Красная змея - Питер Харрис

Когда Жак де Моле в сопровождении полудюжины рыцарей удалялся по одному из боковых нефов, к нему были прикованы взгляды всех придворных и прочих особ, дожидавшихся своей очереди. Этот визит вызвал волну комментариев. По Парижу ходили слухи о разногласиях между короной и орденом. Разумеется, теперь, после приема, оказанного Филиппом Четвертым предводителю тамплиеров, всем стало ясно, что это лишь злонамеренные сплетни.

Когда рыцари вышли на маленькую площадь, расположенную перед церковью, они натолкнулись на толпу, мешавшую двигаться дальше. Несмотря на то что четверг был объявлен не рыночным днем, множество людей собралось здесь, чтобы посмотреть на короля, на знатных придворных и на прочих выдающихся участников церковной церемонии.

Отряд солдат расчистил для тамплиеров коридор. Рыцари удалялись неспешным шагом, несколько высокомерно. Эти люди давали толпе понять, что они ничего не боятся. Рыцари были уверены в своем могуществе.

Когда все, кто мог бы их подслушать, остались позади, магистр заметил:

— Полагаю, никто из вас не станет сомневаться в том, что мы правильно поступили, явившись на похороны королевской невестки.

— Господин, никто из нас не был против того, чтобы присутствовать на траурной церемонии. Сомнения наши заключались вот в чем. Подобает ли нам в сложившихся обстоятельствах чересчур выказывать себя?

Де Моле посмотрел на рыцаря, шагавшего по правую руку от него. Тот был гораздо моложе магистра, мужчины лет шестидесяти, отменно сохранившегося для своего возраста.

— Похороны — не выставление себя напоказ. Это ритуал, предписываемый церковью. Участие в нем есть дело христианского милосердия.

— В этом ни у кого не возникнет сомнений, мой магистр. Однако вы ведь согласитесь со мной в том, что похороны, которые мы только что наблюдали, — это также и придворная церемония, на которую все собираются, чтобы на других посмотреть и себя показать.

— В таком случае ты должен признать, что лучше было присутствовать, дабы все болтуны и сплетники видели нас на церемонии.

— Мой магистр, мне кажется, все гораздо серьезнее. Вы не заметили, какое лицо было у канцлера?

— Ногаре всегда подчеркивал свое нерасположение к нам. Не думаю, что здесь есть повод для беспокойства. Как вы сами могли убедиться, слухи, которые о нас распускают в эти дни, не имеют под собой оснований. Все это сплетни, наговоры наших врагов, которые распространяются праздными завистниками. Вы же видели, что его величество был в высшей степени благосклонен ко мне.

Слова магистра сперва не вызвали никаких комментариев, что можно было воспринять как знак согласия. Все-таки самый молодой тамплиер поколебался несколько секунд, а потом решился высказаться:

— Простите, мой магистр, однако Филипп Четвертый — не тот человек, которому можно было бы доверять.

— Ты не должен так отзываться о короле, — одернул юношу де Моле.

— Прошу простить, мой господин.

Рыцари в молчании проследовали к замку Тампль. Так парижане окрестили массивную крепость, командорство ордена во французской столице.

Легкий ветерок постепенно превращался в яростный ураган. Выдерживать его становилось все труднее. Тамплиеры подошли к крепости, остановились и подождали, пока часовые изнутри не поднимут решетку и не откроют ворота. Несколько дней назад руководство ордена решило до крайности ужесточить меры безопасности. Когда рыцари прошли внутрь, ворота за ними немедленно были заперты.

Магистр обратился к своему молодому спутнику:

— Почему ты так отозвался о короле?

— Мой господин, мне не хотелось бы, чтобы вы вторично порицали меня за мои слова.

— Не беспокойся, я просто жду ответа на свой вопрос и хочу, чтобы ты объяснился со всей прямотой.

— Господин, всем известно, что король частенько отказывается от своих слов. Торговые люди опасаются вызовов к его управителям, в особенности к Гийому де Ногаре. От них требуют займов, которые после не оплачивают.

— Кое-что об этом известно и нам.

— Я слышал, бывают случаи, когда король и вовсе не признает существования подобных долговых обязательств. Он дает различные обещания многим рыцарям, а затем выказывает необычную забывчивость. Даже с дамами он ведет себя не по-рыцарски. Как мне дали понять, король повелел умертвить мужа одной красавицы, чтобы потом было проще добиться ее благосклонности.

— Может быть, все это лишь сплетни.

— Возможно, господин, однако мне кажется, что люди не стали бы рисковать своими шеями ради простых сплетен. Всем известно, что король повелел изгнать из страны евреев, чтобы не отдавать деньги, занятые им у банкиров, происходящих из этого народа.

Ничто из того, что рассказал молодой тамплиер, не явилось новостью для магистра. Мрачные думы, такие же черные, как и тучи, покрывшие небо над Парижем, бродили у него в голове. Лицо его приобрело пепельный оттенок.

— Какой сегодня день?

— Четверг, мой господин, двенадцатое октября.

— Есть известия от наших посланцев? — спросил де Моле у сенешаля ордена.

— Да, мой магистр. Все идет по намеченному плану.

Такой ответ немного успокоил руководителя ордена.

— Хорошо, теперь оставьте меня одного. Мне нужно о многом подумать. Если появятся новости, то вы найдете меня в часовне.

Добрая сотня тамплиеров наполняла трапезную командорства. Рыцари ужинали в молчании, слушая голос, читавший из Книги Царств.

Когда отзвучала благодарственная молитва, которой завершалась всякая трапеза, магистр попросил двух рыцарей, сидевших с ним за одним столом, сопроводить его в маленькую, небогато обставленную комнату, которую он использовал как рабочий кабинет, место для собраний и приема гостей.

С этой просьбой магистр обратился к сенешалю и недавно назначенному командору Антиохии.

— Долго я вас не задержу, но все же присаживайтесь, — указал де Моле на два простых кресла, спинки и сиденья которых представляли собой переплетение кожаных ремешков. — Я хотел бы узнать ваше мнение по поводу сложившийся ситуации.

— Что вы имеете в виду?

— Ходят упорные слухи о том, что нашему ордену угрожает опасность. Я отказываюсь верить досужим пересудам, но должен признаться в том, что растерян, дух мой подавлен, думы мои беспокойны. У нас, конечно же, имеются могущественные неприятели. После разрушения Акры многие возвышают голос против самого существования ордена, поскольку полагают, что в нас больше нет необходимости. Что вы думаете обо всем этом? Быть может, мне следует отправиться в Авиньон и испросить встречи с Папой? Или же вы считаете, что лучше ничего не предпринимать, эта буря сама по себе промчится стороной?

Первым заговорил сенешаль:

— Все мы крайне озабочены. Понятно, что Филипп Четвертый смотрит на нас недобро, в числе прочего еще и потому, что должен нам немало денег, а лучший способ избавиться от обязательств — это уничтожить заимодавцев. С евреями он это уже проделал. Однако же король ничего не сможет предпринять против нас, не заручившись одобрением Папы.

Командор Антиохии подскочил, словно на пружинах. Он заговорил и сразу же назвал Папу его мирским именем:

— Бертран де Го — только марионетка в руках короля. Еще в бытность свою архиепископом Лионским он начал угождать Филиппу Четвертому и по сию пору находится в услужении у короля, которому обязан своим избранием. Этот человек настолько несамостоятелен, что даже перенес папскую резиденцию из Рима в Авиньон. Если наша безопасность зависит от него, то мы пропали.

— Мне кажется, что в твоих словах чересчур много горячности.

— Господин, я не опираюсь на домыслы, говорю только то, что знаю наверняка. Скольких кардиналов он назначил с тех пор, как сделался Папой?

— Восьмерых? — спросил сенешаль.

— Девятерых, если быть точным. Все они французы, вассалы Филиппа. Король поймал понтифика в свои сети.

— Несмотря ни на что, я не готов поверить в то, что уже разработан план расправы с нами, — вздохнул магистр.

— Может быть, положение ордена и не является столь удручающим, — согласился сенешаль. — Однако думаю, что нам лучше оставаться начеку. По моему мнению, будет разумно перенести сокровища в другое место, более безопасное, чем подвалы этого командорства. Мы не слишком-то долго сможем сопротивляться, если — как опасаются некоторые — нас атакуют королевские солдаты.

— Невозможно и подумать об этом! Это безумие! Только сегодня утром Филипп проявил ко мне чрезвычайную любезность.

— Не доверяйте Филиппу, магистр. Его двоедушие известно всем и каждому. Мне было бы гораздо спокойнее, если бы король не выказывал подобного расположения, — возразил командор Антиохии.

— Разумеется, мы переживаем не лучшие времена, однако я почитаю лжепророками всех тех, кто предрекает всяческие катастрофы.