Спицы в колесе Сансары - Надежда Первухина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я совсем не против идти с тобой. Но давай прихватим еще и моих удальцов!
— Ты говоришь про пятерых разбойников?
— Именно.
— Что ж, они неплохие молодцы и могут помочь нам во внешнем мире. Только не становись отшельником. Этого мне не пережить! Я в тебе встретила своего лучшего мужчину!
— Неужели?
— Точно! Мужчины, выросшие в Шамбале, совершенно не могут ублажить женщину. Они не знают ни игры в тучку и дождик, ни танцев дракона с цилинем. Слишком целомудренны! Наш управляющий положил на меня глаз, но, когда я попробовала с ним, оказалось, что его конь совсем не умеет скакать.
— А, чертовка! Так ты не одного распробовала!
Друкчен и Мой-нян расхохотались.
Они уже оделись, выпили еще вина, и тут в створку двери постучали.
— Войдите, — сказала Мой-нян.
Вошел удалец Жуй по прозвищу Железная Крыса.
— Хозяин, хозяйка, — тихо сказал он. — Беда.
— Что случилось? — вскочила с колен Друкчена Мой-нян.
— В Изумрудных покоях кто-то убил женщину.
— Так-так, — после недолгого молчания заговорила Мой-нян. — Кто видел тело?
— Только я да еще Лей Яшмовый Таз.
— А как вас занесло в Изумрудные покои? Разве вы не должны были развлекаться с певичками?
— Мы и развлекались, госпожа. Но потом нам захотелось оправиться, и мы пошли искать отхожее место.
— И вместо этого попали в Изумрудные покои?
— Мы проходили мимо и увидели, как из-под двери течет струйка крови. Мы открыли дверь, увидели труп и сразу бросились сюда.
— Собери всех наших, — сказал, вставая, Друкчен Лею. — И идите к черному ходу. Мы вынесем тело и закопаем его.
— Господин! — сказал Лей. — В Чакравартине нет земли. Все заложено плиткой. Мы не сможем закопать тело.
— Он верно говорит, — сказала Мой-нян. — Идемте в покои. По дороге я решу, что делать с телом.
Все разбойники собрались и потихоньку пошли в Изумрудные покои. Некоторые вооружились ведрами с водой и тряпками — чтобы замыть кровь.
А крови было много.
— Все ковры испорчены, — сказала Мой-нян. Присмотрелась к голове трупа и воскликнула: — Да ведь это Золотая Госпожа!
— Что за Золотая Госпожа? — спросил Друкчен.
— Она часто навещала раба по имени Лекант и, уходя, всегда оставляла золото. Ох! Видно, он ее и убил. Он ведь непревзойденный рубщик мяса.
— Вот и нож. Мясницкий как раз.
— Дурное это дело. Вот что. Вы, удальцы, соберите все пропитанные кровью тряпки и несите на задний двор. Там их сожжете сами, никого не привлекая.
— А если нас заметят?
— Никто вас не заметит, я ручаюсь. А вы помоете пол и стены.
— Слушаемся, госпожа.
— Погодите, сейчас я призову одного человечка.
И госпожа Мой-нян вышла.
Разбойники стали скатывать окровавленные ковры. И тут один из них увидел сияющие браслеты на руках трупа.
— Погляди-ка, господин Друкчен! — сказал разбойник. — Каковы вещицы!
— Да, это настоящая красота! — воскликнул Друкчен, рассматривая браслеты. Он аккуратно снял их с рук убитой и обтер полой халата. — Это будет наш подарок госпоже Мой-нян.
— Верно, верно, — загомонили разбойники.
Друкчен спрятал браслеты в платок и положил в карман.
Вернулась Мой-нян. Она вела за собой старшего повара.
— Вот, господин, новая туша, — сказала она, указывая на труп. — Ее надо пустить на начинку для пампушек. Сможете ли вы это сделать?
— Для вас, госпожа, — сказал повар, — я пущу на начинку даже самого Будду.
Повар надел фартук, взял топор и быстро разделал останки Лалит на мелкие куски. Затем они с Мой-нян втащили в комнату из коридора большой плетеный короб и положили в него куски.
— Мясо в фарш, а кости — в кислоту, — сказала Мой-нян.
— Будет исполнено, госпожа, — сказал повар, взял короб и вышел.
Разбойники меж тем привели комнату в относительный порядок. А Друкчен вынул браслеты и сказал:
— Не побрезгуй, дорогая! Эти украшения я снял с рук убитой.
— Ах! — ахнула Мой-нян, увидев, как прекрасны браслеты. — Да хоть бы ты вытащил их из отхожего места, и тогда я не побрезговала бы ими. Они великолепны, словно сделаны для богов!
Она надела браслеты и полюбовалась тем, как они сверкают на ее запястьях.
— А тяжелые, — сказала она. — По виду не скажешь. Видно, это драгоценные камни утяжеляют их.
Вернулись разбойники, которые жгли ковры.
— Ну как вы? — спросила их Мой-нян.
— Все спалили, — отчитались удальцы. — И следа не осталось.
— Тогда я запечатаю эту комнату, — сказала Мой-нян. — Своей личной печатью. Никто сюда и носу не сунет.
Она запечатала комнату.
Друкчен сказал:
— Идемте в мой дом. Там днем мы будем прятаться от внутренних войск, а по ночам совершать свои вылазки. Дорогая, ты пойдешь с нами?
— Пока пойду, — сказала Мой-нян. — Хочу знать, придет ли к тебе принцесса Ченцэ и что она скажет. А так мне надо быть в «Озорной пташке», иначе там все придет в упадок.
— Понимаю тебя, — сказал Друкчен.
И они покинули веселое заведение.
В доме Друкчена было пустынно и тихо, когда туда пришли удальцы со своим предводителем и Мой-нян. Была глухая ночь, и, чтобы не разбудить соседей, они не стали зажигать нигде света.
— Вы, молодцы, — сказал разбойникам Друкчен, — идите на чердак и пока затаитесь там. Вот вам одеяла и подстилки. Днем посмотрим, как вас можно устроить. Второй этаж большой, и, пожалуй, мы могли бы сделать потайную комнату.
— Хорошо, господин.
— Отдохните. Скоро грядет новый день, а с ним новые заботы.
Друкчен помог разбойникам подняться на чердак, довольно просторный и прохладный, без окон. Разбойники развернули скатанные одеяла и циновки и повалились спать.
А Друкчен с Мой-нян уснули в главной спальне. Правда, Мой-нян пообещала скрыться в какой-нибудь из задних комнат, едва придет принцесса Ченцэ.
Рассвет над Шамбалой едва затлел, герои наши крепко спали, а между тем просыпались простые жители великой страны: разносчики вестей, молочницы, рабочие и животноводы. Все они спешили по своим делам и создавали тот шум, который создает большой, хорошо организованный город.
— Вести, вести! — кричал разносчик вестей. — Всего за полтора трудодня полные свежие вести перескажу я вам в точности и по правде!
— Молоко, сметана, творог! — предлагала молочница. — Всего за трудодень. У моей коровы лучшее молоко в Чакравартине!
И так далее…
Совсем рассвело, проснулись соседи Друкчена — богатые и знатные люди. Они бы с удовольствием познакомились с ним поближе, но на окнах его дома еще спущены были занавеси — это означало, что хозяин спит.
Однако Друкчен не спал. Они встали вместе с Мой-нян и принялись обследовать дом. Они обнаружили несколько комнат, в которых безо всякого труда могли спрятаться и разбойники, и сама Мой-нян.
— Отлично! — сказала хозяйка «Озорной пташки». — У тебя, милый, можно открывать новый притон. И черный ход как раз ведет в глухой, нежилой переулок.
— Главное, чтобы об этом не догадалась принцесса Ченцэ, — потер руки Друкчен.
— Не догадается, — сказала Мой-нян.
Все позавтракали, благо у Друкчена в коробах, присланных принцессой, оказалось немало еды. После завтрака разбойники снова спрятались на чердаке, а Мой-нян принялась разбирать содержимое коробов в закрытой комнате.
Время близилось к полудню, и тут Друкчен услышал звон цимбал, бой барабанов и щелканье трещоток. Этому мелодичному шуму вторили крики:
— Дорогу принцессе Ченцэ, Заре Богов, дочери императора Эли и императрицы Ен!
Друкчен метнулся в комнату Мой-нян:
— Дорогая, прячься! Кажется, сюда направляется принцесса Ченцэ.
— Хорошо, — заторопилась Мой-нян.
Друкчен не ошибся. Высокий, резной и украшенный драгоценностями паланкин принцессы остановился напротив его дома.
Друкчен вышел на крыльцо и склонился перед паланкином:
— Неужели мне суждено снова лицезреть саму божественную Ченцэ?
Занавеска паланкина отдернулась, и Ченцэ подала ему руку:
— Здравствуй, благороднорожденный! Вот я и пожаловала к тебе, как обещала. Да еще привезла кой-какие мелочи из дворца. Мой жених и родители передают тебе привет.
— Благодарю, — сказал Друкчен. Он помог принцессе выйти из паланкина и провел ее в свое жилище. — Простите, ваше высочество, у меня не прибрано. Вчера так устал, что не успел разобрать тех коробов с подарками, что вы прислали мне. Занялся этим сегодня, но слишком промедлил.
— Тебе понравились вещи, что я подарила?
— Принцесса, они совершенны. Я недостоин вашей милости.
— Полно тебе, Друкчен, манерничать со мною. Мы ведь вместе пришли из внешнего мира, вместе прошли колесо перерождений и, значит, друг другу все равно как брат и сестра.
— Я не смею…