отправиться куда-то один, особенно в гавань, то это плохая идея, осмелюсь высказать свое мнение.

Гриффин потер ладонью пробивающуюся щетину на подбородке и щеках. Эрве никогда не проявлял неповиновения на словах, но всегда поступал по-своему.

— Как я уже сказал, — продолжал Александр, — если дойдет до худшего…

— Если дойдет до худшего… — повторил вслед за Александром Эрве, глядя на Гриффина так пристально, что это походило на угрозу. Губы его сжались, а пальцем он выразительно провел по шее.

— Я не дитя, — рассмеялся Гриффин. — Не надо пугать меня страшными историями, которые рассказывают детям на ночь.

— Я говорю не для того, чтобы напугать тебя, Язычник. Ты не вправе рисковать своей головой. И, — добавил Эрве, — если что-то случится с твоей головой, фиц Эмпресс не пощадит и наших.

— Он прав, — подтвердил Александр.

— Возможно, и прав, — твердо возразил Гриффин. — На всякий случай даю тебе совет, как управлять настроениями Генриха. Если я умру, то предлагаю тебе сообщить ему это известие после того, как он выпьет несколько чаш вина и проведет ночь с леди Алиенорой.

Эрве нахмурился:

— Право же, сэр, это вовсе не смешно.

— Да, не смешно. И потому вы отправитесь вместе с остальными. Вы нужны мне там.

— Ты тоже нужен нам там, — возразил Александр.

— И я там буду. Через день. А теперь отправляйтесь.

На этом спор прекратился. Члены группы, посовещавшись насчет планов, сели на лошадей и углубились в лес. Александр и Эрве тоже вскочили в седла. Один походил на гибкую тростинку, другой — на кряжистый пень. Гриффин бросил внимательный взгляд через плечо.

Они сделали круг по поляне, потом остановились под низко нависавшей веткой. Она осыпала их градом дождевых капель. Эрве был мрачен.

— Я помню, что сказал Язычник, но… — начал Александр.

— …Мы подождем, — закончил Эрве.

Александр кивнул:

— Обратно он поедет здесь, что бы там ни было.

Они повернули и медленно растворились в коричнево-зеленой чаще леса.

Гриффин пошел обратно к дому, ощущая нечто необычное и непредвиденное: ярость, копившаяся в нем восемнадцать лет, внезапно улетучилась.

Скоро они отберут страну у Стефана, и он отправится домой, в «Гнездо». И, возможно, женщина, спящая наверху, тоже будет там и станет его женой.

Глава 20

Солнце уже клонилось к западу, когда они добрались до аббатства Святого Альбана. Гвин сидела на коне позади Гриффина, обхватив руками за талию. Под покровом деревьев они ехали молча, и теперь находились в нескольких десятках шагов от стен аббатства.

У ворот аббатства суетилась и оживленно переговаривалась горстка монахов, но Гвин не могла расслышать о чем. Они жестикулировали и куда-то указывали пальцами. Гвин прижималась щекой к спине Язычника и сидела молча, окутанная его теплом и силой.

Он молча протянул руку назад и сжал ее запястье. Она знала, что это значит — расставание.

Это ничего не значит, убеждала она себя отчаянно. Она не знала ни кто он, ни откуда явился, но внутреннее чутье подсказало, что это прощание.

И ей захотелось умереть.

Из-за дальней вершины холма появилась кавалькада всадников. На них были шелковые туники, по диагонали пересеченные красным и желтым.

— Лорд Джон, — выкрикнул один из монахов. Его темная одежда полоскалась над мокрой землей, когда он бросился вперед приветствовать всадников.

— О, это Джон! — воскликнула Гвин. — Тот, кому я отправила послание прошлой ночью. Как, ради всего святого, он сумел добраться сюда так скоро?

Джон Кэнтербридж перекинул ногу через седло и, обойдя монахов, направился прямо к аббату, нерешительно стоявшему в воротах. Джон на ходу сорвал с головы шлем и оттеснил клирика так, что оба они оказались недалеко от того места, где под сенью леса находились Гвин и Язычник. Мужчины заговорили быстро и возбужденно.

— Не думал, что тебе это удастся, — сказал аббат Роберт.

Джон Кэнтербридж бросил на него суровый взгляд.

— Так мой посланец прибыл?

— Около часа назад.

Аббат поднял руку и сделал знак тому, кто находился внутри: монахи и мужчины в латах двинулись к воротам аббатства.

— Нам надо войти внутрь, милорд. Это опасное место…

— Да, если поблизости рыщет Эндшир, — мрачно закончил Джон Кэнтербридж, вытирая ладонью потное лицо. — Я возвращался домой с совета из Лондона, и, хвала Господу, меня нагнал всадник и сообщил, что леди Гвиневра направляется сюда.

— Но как? — воскликнул аббат.

Его щуплая фигурка скрывалась под одеянием бенедиктинца.

Джон покачал головой:

— Не знаю. Посланец был мне незнаком. У него не было ни эмблемы, ни печати. Он ничего мне не сообщил и исчез прежде, чем мои люди успели задержать и допросить его. Я подумал, — закончил он мрачно, — что это может быть ловушкой.

— Я ничего об этом не знаю. Но графини здесь нет.

— Черт побери! — рявкнул Джон Кэнтербридж.

— Милорд! — упрекнул его аббат, услышав богохульные слова.

— Приношу извинения вам и вашему Богу. Но где, дьявол ее побери, она может быть?

— Милорд! — на этот раз голос аббата прозвучал октавой ниже, потому что он услышал упрек в тоне собеседника.

Джон ответил вздохом.

— Я нес покаяние много лет, милорд аббат, Еще несколько лет епитимьи мне не повредят. Но сейчас меня беспокоит судьба леди Гвиневры. Вы ничего не слышали? Ничего не видели?

— Ничего.

Джон произнес что-то невнятное, потом добавил:

— Я пошлю своих людей прочесать эти леса. Возможно, она заблудилась.

— Но как в таком случае она послала вам весточку? — спросил аббат.

Джон покачал головой, они повернулись и направились к аббатству.

Гвин все плотнее прижималась к спине Язычника, будто хотела за ней укрыться, и это было самым странным, потому что разве не сода стремилась она попасть всю прошлую ночь? И разве не ее близкий друг явился сюда спасать ее?

Почему же она не могла избавиться от чувства, будто на нее идет охота?

— Тебе лучше идти туда, Рейвен.

— Да, — согласилась она, и голос ее был лишен выражения. Она соскользнула с лошади.

Он тоже спрыгнул и теперь стоял рядом.