Новеллы - Бернард Шоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миссис Эттин. Если вы позволите мне кормить его и принять на себя все заботы, я позволю вам приходить и восхищаться им когда угодно.
Клара. Рози, у вас поистине дьявольская наглость.
Миссис Эттин. Это у меня-то! Да я самый робкий человек на свете.
Клара. Но будьте осторожны. Вы думаете, что в худшем случае вас просто вышвырнут вон, как вы того заслуживаете. Но это вам ничуть не грозит. Если хотите, можете остаться к обеду: у нас сегодня обедают Имм, и Конрад, и священник. Можете прогуляться по дому, поискать Фрэнклина: он где-то здесь, дожидается, пока вы уедете. Но если вы не будете осторожны, в один прекрасный день я поймаю вас на слове. Мне ничего не стоит бросить все эти супружеские обязанности и предоставить их вам в полную собственность. А это труд не из легких как для меня, так и для всякой другой женщины.
Миссис Эттин (встает, не скрывая, что она уязвлена). Если он ждет, пока я уеду, мне лучше уехать сейчас же. (Идет к двери. Дверь распахивается перед самым ее носом, и входит Фрэнклин.)
Фрэнклин (из вежливости делает вид, будто он приятно удивлен). Как! Миссис Эттин, вы здесь! Добрый день!
Миссис Эттин. А вы разве не знали? (Оборачивается и смотрит на Клару.)
Клара. Мне пришлось сказать ей, что ты ждешь, пока она уедет, Фрэнк. Если Рози не хочет вести себя благопристойно и лгать ради любезности, пускай пеняет на себя, когда правда задевает ее больше, чем она ожидала. Люди с чувствительными мозолями не должны наступать на ноги другим.
Миссис Эттин в совершенном отчаянье вынимает носовой платок.
Сядьте, Рози, и не валяйте дурака: оставайтесь обедать.
Миссис Эттин (неловко пытаясь скрыть слезы). Мне так горько… (Она не в силах продолжать.)
Клара. Фрэнк, уведи ее в сад и заставь успокоиться. Это ты ее расстроил.
Миссис Эттин. Ах нет.
Фрэнклин. Пойдемте.
Миссис Эттин (беря его под руку). Мне так стыдно… так горько… (Выходит в сад под руку с Фрэнклином.)
Конрад. Вы одержали верх, Клара.
Клара. Смею надеяться. Я всегда одерживаю верх. Она уже не раз пыталась меня запугать и сконфузить. Вот худшее качество, какое воспитывают в женщинах: мы не приучены говорить и выслушивать правду: мы умеем только играть в кошки-мышки, и поэтому, когда кто-нибудь говорит нам правду в глаза, мы сразу теряемся и ставим себя в дурацкое положение. Рози давно затеяла со мной $ту игру и едва не свела меня с ума. Но знаю, что я стала бы делать, если бы Фрэнк не изводил меня, благодаря чему я выучилась ловчить. И тогда я стала применять ее же прием. Я могу ее обыграть в пух и прах. Когда она хочет напугать меня и кладет на стол какие-то свои карты, я выкладываю целую колоду — и свои карты, и ее, все разом; а так как козырный туе у меня, я всегда выигрываю. Она приходила сюда, как воровка, чтобы похитить у меня Фрэнка. Теперь она приходит как нищенка, и я иногда бросаю ей кусок. Вот и сейчас ей, бедняжке, брошен кусок там, в саду!
Конрад. Да, все женщины таковы; грызутся, как собаки из-за кости. А что такое мы, мужчины? Кость, из-за которой вы грызетесь. Нет уж, я ни за что не женюсь.
Клара. Еще бы! Вас вполне устраивает бывать здесь, где вам оказывают радушный прием, и вы можете ласкать детей, а ответственности никакой и расходов тоже, чего уж лучше. Вы приживальщик! (Бросает это слово ему в лицо и с презрением выходит из комнаты.)
Конрад (встает). Какое бесстыдство! Ноги моей Польше не будет в этом доме.
Имменсо. Это не выход из положения! Остаться холостяком — значит ничего не решить. Холостяк всегда либо отшельник, либо приживальщик. Женитесь, Кон. Лучше быть мужем, чем паразитом в чужой семье.
Конрад. Так или иначе, я покидаю этот дом. Честь имею.
Имменсо. Едва ли она вас отпустит. Что ж, попробуйте. Честь имею.
Конрад. А вот поглядим, как это она меня остановит. (Выходит из комнаты.)
Имменсо берет газету и начинает читать; он забирается на диван с ногами и устраивается поудобнее.
Голос Клары. Куда вы собрались, Кон?
Голос Конрада. Я покидаю этот дом и никогда больше не оскверню вашего порога — вот куда я собрался.
Голос Клары. Никуда вы не уедете, я заперла ваши вещи у вас в комнате.
Оба голоса одновременно:
Говорю вам, я ухожу. Сейчас же подавайте ключ от моей комнаты. И не думайте, что я останусь в доме, где меня в глаза обзывают нахлебником, и паразитом, и… и… и… приживалыциком! Этого я не потерплю, провалиться мне на место. Плевать я хотел на ваш дом, и на ваших детей, и на вашего разнесчастного муженька. А с меня хватит, так и знайте. На что я вам сдался, если вы считаете каждый мой кусок и каждый глоток и ревнуете, стоит мне заговорить с Сэвви. Вы ревнивы, как…
Не валяйте дурака, Кон, — вы прекрасно знаете, что сами виноваты, незачем было говорить, что мы с Рози грыземся, как собаки из-за кости. Если вы уедете, как я объясню это Фрэнку и Сэвви? Сказать им, какие гадости вы о них говорили? К тому же ради вас зажарили превосходного цыпленка; и я не могу допустить, чтобы он пропал зря. Будьте умником и не забывайте, что мы обедаем в половине восьмого, да, ровно в половине восьмого, а не в восемь, как обычно полу чается…
Голоса затихают в отдалении. Имменсо, который внимательно слушал все это, подняв голову от газеты, расплывается в улыбке; он закидывает ногу на ногу и читает до тех пор, пока священник не приходит к обеду.
Самый обед нет надобности описывать, поскольку присутствие священника положило конец семейным перекорам, нисколько не украсив общую беседу. Читавшие «Назад к Мафусаилу» помнят, что преподобный Уильям Хэслем совсем еще молод и, как он выражается, вступил на церковную стезю по воле своего отца, который дружил с викарием и учился в школе с епископом. Поскольку сейчас, в начале своей карьеры, он не верит в бога и питает только две страсти — к лаун-теннису и к Сэвви Барнабас, а также ясно сознает, что не достоин духовного сана (он сам называет себя жалким лжецом), ничто не выделяет его даже в обычном хемпстедском обществе. Рядом с такими выдающимися умами, как Чэмпернун и Барнабасы, он просто ничтожество в круглом воротнике. Никто, а тем более он сам, даже не подозревает, что ему одному в этом блестящем застолье суждено прожить триста лет и трижды принять сап епископа.
А пока за обеденным столом даже не замечают, что он при первой же возможности тихонько уходит вместе с Сэвви, и они скрываются в библиотеке, где мы застаем их на диване в объятиях друг у друга.
Хэслем. Послушайте, дорогая: но лучше ли вам сказать отцу, что мы решили пожениться?
Сэвви. Ему наплевать.
Хэслем. Но знать он все-таки должен.
Сэвви. Скажите сами, если вам так хочется. А я но полезу к нему со своими делами, ведь он даже не притворяется, будто его это интересует. А вот дядьке я не прочь сказать.
Хэслем. Но когда это будет? Пускай уж сразу узнает худшее.
Сэвви. Да когда хотите. G тех пор как они оба, дядька и папаша, окончательно помешались на этой своей выдумке о вечной жизни, здесь и вовсе никакого житья не стало. Они хотят, чтобы я десять лет носила одно платье, так как жить мне предстоит целых триста. Обещайте, что, когда мы поженимся, я не услышу больше о Творческой Эволюции.
Хэслем. Обещаю. Я не могу обойтись без Адама и Евы в своих проповедях; зато вполне могу обойтись Пои Творческой Эволюции. Да, кстати! Боюсь, что вам придется посещать церковь. Вас это не очень смущает?
Сэвви. Ничуть. Я ведь уже претерпела это в колледже. Все будет в полном порядке, Билл.
Хэслем. Я всегда управляюсь быстро; проповедь занимает у меня не больше семи минут: иначе старая леди Мамфорд приходит в бешенство.
Сэвви. А это так важно?
Хэслем. Еще бы. Благодаря ее щедрым пожертвованиям на церковь мы кое-как сводим концы с концами. А стало быть, в нашем приходе леди Мамфорд, по сути дела, олицетворяет англиканскую церковь.
Входят Фрэнклин и Конрад.
Хэслем (Фрэнклину). Кстати, сэр, считаю своим долгом довести до вашего сведения. Мы с Сэвви решили пожениться, вы, надеюсь, не возражаете?
Конрад. Ну и ну!
Хэслем. Я, конечно, понимаю, для вас это несколько неожиданно. Но дело не к спеху. Мы можем подождать.
Сэвви. Нет, не можем.
Хэслем. Я не о свадьбе, дорогая.
Фрэнклин. Вы о моем согласии, не так ли?
Хэслем. Пожалуй, что так. Ха-ха! Вот потеха!
Фрэнклин. Что ж, Сэвви: решай сама, как тебе лучше.
Конрад. Творческая Эволюция берет свое.
Сэвви (с отчаянием). Ах, дядька, забудьте об этом хоть на минутку. (Хэслему.) Давайте поженимся завтра же. Вы ведь можете сами совершить обряд?
Хэслем. Лучше я попрошу этого окаянного епископа. Дерзость, конечно, неслыханная; но, надеюсь, он будет польщен.
Входят Клара, миссис Эттин и Имменсо.
Клара. Фрэнклин, иди поиграй в бильярд. Если ты будешь сидеть здесь после обеда и разговаривать с Конрадом, у тебя расстроится пищеварение.