Невинность, знания и ощущение чуда: почему мы перестали удивляться миру, как это было в детстве? - Бхагаван Раджниш (Ошо)

Все трое соглашаются выполнить его просьбу, после чего старик распределяет коробки и умирает. Естественно, в день похорон все духовники приходят и кладут в могилу по коробке. Позже они договариваются пропустить по рюмочке в ближайшем пабе, где после долгого молчания католический священник нарушает тишину.

– Друзья, – говорит он, – боюсь, что я должен кое в чем признаться. Я не все деньги положил в могилу. В последнее время пожертвований становится меньше, церковь нуждается в ремонте, мне показалось большим грехом не поместить часть денег туда, где они могут принести какую-то пользу.

После чего вступает священник протестантской церкви:

– Отец, я рад, что вы заговорили об этом. Как вам известно, я возглавляю несколько благотворительных организаций. И мне тоже показалось грехом просто похоронить эти деньги. Поэтому я тоже придержал часть из них, конечно, лишь небольшую часть, чтобы помочь этим очень достойным и необходимым организациям.

После очередного продолжительного молчания оба священника спрашивают раввина, который все это время смотрел в окно, что он думает об их поступках.

– Ну, – отвечает раввин, – должен сказать, что я глубоко удивлен, если не сказать шокирован. Будучи раввином, уважая желания умирающего человека, единственное, что я мог сделать, – это положить в могилу всю сумму. На самом деле, я выписал на его имя чек!

Раввин вы или нет, не так уж важно. Старые привычки умирают с трудом. Но они могут умереть. И вы должны приложить все усилия, чтобы они умерли, потому что в их смерти – начало вашей настоящей жизни.

Я не знаю, кто я. Я чувствую, что мне необходимо заземление на каком-то уровне. Разве нет никакого места, где можно было бы заземлиться?

Это хорошо, что ты не знаешь, кто ты, потому что все, что ты знаешь, окажется неверным.

Глубина вашего существа не поддается определению. У нее нет ни имени, ни формы. Самая сокровенная ваша часть всегда неизвестна и непознаваема. Сократ сказал: «Познай себя!» не потому, что это возможно. Он имел в виду: «Попробуй познать себя, и однажды ты поймешь, что это невозможно». И когда вы подходите к той точке, где все знание исчезает, и вы оказываетесь в глубоком неведении перед самим собой, это самое прекрасное переживание, величайший экстаз.

Только подумайте: если вы сможете познать себя, это знание будет вас ограничивать. Вы превратитесь в вещь. Вы не будете счастливы, вы станете очень обычными. Если вы познаете себя, с вами будет покончено. И что вы тогда будете делать? Запрос выполнен, вам будет скучно от самих себя.

Ваше существо это тайна. Чем больше вы знаете, тем меньше вы знаете. Чем глубже движетесь, тем отчетливее видите бесконечность. Это такая глубина, что вы не можете достать до дна – никогда. Люди, полагающие, что знают себя, очень поверхностны. Люди глубины всегда осознают неизвестность. И это прекрасно, потому что неизвестное всегда живо, неизвестное всегда бесконечно. Неизвестное вечно.

Сократ сказал: «Познай себя!» Он имел в виду: попытайся познать себя, именно «попытайся». А после Сократа один римлянин, Маркус Аврелий, сказал: «Будь собой!» Он лучше Сократа. Познать себя невозможно, но быть собой возможно. Нет нужды знать. Просто будьте. Знания не имеют отношения к делу, достаточно просто быть. Просто БУДЬТЕ собой.

Так что не пытайтесь найти определение для собственного существа. Это невозможно. Вы можете его проживать. Познать его нельзя. Но зачем беспокоиться о знании? Разве быть – недостаточно?

Существует глубокое сильное желание, любопытство открыть и познать все тайны. Но, когда вы движетесь внутрь, это стремление обречено на провал. Если вы движетесь наружу, это желание может быть удовлетворено – в какой-то мере. Наука может помочь, потому что о материи можно что-то узнать. Но и здесь я тоже говорю «в какой-то мере». Если вы погрузитесь глубже, то и там вам тоже предстоит встреча с неизвестным. Чем дальше вы продвигаетесь, тем менее устойчивыми становятся ваши знания. Чем глубже вы погружаетесь, тем более размытым становится все.

Один из величайших западных ученых, Эддингтон, написал в автобиографии: «Когда я только начинал, весь мир был похож на механизм. Когда я начал работать, исследовать, мир стал походить на огромный механизм, и я полагал, что когда-нибудь этот механизм будет познан».

Он думал, что существование можно разделить на две категории: известное и неизвестное. Известное: то, что мы знаем; и неизвестное: то, что мы когда-нибудь узнаем, это лишь вопрос времени.

В конце жизни Эддингтон сказал:

– Теперь жизнь кажется мне поделенной на три категории: известное, неизвестное и непознаваемое.

Это непознаваемое… Известное и неизвестное мы можем понять. Это лишь вопрос времени, когда неизвестное станет известным, потому что когда-то все известное было неизвестным. Но непознаваемое? То, что нельзя познать, что невозможно познать? С этой категорией на сцене появляется религия.

Позже Эддингтон добавил:

– Теперь, когда я смотрю на мир, он не походит на механизм. Скорее, он похож на мысль.

Это так загадочно. Если бы он прожил чуть дольше, он бы, определенно, возразил:

– Теперь он не походит даже на мысль, потому что у мысли есть структура, логика. Он похож на поэму или на песню.

Такую песню, которую по утрам поют птицы, – прекрасную, но вы не можете ничего в ней разобрать. Она восхитительна и бессмысленна. Невероятно красива, ею можно наслаждаться, но смысл? Его нет.

Таково мое понимание: пока вы не научитесь наслаждаться бессмысленным, вы никогда не станете религиозными. По моему мнению, Бог – это бессмысленная красота, окружающая вас, бессмысленная песня, которая слышна повсюду: бессмысленное бормотание ручья, бессмысленный шепот ветра, бессмысленная тишина звезд. Невероятно прекрасная, но бессмысленная. Почему я говорю бессмысленная? Потому что она непознаваема.

Вещь остается бессмысленной до тех пор, пока она не познана. Как только вы узнáете, она приобретет смысл. И я говорю вам: звезды таинственны, но они ничто в сравнении с вашим внутренним существом. Реки таинственны, но они ничто в сравнении с вашим внутренним потоком сознания. Гималаи таинственны, но они ничто в сравнении с вашими внутренними пиками экстаза.

Будьте, вместо того, чтобы знать. Мне кажется, Маркус Аврелий имеет более глубокое понимание, когда говорит: «Будьте собой!», чем Сократ с его изречением «Познай себя!» Хотя я прекрасно понимаю, что вы не можете быть собой, пока не попробуете то, что предлагает Сократ. Попытайтесь познать. Вы никогда не сможете сделать это, и постепенно отбросите свое стремление к знанию, и начнете быть. Знание – это философия, бытие – это религия.

Какой-то студент в Санта-Барбаре спросил одного из величайших христианских теологов XX столетия, Пауля Тиллиха, в конце его жизни:

– Сэр, вы читаете молитвы?

Он ответил:

– Нет, я медитирую. Но если вы спросите меня, то я отвечу: «Нет, я даже не медитирую. Я просто есть».

Молитва подразумевает двойственность: вы и Бог. Вы не можете молиться без Бога: нужен собеседник. Это зависимость. Тиллих прав. Он говорит: «Нет, я не молюсь». Ответ звучит не по-христиански, это ответ буддиста. Он говорит: «Я медитирую».

Медитация – это свобода. Свобода в том числе и от Бога, потому что не нужен даже Бог. Вы не можете молиться без Бога, потому что к кому вы будете обращаться? К кому будете поднимать свою голову? На кого будете смотреть? С кем вы будете говорить? Нужен Бог. Может, он там, а может, и нет – это не имеет значения – но для молитвы нужен Бог. Это зависимость. Без Бога тот, кто молится, мгновенно перестанет молиться. Если нет Бога, или придут известия, что он умер, или его убили или еще что-то подобное, – тот, кто молится, мгновенно остановится, отбросит свои четки и скажет: «Теперь нет смысла. К кому обращаться?»

Молитва – это зависимость. Вот в чем буддизм оказывается выше христианства. Даже если Бог умрет, это не потревожит того, кто медитирует. Он скажет: «Все в порядке. Не важно, жив Бог или нет. Я никогда этого не требовал. Я самодостаточен».

Тот, кто медитирует, медитирует в одиночестве. Но если вы спросите меня: «Вы медитируете, сэр?» Я отвечу: «Нет, я даже не медитирую. Я просто есть», – потому что медитация подразумевает какую-то деятельность. Собеседника нет, вы не находитесь в диалоге, но вы что-то делаете. Присутствует действие. И оно становится тем, другим: делающий и делание. Вы медитируете.

Медитация – это действие, вы чем-то заняты. Иногда вы медитируете, иногда не медитируете. Это не многого стóит, потому что нечто такое, что иногда есть, а иногда его нет, не может быть вашей природой. Ваша природа присутствует всегда, она не зависит ни от каких действий.