Наш Современник, 2005 № 02 - Журнал «Наш современник»

Так что же это такое, с позиций сегодняшнего дня, когда теория подтвердилась практикой, — таинственное «гражданское общество»?

Прежде всего отметим, что гражданское общество зиждется на нравственности контракта, предполагающего существенную выгоду сторон.

Ввиду этого нравственность христианства так же отличается от нравственности гражданского общества, как клятва Гиппократа от условий медицинской страховки. Гиппократ клялся помогать всем страждущим, а страховая медицина поможет только при наличии полиса, только при заключении выгодного и для нее контракта.

Гражданское общество возникает не само по себе. Оно рождается на руинах церкви, рыцарской доблести, родоплеменного патернализма, большого родства и т. п. Критикуя короля, Локк онтологически критикует вообще всякую власть, независимую от мирского контракта, включая сюда и власть отца над сыном.

Это общество атомарных, абсолютно одиноких и одномерных индивидов, ВЫНУЖДЕННЫХ проживать вместе, мешающих друг другу самим фактом городской тесноты, а помогающих — только на условиях размена. Чаще всего гражданское общество появляется на выходе из горнила гражданской войны (так было и в теории у Локка). В войне, «по Гоббсу», оно имело возможность на практике убедиться в бесперспективности открытого насилия людей друг над другом и волей-неволей перешло к гарантиям «коллективной безопасности» друг друга.

Эгоизм в гражданском обществе — альфа и омега. Всякая встреча — поиск выгоды. Поэтому возникает недоверчивая до патологии, шизофреническая культура составления контрактов, в которых нужно отразить все, даже непредвиденные случаи. Если в старой России бывали неграмотные купцы, доверявшие в сделках «слову купецкому» и рукопожатию («ударили по рукам» — в русской идеоматике означает — «решили дело»), то из Европы этот душок христианской доверчивости быстро выветрился.

Гражданскому обществу свойственна «презумпция злого умысла» — за правило принято считать, что все всех хотят обмануть, и по данному факту строятся размышления — как сделать, чтобы НАС не обманули ОНИ. В прицел подозрения попадает и государство — гражданское общество смотрит на него, как на прожорливого «Левиафана», и тщательно следит, чтобы государственный институт где-то не перелез через бордюрчик договорных отношений с гражданами.

Отсюда яркий признак гражданского общества — пестрая и запутанная сеть негосударственных, некоммерческих общественных организаций, которые существуют на взносы частных лиц, отслеживают отношения между своими членами, между разными организациями, между людьми и государством. Подобно тому, как когда-то в знак миролюбия обменивались заложниками, государство, присягая в честности перед гражданским обществом, передает этим некоммерческим общественным организациям часть административных и управленческих функций.

Гражданское общество — это общество без Бога, без Царя и без Отечества. Церковь в нем — одна из многих, и отнюдь не первая общественная организация. Самодержец недопустим. Отечество — по контракту. Если меня устраивают условия в ЭТОМ Отечестве — живу, а перестали устраивать или где-то предложили условия получше — расторгаю старый гражданский контракт и перехожу к новому. Поэтому открытые границы, свобода миграции — святая святых гражданского общества. Да и отмена паспортов, прописок, удостоверение личности по водительским правам — тоже его характерная черта.

Защищают Отечество, разумеется, тоже только при условии сносного обеспечения и своевременной выплаты жалования. Если где выйдет сбой в поставках, то представитель гражданского общества немедля покинет действующую армию и будет не дезертиром, а пострадавшей стороной, лицом, в отношении которого нарушили контракт. Тут же явится куча общественных организаций типа «Солдатских матерей», «Армейских дедов», «Ветеранов войны в Пошехонье» и т. п., которые ретиво и, надо думать, небескорыстно помогут своему члену отбиться от тоталитарных замашек «Левиафана».

Естественно, что и сакральный когда-то институт брака становится почвой для заключения контракта. Атомизированные разнополые (а где уже и однополые) личности, само собой, заранее подозревают друг в друге склонность обжуливать, а потому тщательно расписывают брачный контракт. Впрочем, надо думать, институт государственной (давно уже не церковной!) регистрации брака тоже скоро объявят пережитком тоталитаризма. Миллионы людей уже живут без «глупых штампиков» в «гражданском браке» (кстати, созвучие этого института гражданскому обществу, полагаю, далеко не случайно).

Отношения детей и родителей в гражданском обществе тоже все глубже и основательнее завязают в трясине контрактов, «прав сторон». Все сводится к выплатам на алиментной основе — вначале от родителей маленьким детям, а потом от взрослых детей — пожилым, нетрудоспособным родителям. Массовые сдачи детей в интернаты, а стариков — в дома престарелых (пресловутые «хосписы») на Западе уже перестали считаться чем-то предосудительным. Ведь «так всем будет лучше».

Но это, в конце концов, внутренние проблемы гражданского общества, его мрачные, но никому, кроме него, не вредящие особенности. Теперь пришла пора сказать о прямой социальной опасности гражданского общества для всех тех, кто в него не входит, для внешних или посторонних наблюдателей.

Гражданское общество, как правило, весьма агрессивно по отношению к «не-членам». Ведь с «не-членами» контракт-то не заключался, и обидеть «не-члена» — путь к выгоде без наказания! А если англосаксу со времен Гоббса и Локка внушали, что он — свинья в присутствии «дрессировщика», то англосакс должен был когда-нибудь в это поверить. И в момент, когда «дрессировщик» (гражданское общество) отворачивается, члены гражданского общества творят такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать…

Гражданское общество способствует «вторичному варварству» — это когда, пройдя через все звенья современного образования и философии, немецкий студент или британский лорд выносят из университетских стен цинизм Бэкона и нравственный кодекс Аттилы. Если волны таких «бешеных собак» захлестывают чужую страну — то и гунны позавидуют варварству, сокрытому в солдатских ранцах адептов «гражданского, правового общества».

Родина Локка в считанные годы «освободила» Северную Америку от туземцев, не входивших в пакт «коллективной безопасности» английских граждан. Она же, с томами справочников по судебному праву наперевес, ополовинила Африку, почти выморила Индию, а своих пролетариев довела до такого состояния, что гения Маркса едва хватило описать весь «правовой» и «договорный», соответствующий букве закона ужас.

В этом смысле гражданское общество наследует масонскому, а у масонов издревле была в ходу подмена понятий. Масон говорит — «человечество», и вы думаете, что это обо ВСЕХ людях — ан нет! Для масона «человечество» — члены ложи, оттого «благо человечества» — это благо членов ложи, а отнюдь не двуногих на шести континентах. Или вот слово «мир» — оно у масонов означало всего лишь ложу, замыкалось на ложе. Оттого говорит масон о мировых проблемах, о подъеме мирового благосостояния, о правах человека в мире — а имеет в виду всего-навсего проблемы, благосостояние и права человека в своей ложе, среди своих заговорщиков…

Можно с уверенностью сказать, что гражданское общество — отчасти невоплотимая химера, потому что всегда «подгрызается» сверху и снизу — со стороны верхов, которым невыгоден твердый контракт со слабыми, и со стороны низов, где происходит спонтанный социал-дарвинистский процесс, процесс «выталкивания» в «лишние люди» тех, без кого контрактная система вполне в состоянии обходиться.

Геноцид — как систематическое и продуманное истребление части населения — в рамках гражданского общества производят не тираны и генералы, а непосредственно само гражданское население, без науськиваний и провоцирования со стороны верхов. Контрактная нравственность, опирающаяся на выгоду и целесообразность, порождает соблазн избавиться от «слабого звена». «Кто тянет команду назад?» — бойко спрашивает зловещая телевизионщица наших дней. А потом подмигивает и говорит: «Это всего лишь игра». Нет, это не игра. Это гражданское общество. Общество, объединенное совместным преследованием частной выгоды и готовое растерзать тех, кто медлителен в этом процессе.

Член гражданского общества позволяет и даже требует не оплачивать слабых и лишних, дублирующих какой-либо процесс, вотирует истребление тех, без кого можно комфортно прожить. Без персоналий палача, общими усилиями «всех и никого» возникает оптимизаторский заговор социализированных против маргиналов.

Это следствие принципов сложения гражданского общества — лишенной всякой органики цельно-механической конструкции. «Люди-винтики», которых можно заменить из комплекта запчастей, — упрек, обычно адресуемый Сталину гражданским обществом, — это подтверждение старой истины о воре, громче всех орущем «держи вора!». Сталин скорее видел в ряде людей метастазы социальных опухолей, которые и вырезал, «ничтоже сумняшеся». Тоже радости мало, но, по крайней мере, органично. В традиционном обществе, каким было и сталинское, часть никогда не бунтует против целостности и никогда не выпячивает себя вперед целого. Частичное, частное — знают свое место, и общее никогда не приносится им в жертву. Да и не могут в принципе быть у печени какие-то «особые», противоположные всему организму интересы.